Дети восточного ветра

Дади продолжала драться с Фаридином, ведь и он для неё был единственных достойным соперником, хотя и заметно сдала позиции. Отныне их поединки были лишены азарта, они лишь механически оттачивали навыки. Череда безрадостных дней была наполнена только учебой, тренировками и тщетными попытками узнать больше о состоянии настоятеля никого об этом не спрашивая.

Но монастырь был тесен. Все, сказанное вслух вне закрытых кабинетов, рано или поздно долетало до каждого здешнего уха. Так и весть о том, что настоятель впал в бардо наконец вырвалась наружу.

В тот день Фаридин впервые позволил чистой ярости вмешаться в тренировку, едва не покалечив соперницу. Дади уже давно терзало желание что-то сделать для настоятеля, но об стену её опыта поездки в Барнол-Шесть разбивались любые идеи. И вот, поддавшись отчаянию, Дади наконец увидела выход. И выход до смешного простой — если настоятель страдает от Недуга, то помочь ему может то, что помогает и ей.

Она тотчас отправилась к смотрителям и изложила свою идею. Нужно было просто подключить настоятеля к системе подавления Недуга, созданной для Дади. Чутье подсказывало ей, что это слишком просто, и она оказалась права. Это могло бы помочь, но к этой системе имели доступ лишь два человека во всей Экумене — Андж и его подопечная. Но только один из них знал, как ей управлять, и вестей от него все ещё не было.

Вернувшись в жилище она погрузилась в свой уголок Сети. Девушка потянулась к узлу системы подавления Недуга, с которым была связана, и раскрыла его. Перед ней развернулся хаотичный на первый взгляд калейдоскоп золотых и рубиновых узоров. Но в спиральных и круговых траекториях этих информационных тел была заложена непостижимая обычным умом математика. И Дади сама была переменной в этих уравнениях.

Узлы данных пришли в движение, закручиваясь вокруг некой оси, и приобретая вид золотого ока с красной радужкой, неусыпно наблюдающим за Дади. Девушка призвала пару призраков и начала пробовать свои полномочия. В конце концов ей не нужно было ничем управлять, только поделиться своей защитой с ещё одним человеком.

И удача ей улыбнулась — её власти над этой системой для этого хватало как раз.

*******

Монах-медик, которому выпала очередь присматривать за Оргуном, вошел в палату и собрался провести рутинные процедуры — снять показания с приборов, заменить капельницу с питательным раствором и прочее. Когда он приготовился сделать массаж от пролежней, настоятель открыл глаза и прохрипел одно единственное слово:

— Нет…

*******

Дади не знала остальных двух имен Оргуна, но монастырской сети это имя встречалось лишь один раз, Призракам системы подавления большего было не нужно. Девушка подготовила все необходимые команды, оставалось только собраться с духом и приказать их выполнить.

И приказ был отдан. Система пришла в движение, сердце девушки начало биться втрое чаще. Девушка пыталась унять волнение, но это становилось сложнее с каждым ответом системы. Спустя несколько секунд всё остановилось. И к Дади пришла радость, ведь система приняла новую переменную настоятеля. Даже глаз её почти не беспокоил, ведь далеко тянуться ей в этот раз не пришлось.

Дади позволила себе улыбнуться. В первый раз за многие прошедшие дни. И в последний на долгие грядущие годы.

*******

Настоятель попытался встать, но за несколько неподвижных дней его тело утратило такую возможность. Сил хватило только сказать:

— Отключай…

— Что? — спросил монах. — Или кого?

— Всё… всех…

*******

Крохотный узелок, созданный для настоятеля, едва заметно ощетинился нитями, другие концы которых уходили вовне, к другим людям, другим системам. Дади не понимала, что это означает. Она вообще не ожидала, что такое случится.

Сидя в своей комнате, в полном одиночестве и погрузившись в сеть, девушка не видела, как многие монахи сейчас открыли свою связь, обеспокоенные странным сигналом. Не видела она и как некоторые из их воспитанников делали то же самое.

Дади продолжала рассматривать странный узел. Одна из его нитей была толще, чтобы пропустить больше данных. Уже догадавшись куда ведут остальные, она решила проверить эту. Нить вела напрямую к Сердцу, поддерживающему жизнь в монастыре.

*******

Настоятель пытался сказать что-то ещё. Он мог бы прокричать свое предупреждение внутренним голосом в каждую голову, если бы Недуг не лишил его возможности использовать Связь. Но монах-медик в его палате уже ощутил неладное.

— Не смей… — прохрипел Оргун, — отключай…

*******

Дади заметила и ещё одну необычную нить. Она появилась последней, спустя несколько секунд после остальных. И вела эта нить прямо к ней. Девушка похолодела, ведь и этого тоже не должно было произойти. Она судорожно пыталась понять, что же она упустила, почему возникла эта Связь. Но в этом уже не было смысла — нить, соединяющая её с настоятелем стала стремительно краснеть.

*******

Медик начал понимать тревогу и отключать от монастырской сети все, что мог. Увидев это Оргун удовлетворенно кивнул. Собрав последние крохи своих сил, настоятель потянулся к собственно уголку Сети. Недуг не давал ему полноценно пользоваться Связью, по этому оставалось лишь разорвать столько нитей, на сколько хватит сил и времени.

Фаридин стоял напротив болванчика для тренировок, с мечом в руках и в боевой стойке. Он уже приготовился нанести удар, как почувствовал странное через Связь. Он открыл её, странный сигнал от монастырской сети требовал внимания, но юноша его проигнорировал. Нити, связывающей его с дедушкой, на своем месте почему-то не было.

*******

Дади мчалась со всех ног. Игнорируя все вокруг, она просто бежала. По короткой улице. По монастырской площади. Через двери и коридоры лазарета. К дверям палаты настоятеля. И когда ноги почти донесли её до двери, девушку догнал Фаридин.

Из палаты вышел монах в оранжево-черных одеждах. И он уже открыл рот, чтобы произнести свои черные вести. Но смог только покачать головой и уйти.

Дети остались наедине друг с другом. На глаза обоих наворачивались слезы. Под грузом печали у Дади начали трястись колени. От ярости Фари сжал кулаки. Девушка уже привыкла к недоброжелательным взглядам своих братьев, сестер и старших товарищей. Но впервые она видела такой искренний, такой чистый гнев, до капли предназначенный ей одной. И обжигал он втройне сильнее от того, что это был гнев её единственного друга.

Фаридин бросил свой кулак в выверенном, машинальном ударе. Дади столь же рефлекторно он него уклонилась. Но к её лицу уже летел второй кулак. Девушка закрылась от него, но удар отбросил её к стене. Инстинкты и навыки бойца заставляли девушку сопротивляться. Она была не против упасть ничком и принять столько избиений, на сколько у юноши хватило бы сил и совести, но и в ней взыграл требующий выхода гнев — гнев на саму себя.

Фари попытался схватить противницу за волосы. Дади извернулась и ударила локтем в пах. Юноша обхватил её руками и навалился всем весом, приложив врага об стену. Девушка смогла его повалить, рухнув вместе с ним на пол. У обоих оказались свободны руки, и оба смогли приложить друг друга по лицу, окропив кровью пол и стену.

Не было ни правил, ни защиты, ни азарта, ни желания помериться мастерством. Только брат и сестра, причиняющие друг другу боль в пустом коридоре.

*******

Дади не торопилась открывать глаза. Она и так знала, что лежит в лазарете, и любое движение, даже самое незначительное, отзывалось болью в лице, украшенном синяками и рассечениями. В этот раз она услышала незнакомый свистящий звук в другом конце палаты — Фаридин пытался дышать сломанным носом, то и дела тихо постанывая от боли и всхлипывая. Но девушка предпочла остаться в темноте за сомкнутыми веками, игнорируя все вокруг. Даже наполнивший палату знакомый сладковатый запах, по которому она уже соскучилась, не побудил её взглянуть на вернувшегося учителя.

Андж сидел у стены скрестив ноги и руки и не скрывая грусти на своем лице.

— Просыпайтесь, дети, уже утро, — старый монах говорил тихо, в голосе его не звучало привычной силы, — вылезайте из-под одеял и сядьте передо мной.

Фари подчинился. С трудом, стонами и ворчанием он смог опуститься перед монахом на твердый пол. Но Дади даже не пошевелилась.

— Как же до этого дошло? — спросил Андж. Он посмотрел в окно, Фаридин посмотрел на девушку и ответил.

— Она…

— Виновата во всем? — закончил за юношу старый монах.

— Да. Она — ходячее бедствие.

— И в чем это проявляется? — мягко спросил монах. — В желании поделиться своей защитой с другим? Защитой, которую я создал, и я же не завершил? Которую пришлось создавать, только потому, что я принес беспомощного ребенка сюда?

С каждым вопросом юноша все больше погружался в замешательство, совершенно не понимая, к чему эти вопросы подводили.

— Дитя, за каждый её поступок, продиктованный моей опекой или направленным моими уроками, я столь же в ответе, сколько и она, с чем уже согласны и смотрители. И мы здесь не одни, Фаридин. Многие решения многих людей сложились друг с другом, дав такой результат. Решения, на которые мы не хотели и не пытались влиять. Но мы все зачастую связаны теснее, чем готовы признать. Даже настоятель Оргун на своем смертном одре успел внести свой весомый вклад в спасение воспитанников. Чем обрек монастырь на гибель.

Юноша посмотрел на монаха не понимающе.

— Первым, с кем Оргун разорвал связь, был ты, дитя. Он бросил все силы на то, чтобы первым делом спасти внука. Достойный поступок достойного человека, последним выбором в жизни которого стала любовь. Но теми мгновениями, которыми он заплатил твое здоровье, он мог выкупить здоровье монастырского Сердца. Да, он не успел разорвать с ним Связь. Не успел на доли секунды.

Фари начал дышать гораздо тяжелее, его нос засвистел особенно громко и мерзко. Но юноша так и не нашелся с ответом.

— Да. Решение, ставшее последней каплей приняла твоя сестра. И как её теперь наказать? Какое наказание сможет причинить ей больше страдания, чем она сама? — монах тяжело вздохнул и наклонился немного вперед. — Мы все виноваты. Ты, она, я. И все будем нести этот груз. Груз, который поймем только мы, и только мы сможем облегчить эту ношу друг для друга. А значит нужно принять решение. Вы поможете друг другу нести это бремя или пойдете по одиночке, сгибаясь под его весом?

Обдумывая услышанное, Фаридин какое-то время молчал. Тем времен Андж поднялся на ноги и подошел к койке Дади. Она все ещё отказывался открывать глаза и Монах поговорил с ней через связь, после чего ушел.

Дади не проронила ни слова, но позволила себе заплакать. Фари пытался думать, не давая скорби подпитывать гнев. А старый монах разрешил себе до рассвета не чувствовать ничего.