Клич войны

‘И это была та самая Ева, которую я видела сегодня?’

‘Действительно, это была она. И угадайте, кто был белый охотник, выступающий в качестве проводника немцев?’

- Боже мой, это был Леон Кортни?’

‘То же самое. Как бы то ни было, Ева и промышленник – по-видимому, он был абсолютной картиной задиристого, пуленепробиваемого Гунна – вернулись в Германию, и на этом все закончилось. Но потом, действительно очень скоро после начала войны, она таинственным образом вернулась в Кению, спустившись на парашюте с гигантского дирижабля.’

‘О, не надо! Это слишком необычно!" - Амелия рассмеялась.

‘Что ж, такова история, и я слышала ее от многих людей, которые были здесь в то время, чтобы поверить в нее. Судя по всему, дирижабль совершил аварийную посадку в самом сердце Масайланда. И он был сбит ...?- Идина сделала паузу, поддразнивая его.

- Нет! Только не говори мне! Опять не Леон?’

- Совершенно верно ... и из-под обломков, красивая, как картинка, и свежая, как маргаритка, выходит прелестная Ева и падает, теряя сознание, в его объятия!’

‘Счастливая девушка. Я бы с радостью упала в его объятия прямо сейчас, если бы он взял меня.’

‘Ну, он этого не сделает, так что тебе просто придется найти другого мужчину, чтобы упасть в обморок!’

‘Ты уверена?- Спросила Амелия, слегка нахмурив фарфоровый лоб. ‘Это действительно очень плохо - сдаваться без боя. В конце концов, Леон не только богат, но и божественно красив. Лусима, должно быть, одно из самых больших поместий в стране.’

‘Он заплатил наличными за землю, - сказала Идина. - Полмиллиона фунтов за сто двадцать тысяч акров, и ему не пришлось занимать ни пенни. Я знаю это совершенно точно, потому что слышала об этом от парня, который проводил распродажу.’

- Полмиллиона? Наличными?- Ахнула Амелия.

‘Абсолютно. Однажды я набралась смелости спросить Леона, откуда у него деньги, но он был очень застенчив. Сначала он описал это как” военные репарации", а затем сказал, что это плата за различные патенты, принадлежавшие отцу Евы.’

- Возможно, он гангстер, и все это - доходы от его злодеяний!- взволнованно воскликнула Амелия. ‘Мне нравится идея быть ... как это называется? - молл гангстера.’

- Не сомневаюсь, Даки, но кем бы он ни был, Леон Кортни не преступник. Я думаю, что это как-то связано с войной. Глаза Идины вдруг озорно блеснули. - Вот что я тебе скажу, дорогая, я брошу тебе вызов. Я собираюсь изменить место, которое я планировала для обеденного стола сегодня вечером, и посадить тебя рядом с Леоном. Если ты сумеешь выяснить, где он раздобыл свое золото, к тому времени как мы уйдем, оставив мужчин с их бренди и сигарами, я буду очень впечатлена.’

- Готово! - сказала достопочтенная Амелия. ‘И я также соблазню его, только ты смотри на меня, жена или нет жены.’

Идина выгнула бровь и закончила их небольшую беседу: "Ну-ну, дорогая, давай не будем жадничать.’

Благодаря совместным усилиям Идины Хэй и ее грозной экономки Мари кухонный персонал в Слейне был обучен готовить блюда французской кухни, которые не посрамили бы обеденного стола замка на Луаре. Вино, которое, как известно, трудно поддерживать в хорошем состоянии в тропиках, было столь же высокого качества. Леон уже давно научился мерить шагами себя, когда пьет на высоте, но сидевшая рядом с ним женщина, представившаяся Амелией Кори-Портер, казалось, была полна решимости влить ему в глотку как можно больше кларета "Премьер Крю". Она была достаточно привлекательна, в очевидном, неинтересном смысле, и покрыта слишком большим количеством косметики, на его вкус. Кроме того, она явно намеревалась что-то от него получить, но Леон еще не был уверен, что именно.

Сначала он подумал, что она флиртует, потому что все, что он знал о женщинах, говорило ему, что если он сделает ей предложение, она с радостью согласится. Но когда закуска из утиных грудок конфи, поданная с салатом из овощей из собственного сада Слейнса, уступила место превосходным стейкам антрекот, поданным в перечном соусе, он понял, что Амелия не охотилась за его телом – или, по крайней мере, не в этот конкретный момент – а вместо этого искала информацию. Конечно, проявлять интерес к своим спутникам по столу - это хорошая манера, и любая женщина, хоть немного соображающая, знает, как заставить мужчину почувствовать себя самым мудрым, самым обаятельным и остроумным парнем, которого она когда-либо встречала. Но Амелия не льстила ему, а только допрашивала, прокладывая себе путь в его жизни и все более углубляясь в расспросы. Его военная служба, казалось, представляла для нее особый интерес. Леон сделал все возможное, чтобы обмануть ее, сказав, что он никогда не говорил о войне, добавив, что по его опыту любой человек, который это делал, был хвастуном, который почти наверняка лгал. - Если, конечно, он не поэт, - добавил он, надеясь, что она, как и многие молодые идеалистки, отвлечется мыслями об Уилфреде Оуэне, Зигфриде Сассуне и других Бардах войны.

Амелия, однако, ни на секунду не отвлеклась. Она была похожа на терьера, у которого в ноздрях пахнет особенно сочным кроликом. ‘Я слышала невероятную историю о том, как вы в одиночку сбили гигантский дирижабль. Скажите, это звучит так смело, неужели это правда?’

‘Мне это кажется совершенно невероятным, - сказал Леон. - Чертовски трудно сбить дирижабль, спросите любого пилота. А теперь я слишком много болтаю. Вы должны рассказать мне все, что происходит в Лондоне, что нового и интересного и так далее. Ева будет в восторге, если я передам ей какие-нибудь новости из дома.’

Леон говорил правду, до определенного момента. Сбить дирижабль пулеметным огнем действительно было чрезвычайно трудно, и это была одна из причин, почему он никогда не делал ничего подобного. И Еве действительно хотелось бы услышать о последних новинках в одежде, пьесах, романах и музыке, которые очаровывали лондонское общество.

Амелия, однако, не испытывала ничего подобного. - Да кому какое дело до дурацких платьев и еще более глупых книг? Я хочу услышать об этом дирижабле.’

Леон вздохнул. Это была не та тема, которую он собирался обсуждать, но как он мог избежать стальных объятий этой женщины, не будучи непростительно грубым? Он как раз обдумывал свой следующий шаг, когда услышал мужской голос, явно несколько хуже для вина, кричащий через стол.

- Послушай, Кортни, это правда, что у тебя есть кровный брат Масаи?’

Голос принадлежал новичку в Кении, который называл себя Квентином де Ланси и обладал манерами человека из высшего общества, хотя внешность его была далека от благородства. Он был полноват и склонен к покраснению и сильному потоотделению на жаре, из-за чего его редкие рыжевато-каштановые волосы влажными прядями лежали на бледной дряблой коже.

‘Что-то в этом роде, - уклончиво ответил Леон.

Когда он был девятнадцатилетним младшим лейтенантом третьего батальона Королевских африканских стрелков, его взводным сержантом был Масаи по имени Маниоро. Леон спас Маниоро жизнь в бою, и когда Леон был отдан под трибунал по сфабрикованному обвинению в трусости и дезертирстве, именно показания Маниоро спасли ему жизнь. Не было на свете человека, чью дружбу он ценил бы так высоко.

‘А имя енота? Бонго - что-то такое, вот что я слышал.- Несколько человек улыбнулись, одна из женщин захихикала. - Бонго из Бонго-Бонго-ленд, что?- добавил де Ланси, явно восхищенный собственным остроумием рапириста.

‘Меня звали М'Бого, - сказал Леон, и более мудрый или более трезвый человек, чем де Ланси, мог бы услышать нотки сдерживаемого гнева в его голосе.

‘Я спрашиваю, что это за имя?- настаивал де Ланси.

‘Это имя великого быка-буйвола. Он олицетворяет силу и боевой дух. Я считаю для себя честью получить его.’

Опять же, нужно быть дураком, чтобы не прислушаться к предостережению, содержащемуся в слове "сила и боевой дух", и снова де Ланси остался глух к нему. -Ну-ну, Кортни, - сказал он так, словно был голосом разума, а Леон-обыкновенным дураком. - ‘Я полагаю, что с этими людьми все в порядке, но давайте не будем притворяться, что они не более чем низшая раса. Один мой знакомый несколько месяцев назад был на севере, искал хорошее место, чтобы заняться сельским хозяйством. Остановившись на ночлег, он повесил рядом с палаткой керосиновую лампу. Следующее, что он помнил, было полдюжины ниггеров, выходящих из кустов, абсолютно голых, если не считать этих красных плащей, которые они носят.’

‘Это называется шука, - сказал Леон.

Глаза Амелии Кори-Портер, сидевшей рядом с ним, расширились, и она дышала чуть тяжелее, чувствуя, что мужчина рядом с ней готовится навязать свою власть, возможно, силой.

- Да, ну, как бы это ни называлось, бедняга был просто в ужасе, прямо в коричневых брюках, - сказал де Ланси. - Оказалось, негры просто хотели посидеть у его палатки, петухи тихонько покачивались на ветру, глазели на свет – мой приятель не знал, куда смотреть! Они никогда не видели ничего подобного, думали, что это звезда, запертая в бутылке.’

Леон осознал, что сжимает салфетку в правом кулаке, и увидел признаки неминуемого взрыва. "Держи себя в руках", - подумал он. Сосчитай до десяти. Нет смысла выставлять себя напоказ из-за одного болтливого идиота.

Он сознательно расслабил свое тело, к большому разочарованию Амелии, когда она почувствовала, что ее собственное предвкушение спадает.

‘Это правда, что первый взгляд на белого человека и его пожитки вызывает удивление, - сказал Леон как можно более глухо, надеясь закрыть эту тему и двигаться дальше.

‘Ну конечно, - сказал де Ланси, которому тоже не терпелось продлить волнующее ощущение того, что он находится в центре всеобщего внимания. - Эти люди не создали ничего, что хоть отдаленно можно было бы назвать цивилизацией.’

Леон нетерпеливо вздохнул. Черт возьми! Мне просто нужно поставить этого шута на место.

- У масаи нет ни небоскребов, ни самолетов, ни телефонов, это правда. Но они знают вещи, которые мы не можем даже начать понимать.’

- Тогда продолжайте, что за дела?’

‘Даже ребенок Масаи может целыми днями выслеживать бродячего зверя на открытой местности, - сказал Леон. - Они заметят слабые очертания следа слона на участке твердой, как камень, земли, где вы или я не увидели бы ничего, кроме грязи и камней, и точно определят животное, которому принадлежит отпечаток. Если солдаты Масаи, которыми я когда-то имел честь командовать, наткнутся на след вторгшегося военного отряда из другого племени, они сразу же узнают количество людей в отряде, время, прошедшее с тех пор, как они прошли, и место назначения, к которому они направлялись. И если вы сомневаетесь в способности африканского мозга, де Ланси, ответьте мне вот на что: на скольких языках вы говорите?’

- Спасибо, Кортни, я всегда находил английский короля вполне подходящим.’

- Значит, вы двое отстаете от огромного количества африканцев, которые говорят на трех языках, как само собой разумеющееся: на языке их племени; на языке франка, на котором говорят все в стране, частью которой является их племя; и на языке их колониальных хозяев. Так что тот самый масаи, который зовет меня М'Бого, вырос на языке Масаи. В молодости он поступил в Королевскую африканскую стрелковую школу, где солдаты говорили на Кисвахили, которым он быстро овладел. В последние годы он стал свободно владеть английским языком. Эти люди не ниггеры и не еноты, как вы их называете. Это гордая, благородная, воинственная раса, которая пасет свой скот на этих землях с незапамятных времен, и в своем собственном окружении они полностью соответствуют нам.’