Беззащитные гиганты

— А чего ж, попробуем, — согласился я. — Вроде особого риска в этом нет, но я не представляю, как ему до сих пор не пришло в голову: если мы всего лишь туристы, зачем мы всё это снимаем?

Держа потайной микрофон, Десмонд тихо произнес:

— Итак, перед нами косторезная фабрика — одна из тех, что, по мнению некоторых, закрылись в Дубае. Пройдем по ней и покажем, что мы обнаружим.

Он зашагал, а я последовал за ним, непрерывно снимая.

— Вот здесь кухня производства, — продолжил он. — Вот мешки, а в мешках, — он подошел к одному из них и развязал его, — обрезки кости, которые будут подвергнуты обработке в соседней комнате.

Всё складывалось для нас как нельзя лучше, и когда я закончил съемку, а Дес — комментарий, я до того осмелел, что решил сходить к машине за фотоаппаратом. Но, шагая через цех, я заметил китайца, идущего по улице в направлении фабрики. Когда он приблизился, я узнал в нем менеджера компании «Белон Трейдинг» — мне не раз случалось видеть его прежде, когда я наблюдал за воротами фабрики из машины.

Я опрометью бросился назад на фабрику.

— Начальство идет! — предупредил я Деса. Но было уже поздно.

Увидев нас, менеджер сдержал свой шаг.

— Эй, вы что здесь делаете? — крикнул он, уставившись на видеокамеру в руках Десмонда и на мой фотоаппарат.

— А, привет! Да вот искали клуб здоровья, — сказал Дес с самой невинной улыбкой, — но здесь у вас так интересно!

— Мы туристы, — добавил я.

Хотите верьте, хотите нет, но менеджер поверил этой байке и пригласил нас подняться по лестнице и посмотреть цельные бивни. Даже назвал свое имя — Симон Ли.

— Некоторые из этих бивней в плохом состоянии, — как бы извиняясь, пожаловался он. — Они испорчены песком и водой, потому что их зарывали в африканском лесу.

Когда мы стали допытываться, то вытянули из него признание, что некоторые из них добыты браконьерами.

— Что вы сейчас выпускаете на фабрике? — спросил Дес, не выпуская из рук потайного микрофона, в то время, как я снимал видеокамерой.

— Здесь мы делаем только полуфабрикаты. Конечный продукт производится на другой фабрике, — сказал он, по-видимому, несколько сконфузясь.

Я понял, на что он намекает. Беспокоило только, дошло ли это до Деса. Но тревога оказалась напрасной.

— А где это? — спросил Дес.

— Может, в Гонконге, может, в Тайване, — ответил менеджер.

Вот это и было тем инкриминирующим признанием, которого мы добивались. Это заставит США принять меры против Гонконга.

Возможно, поняв, что сболтнул лишнего, Симон Ли неожиданно стал осторожнее.

— Это нужно только вам? — забеспокоился он.

Я сцепил руки за спиной.

— Да не волнуйтесь вы! Мы всего лишь туристы, — заверил я нашего собеседника. * * *

— Для начала неплохо, — сказал Дес, когда мы заказали обед в отеле «Хилтон». Мы только что просмотрели отснятый материал и нашли его потрясающим.

— Ну, теперь после обеда съездим к нашему старому другу Пуну, и домой, — сказал Дес. — Мне надо подготовить сюжет о Танзании к концу недели, чтобы на следующей же неделе дать его в эфир.

Между тем было уже начало мая, и именно в эти дни важно было запустить кампанию на всю катушку.

…Я подрулил к зданию аджманского муниципалитета, еще не зная, что мы там найдем. Хотя сцен, что мы наснимали утром, уже достаточно для успешной телепередачи, съемка в Аджмане послужит лучшим дополнением к материалу, снятому в Джебель-Али, потому что и то и другое является частью империи Пуна. Нашей целью на вторую половину дня было добыть материал, который усилил бы обвинительный акт против Пуна.

Я поставил машину туда, откуда можно было вести наблюдение за Жемчужной мастерской и соседними фабриками. На сей раз одно из металлических жалюзи было полуоткрыто, так что мы могли наблюдать за ходящими внутри людьми. Несмотря на все наши прошлогодние вторжения, было похоже на то, что на фабриках ныне еще меньше бдительности, чем тогда.

Со времени моего последнего посещения было пущено еще несколько цехов; у одного из них стоял большой грузовик с контейнерами.

— Взгляни, Дес, — сказал я. — Или они забирают сырье, или грузят полуфабрикаты для отправки в Гонконг. Снять это было бы слишком большой наглостью. Поедем-ка к другим фабрикам на окраинах Аджмана и посмотрим, что там происходит.

Но когда мы туда приехали, все жалюзи были тщательно закрыты, хотя доносившийся изнутри шум говорил о том, что Аджманская национальная фабрика ремесел функционирует по-прежнему. Пробраться внутрь представлялось непросто.

— Ну что ж, начнем с этой, — сказал Дес. — Откроем дверь и попросим кого-нибудь из начальства.

Но все же мы вернулись к Жемчужной мастерской и обнаружили, что вокруг нее жизнь бьет полным ключом. Мы просидели в машине битый час, по очереди снимая китайцев, возящихся с ящиками.

— О’кей, — наконец сказал Дес. — Ну что, вылезем и скажем здрасьте?

Я включил видеокамеру и усмехнулся ему.

— Как скажешь.

Я заклеил черной лентой красный огонек, так что единственным, что могло выдать, что она работает, могла самонаводящаяся фокусировка. Опустив ее вниз и держа у бока, я вылез из машины, едва не задохнувшись в знойном аджманском воздухе, и последовал за Десом к полуоткрытым жалюзи.

— Взгляни, можно ли отсюда снять резчиков, — тихо сказал Дес.

Незаметным движением я сунул камеру под жалюзи. И тут же к нам выскочил чем-то обеспокоенный китаец и забормотал что-то на кантонском наречии.

— Нам нужен владелец фабрики, — ледяным голосом произнес Дес.

— Владелец? — с сомнением повторил китаец.

— Ну, начальник, — кивнул Дес.

— Мистер Пун?

— Именно мистер Пун, — улыбнулся Дес.

Китаец, которого мы вроде убедили в законности нашей просьбы, повел нас через дорогу и вдоль рядов цехов к тому самому помещению, которое мы со Сьюзи снимали много недель назад. Теперь было ясно, что весь этот ряд занят производствами Пуна.

— Подождите, — сказал китаец и зашел в цех.

Через несколько мгновений он вернулся в сопровождении того самого человека, которого я видел за рулем белого «БМВ» в свою последнюю поездку. Джорджу Пуну перевалило за тридцать; он был весьма упитан и одет в дорогие с виду широкие брюки и голубую рубашку. Он опасливо поглядывал на нас.

Дес решительным шагом выступил вперед.

— Мистер Пун! Я из Независимой телекомпании новостей в Лондоне. Нам известно, что здесь у вас имеются фабрики по обработке слоновой кости.

Джордж Пун вытаращил глаза на него, озадаченный, как оценить ситуацию.

— Мы желаем произвести съемки внутри помещения фабрики, — продолжал Дес.

Последовала краткая пауза. Вдруг Пун залопотал нам что-то по-кантонски. Мы решительно смотрели на него. Вдруг поток слов на мгновение захлебнулся, и в глазах Пуна вспыхнул звериный блеск.

— Нет англиски! Вы говорить по-китайски? — сказал он.

— Позвольте задать вам вопрос о фабриках, находящихся здесь у вас, — повторил Дес.

В ответ Пун повернулся к нам спиной и заковылял к тому цеху, где были полуоткрытые жалюзи. С нашей точки зрения, лучшего кадра для интервью было не найти. Пун скажет сам за себя, показав спину многомиллионной аудитории телезрителей. Я наклонился, чтобы проверить работу видеокамеры, затем еще раз. Мое сердце разрывалось при мысли, как бы не сорвалось. Характер звука, исходящего от видеокамеры, говорил о том, что ничего из съемки не получится. Шепча проклятия, я осторожным движением перефокусировал объектив на широкий угол — только так можно было поймать в объектив Пуна, не пользуясь видоискателем. Я навел объектив Пуну в спину, моля Бога, чтобы он, наконец, повернулся ко мне лицом. Десмонд побежал за Пуном вслед, пытаясь приставать к нему с вопросами, но тот ничего не отвечал.

Дойдя, наконец, до полуоткрытых жалюзи, Пун что-то завизжал по-кантонски, и жалюзи немедленно закрылись.

— Мы знаем, что вы проводите операции со слоновой костью, — настаивал Дес.

К моей радости, Пун наконец-то повернулся лицом к видеокамере, подрагивая плечами и мотая головой с кислой гримасой на лице. Он подошел ко мне так близко, что мне пришлось бы поднять камеру, чтобы запечатлеть его. Но все это было не важно. Я заснял его. Десмонд теребил Пуна за руку, пытаясь разговорить, но тот по-прежнему только тряс головой и безразлично пожимал плечами с неизменно кислой улыбкой на лице.

Мы отошли в направлении нашей машины, чтобы запечатлеть Пуна во весь рост на фоне новехонькой вывески «Жемчужная мастерская» — этот кадр как нельзя лучше состыковался с другими сценами, снятыми в Аджмане. Бедняга Пун, доведенный до ручки, погнался за нами, пока не соединился по ту сторону дороги с группой рабочих, сбежавшихся на его крики.

— Теперь я хочу снять контейнер, — сообщил я Десу.

— Прекрасная мысль, — кивнул он, — думаю, большего мы не получим. Он не идет на контакт. Он прекрасно понял, к чему я клоню.

В первый раз я поднял камеру на уровень глаз и задержал на несколько секунд на контейнере, стоящем на грузовике. Позади, где-то в тридцати футах от нас, стоял бедняга Пун, уже успокоившийся и, более того, наслаждавшийся тем, как он пресек наши попытки ворваться в его владения. Я навел камеру в упор на него.

Реакция была — драматичней не придумаешь.

— Не снимайт филм обо мне, не снимайт филм! — заорал он — уже по-английски…

Мы с Десом обменялись взглядами и поняли друг друга: пора смываться.

— Отдайт филм! — завопил он и бросился на нас. — Вы не имейт права! Отдайт филм!

Когда мы добрались до машины, я повернулся к нему лицом.

— Ну, я же кончил! — крикнул я в ответ и бросил камеру на заднее сиденье. Тем временем Дес вскочил на переднее пассажирское. Пун уже нагнал меня, когда я садился в машину, и прежде чем я успел захлопнуть дверцу, он вцепился и повис на ней, как мартышка.

— Отдайт камеру! — вопил он.

Задние дверцы были заперты на замок, так что камера покоилась в безопасности на заднем сиденье, и дорваться до нее Пун мог бы, только выкинув меня из водительского кресла. Для этого ему пришлось бы пойти на открытый разбой. Я тряхнул связкой ключей и — благодарю судьбу! — сразу нашел ключ зажигания. Мотор завелся с полоборота.

— Ви не имейт права снимать филм обо мне! Отдайт мне камеру! — повторял он с перекошенным от гнева лицом и вдруг что-то крикнул одному из китайцев, который взирал, словно загипнотизированный, на невиданное зрелище. Тот ринулся в цех. Мы испугались, как бы он не вернулся с заряженным ружьем.

— Ну, теперь газуй, — спокойно сказал Дес, — пора удирать.

Я не заставил повторять просьбу дважды.

Между тем Пун, которому удалось вскочить на подножку, продолжал цепляться за открытую дверь, как если бы собирался вырвать ее вместе с петлями. Я перескочил на третью скорость.

— Отдайте камеру! — вопил он, между тем как машина, набирая ход, увозила беднягу все дальше от рабочих.

— Самый полный! — крикнул Дес. — Если он прежде не жаждал сниматься, то теперь уж точно не сдастся без боя.

Машина рванула. Пун уже почти достиг цели, пытаясь дорваться то до рулевого колеса, то до меня — слава Богу, он не соображал, с чего начать. Я еще поддал газу, понимая, что улица скоро кончится, а там я вынужден буду сбросить ход, дав тем самым противнику реальный шанс атаковать. Я уже не понимал, что он там орет, но гнев его не нуждался ни в каком переводе.