Перекресток дорог.Книга 1

Из другой двери вагона опрометью выскочил одноглазый горбатый старик со цветастым розовым платком в руке.

— Госпожа, остановитесь! Платок ваш…

Догадавшись, что под видом старика действует шпик и что он подает переодетым в штатское агентам полиции команду об аресте Марии, Никита бросился к горбачу, будто бы нечаянным ударом плеча сбивает его с ног.

Мария смогла бы убежать беспрепятственно к будке, но споткнулась, упала. Пока же встала, подходивший к станции товарный поезд отсек ее от насыпи и будки, где находился фаэтон.

Обернувшись, Мария увидела двух дюжих полицейских в рабочих куртках. Они набросились на Никиту Голованова, пытаясь повалить его.

Но могучими ударами кулаков Никита сбил с ног того и другого агента. В это же время горбач успел подбежать к оторопевшей Марии и, набросив ей на плечи платок, торжествующе засмеялся:

— От платка, Ласточка, не уйти, как от судьбы! Прошу без сопротивления…

Голованов подбежал, когда уже два агента взяли Марию под руки, и она пыталась укусить одного из них, чтобы выхватить из-за пазухи пистолет, освободив свою руку.

Без слов Голованов с разбега одного агента сбил с ног ударом кулака в висок, второго отшвырнул далеко в сторону ударом в подбородок. И тут же, подхватив Марию, как малого ребенка, втолкнул ее на тормозную площадку товарного вагона, грозно крикнул:

— Беги! Беги, я с ними тут поговорю…

Отшвыривая ударами сапога и кулаками наседавших на него пять полицейских в рабочих куртках, Никита Голованов успел глянуть вслед Марии. Он видел, что она подбежала к фаэтону, нырнула в дверцу. Кучер взмахнул кнутом. Лошади рванули галопом. Еще мгновение, и фаэтон, подняв облако пыли, исчез за поворотом улицы.

— Ну что ж, черти, теперь хватайте меня и тащите в тюрьму! — засмеялся Голованов, прыгнул с тормозной площадки на землю. — Хватайте, может, медаль вам дадут за усердие…

Рослые детины опасливо попятились перед Головановым.

Но горбатый старик, мечась то с одной, то с другой стороны, визжал:

— Мы потащим, мы вас законопатим…

В это время соскочила со старика пристроенная борода, Голованов узнал его.

— Так это ты, сволочь, Ильхман?! Я тебя…

На плечах Голованова повисло четверо полицейских. Ильхман же успел скакнуть в сторону, потом забежал сзади и со всего размаха ударил Никиту ломиком по затылку.

Очнулся Голованов уже в Луганской тюрьме. Но он был рад, что Ласточка улетела вместе с севастопольским подпольщиком Иваном Криворуковым, который разыграл роль умчавшего Марию извозчика.

25. ГДЕ СТУДЕНТ?

Расставшись с Иваном Криворуковым, который решил сдать фаэтон и лошадей другому функционеру РСДРП, после чего самостоятельно снова пробираться в Севастополь, Мария поехала туда же одна. "Так безопаснее, — думала она. — Криворукова же сыщики больше, чем меня заприметили…"

Почувствовав в пути слежку за собою, Мария была вынуждена уйти из поезда во время остановки на станции Александровск и скрыться у своих знакомых, оказавшихся одновременно родственниками генерал-майора юстиции Леонида Дмитриевича Болычевцева, военного судьи Виленского военно-окружного суда.

— А у нас уже второй день проживает Вадим, — сообщила Марии хозяйка. — Он у нас проездом из Севастополя. Да вот и он идет, легок на помине…

О том, что они знакомы давно и вместе принимали участие в подпольном революционном движении, не признались хозяевам ни Вадим, ни Мария. За обедом шутили, смеялись, потом некоторое время музицировали у рояля, беседовали об известном режиссере Марджанишвили, под руководством которого организовалась труппа прогрессивных артистов для турне по империи с постановкой пьесы Евгения Чирикова "Колдунья". В ней в стихотворной форме рассказывалось о жизни поволжских крестьян, их песнях, быте, поверьях.

— В эту труппу вошли актрисы, окончившие Московскую филармонию, — пояснил Вадим. — Удостоилась и моя дорогая сестрица Лелечка. Она сообщила, что труппа выедет весной 1908 года по маршруту: Москва — Харьков — Полтава — Екатеринослав — Ростов на Дону — Царицын — Саратов — Самара — Симбирск — Казань — Нижний Новгород…

Слушая Вадима, Мария подумала: "Вот бы себе с этой труппой проехать в качестве какой-либо служительницы. Богатые возможности связаться с многими революционными организациями…"

— Вы о чем-то задумались, плохо меня слушаете, — упрекнул Вадим.

Мария отрицательно качнула головой:

— Наоборот, очень внимательно слушаю и завидую музыкальной и театральной одаренности членов вашего семейства…

— Это у нас от моей мамочки, — с гордостью подчеркнул Вадим. — Она ведь окончила консерваторию, преподавала музыку. Мой братец Глеб особенно перенял ее музыкальную культуру, даже во сне музицирует. Наверное, будет композитором-фанатиком…

— Жалею, что я не знакома с вашей мамой, — сказала Мария, чтобы переменить тему разговора. Да и ее влекло поскорее остаться с Вадимом наедине, расспросить о Севастополе.

— Когда нет возможности познакомить человека с человеком иначе, выручает фотоснимок, — сказал Вадим. — Я всегда вожу с собою фотокарточку мамы. Вот она, посмотрите, пожалуйста. Сделал художник и фотограф Глетцнер в Харькове. Может быть, знаете, его ателье в доме Гинсбурга на Екатерининской улице…

С фотокарточки глядело красивое лицо нежной женщины со светлыми задумчивыми глазами и расчесанными на пробор золотистыми волосами, собранными в переплет-коронку на макушке. Немного вздернутый небольшой нос придавал лицу, несмотря на задумчивость глаз, некоторое озорное выражение и даже выражение с трудом скрытой иронической усмешки.

— Вы на маму не похожи, — возвращая карточку, сказала Мария. — Она чудная, как сказочная принцесса…

— А я был на нее похож в трехлетнем возрасте, потом пошел в отца, — серьезным тоном возразил Вадим. — Можете убедиться. Я при себе храню любимый мной фотоснимок папы за 1867 год, когда он, окончив первое военное Павловское училище, получил производство в подпоручики и был назначен на службу в 15-й гренадерский Тифлисский полк…

Мария с интересом рассматривала фотоснимок мужественного красивого подпоручика с такими же полуэполетами, какие носил когда-то поэт Лермонтов. Волосы Леонида Дмитриевича и в самом деле были такими же буйными и зачесанными назад, как у Вадима. Усы совпадали. Но если у Вадима был гладко выбрит узкий его подбородок, то у отца кудрявилась негустая раздвоенная светлая бородка. А вот нос и глаза были у того и другого сильно похожими, устремленными в даль, будто там искали ответа о своей судьбе и судьбе России.

— Прекрасный офицер, — от души сказала Мария, возвращая фотокарточку. — Такие люди не могли поступать иначе…

Вадим посмотрел на нее предупреждающим взором, и она поняла, что о причастности Леонида Дмитриевича к революционной деятельности сына здесь не знают их родственники, свела разговор в другую сторону: — Леонид Дмитриевич верно служит России, потому и заслуженно носит теперь генеральские эполеты.

…………………………………………………………………………………

Оставшись, наконец, одни в комнате, так как хозяева улеглись на послеобеденный отдых, Вадим и Мария разговорились обо всем, что произошло в России и в Севастополе.

— Перед выездом в Юзовку я была в деревне Васютино и беседовала с Иваном Емельяновичем Пьяных. Он очень встревожен вашим, Вадим, отсутствием, настаивает на скорейшем возвращении в коммуну, пока еще полиция не разгромила "Щигровский крестьянский союз". Иван Емельянович полагает, что правительство не ограничится уже произведенными арестами революционных депутатов распущенной Государственной думы, арестуют и его. Но пока ареста нет, нужно поднять крестьян с дубиной против царя и помещиков…

— Конечно, я поспешу туда, — сказал Вадим. — Завтра же выезжаю с утренним поездом. — Наша "Щигровская республика" еще покажет царю и помещикам, где раки зимуют…

Марии почему-то не понравилось бахвальство Вадима, и она начала расспрашивать его о Севастополе.

Рассказывал он с увлечением о взрыве тюремной стены, о стихийном сборище многих сотен людей перед тюрьмой после взрыва, о нападении полиции на толпу и о том, как он с Константином Цитовичем, организатором нападения на тюрьму и побега многих заключенных, действовали в Севастополе, объявленном после взрыва тюремной стены на военном положении.

— Нашего товарища Ушакова, бежавшего из тюрьмы через пролом в стене, жандармы настигли в Татарской слободке и предложили ему сдаться без сопротивления. Но виселица или пожизненная каторга не могли прельстить парня, и он застрелился. Юноша Гизер сумел уйти от жандармов, но его загубила любовь: забежал к невесте перед выездом за границу по уже врученному ему паспорту и попал в жандармскую засаду. Его водворили снова в тюрьму. Петя Шиманский, один из организаторов нападения на тюрьму, успел, заметив погоню за ним, припрятать свой револьвер под комягой, в которой кормят лошадей. Накинув на плечи рабочий пиджак и напевая морскую песенку, он был задержан жандармами, но отпущен за отсутствием улик.

Никита же Кабанов с товарищами были доставлены на лихачах в один из хуторов Бельбекской долины, верстах в двадцати от Севастополя. Большая заслуга в этом принадлежит Александру Денисовичу Дмитриеву. Не удивляйтесь, что я называю по имени и отчеству этого семнадцатилетнего парня из города Сумы. Этот человек достоин имени и отчества. Он отвлек агента охранки Георгия Карпова от двора, где находились экипажи с беглецами, а когда беглецы оказались вне опасности, но Карпов напал на след других беглецов, Дмитриев вступил с ним в перестрелку на 4-й Продольной улице…

— И что же дальше? — нетерпеливо переспросила Мария, так как Вадим вдруг умолк, печально вздохнул.

— Дмитриев ранил агента, но и сам был ранен. Его схватили. Он в тюрьме. Его обвиняют по статье 279 двадцать второй книги Свода Военных Положений. Виселица или пожизненная каторга…

Некоторое время Вадим и Мария молчали. Потом он продолжил рассказ:

— С Константином Цитовичем и женой полковника Иванова, у которого Константин значится в репетиторах сына, мы, под видом прогулки выезжали на хутор одной учительницы, бывшей народницы. Она рассказала нам о Никите Кабанове и его товарищах, взялась передать ему нашу денежную и продуктовую помощь, а также заграничные паспорта. Никита Кабанов (настоящее его имя Владимир Александрович Антонов-Овсеенко) должен выехать во Францию. Но мы рекомендовали ему, пока уляжется немного горячка жандармской погони за ним, перебраться в район сел Алсу и Чоргуны. Там непроходимые леса, неприступные скалы, что очень удобно для беглецов. Впрочем, возможен и такой вариант: доберется Никита Кабанов до Москвы, а потом — до Финляндии, откуда легче попасть за границу…

А теперь моя миссия в Севастополе окончена, спешу к щигровским крестьянам. Надежды, правда, мало у меня, что на этот раз одолеем царя, но отказаться от борьбы я уже не могу, — Вадим погрозил сжатыми кулаками в пространство, начал бегать по комнате и ерошить свои волнистые каштановые волосы. Неожиданно присел на стул против Марии, упорно посмотрел в ее черные, разгоревшиеся отвагой, глаза: