Перекресток дорог.Книга 1

Мария полностью не знала значения этой приписки, но догадывалась, что она адресована Константину. Лишь немного пароль был изменен, поставлен в другом падеже.

…………………………………………………………………………………

Познакомившись с письмами Вадима Болычевцева и Николая Гордиенко, Константин назначил Марии свиданье в помещении летнего городского собрания, куда достал билеты у одного из функционеров РСДРП Сильверстова Андрея, который работал в должности эконома собрания.

Свиданье состоялось в комнате, вход в которую шел через бильярдную. Заходить сюда не представляло особого риска и не вызывало подозрений: здесь находился общий умывальник, висело несколько полотенцев. Рядом же, под дверной лестницей, стояла, обитая красным плюшем, железная кушетка. Ее и приспособили с этого часа встречи под "почтовый ящик" подпольщиков. Там же, в пустотелом пространстве подлокотней и спинки кушетки хранилась нелегальная литература, вручаемая Сильверстовым известным ему пропагандистам из районных комитетов РСДРП, когда те приходили в собрание по пригласительным билетам.

— Нина Николаевна беременна, — без всяких обиняков сообщил Константин Марии, хотя и сама она догадывалась об этом, наблюдая частые позывы тошноты у Нины Николаевны, какое-то недомогание и скепсис. — Поэтому мы должны максимально позаботиться о ее спокойствии. Да и пережитые ею треволнения за судьбу операции по взрыву тюремной стены еще дают себя знать. Короче говоря, будем готовить восстание во флоте без ее ведома. Наш успех и будет ответом на просьбу Вадима Болычевцева и Николая Гордиенко. Ведь он этого "пикника" ждет?

— Да, этого, — согласилась Мария. — Но только мне кажется, что восстание во флоте мы сейчас не сумеем поднять…

— Во всем флоте, может быть, и не сумеем. Но на отдельных кораблях можем… По-моему, Вадим прав, что дело не в размере, а в самом факте. Резонанс может быть сильнее взрыва. Мы здесь взорвем детонатор, а там, может быть, сработает весь накопившийся в народе динамит…

— Но где, по вашему мнению, сейчас есть возможность найти детонатор? — увлекшись идеей Константина и, загоревшись желанием действовать, спросила Мария. Ее характер не позволял ей долго быть в спокойствии и вне границ опасности. Спокойную и безмятежную жизнь она считала уделом ожиревших мещанок, хотя и была чувствительна к изменению обстановки, интуитивно могла определить границу, перешагнуть которую уже не захотела бы не только из-за бережения себя, но и из-за бесполезности такого шага. И Константин знал это, почему и доверительно раскрыл ей весь уже задуманный им и начатый осуществлением план подготовки восстания в войсках и на некоторых кораблях. — Нас должны поддержать и в Батуме. Уже установлена связь с Таварткиладзе, руководителем военной организации Батумского комитета РСДРП.

— Мною уже создана оперативная боевая группа на транспорте "Кронштадт", — сообщил Константин. — Портовый районный комитет РСДРП об этом знает. Во главе группы мы поставили там вольнонаемного минного мастера Петра Алексеевича Ткачук. Мне удалось дважды быть на собрании членов экипажа судна, читал им прокламации и газету "Солдат". Есть группа действия в Пятой роте 49-го Брестского пехотного полка, в Севастопольской крепостной артиллерии. Помните, я познакомил вас с канониром Ягодзинским? Это один из активистов. Он взял на себя задачу подготовить солдат, особенно новобранцев, к восстанию. На днях я его снабдил листовками, газетой "Солдат", брошюрой "Георгиевский кавалер".

Если все пойдет нормально, ночью под 15 сентября мы начнем восстание. Штаб восстания полагаем развернуть на судне "Кронштадт". По условленному сигналу, наши функционеры на корабле вырежут всех офицеров, так как ни одного из них, как мы изучили, не удастся привлечь к восстанию, держать же хотя бы одного из них в живых на корабле очень опасно. Я в ночь под 15 сентября проберусь на корабль, а вы, Мария, дадите сигнал. Потом, дня за два до восстания, укажу вам место, откуда будете давать сигнал, установлю час и характер сигнала. Мы думаем, что к этому времени завершим пропагандистскую подготовку на кораблях и в гарнизоне, особенно среди новобранцев, многие из которых, по нашим сведениям, очень возбуждены и настроены мятежно, так как их отцы или близкие люди арестованы, репрессированы или ждут ареста за свою хоть малейшую причастность к рабочим или крестьянским выступлениям в стране…

Мария очарованно слушала Константина. И она верила, что план осуществится. Для нее казалось гарантией успеха уже то обстоятельство, что организатором предстоящего выступления, среди других боевых членов РСДРП, был он, Константин, ставший для нее героем, почти легендарной личностью, когда она узнала о всех подробностях проведенной им операции взрыва тюремной стены в Севастополе и освобождения политических заключенный.

Подготовка восстания шла, казалось бы, успешно.

Но восстание не состоялось. И лишь неизвестный доброжелатель, к анонимным письмам которого привыкла Нина Николаевна, хотя и она не знала о скрытом Константином от нее своем участии в подготовке восстания, спас Константина и Марию от ареста.

"Не знаю, кто из ваших членов комитета или уполномоченных его намерен возглавить подготовленное на транспорте "Кронштадт" и в гарнизоне восстание, — писал аноним в полученной Ниной Николаевной записке, — но я предупреждаю: восстание предано доносчиком Хаимом Орлюк, руководители попадут в засаду. За вашей квартирой установлено наблюдение, ждите гостей!"

…………………………………………………………………………………

Записка была получена утром, а в полдень на явочную квартиру пришел связной от портового районного комитета РСДРП с письмом, привезенным из "Крымского Союза РСДРП".

В письме говорилось, что намеченное восстание в гарнизоне Севастополя и на некоторых кораблях необходимо не начинать ввиду неблагоприятной обстановки и полученным в "Крымском союзе" сведениям о деятельности провокаторов — Пузанова и Кумпака. В письме рекомендовалось также, в целях конспирации и избежания ареста, временно вывести Нину Николаевну Максимович из редакции газеты "Солдат". О новом составе редакции просили уведомить срочно через специального связного для доклада в ЦК партии.

— Ну что ж, перестанем сердиться, Нина, — подошел к ней Константин, обнял за плечи. — Ведь мы готовили восстание без твоего ведома не потому, что не доверяли тебе, а хотели дать тебе хоть маленькую возможность отдохнуть. Оказывается, партия тоже об этом заботится. А раз мы предупреждены о возможности появления "гостей", надо сделать кое-что побыстрее. Это я насчет нового состава редакции "Солдата". Кого ты считаешь наиболее целесообразным оставить в составе редакции и с какого номера газеты сама отстранишься?

Нина Николаевна ответила не сразу, хотя в знак примирения положила свою ладонь в широкую горсть Константина.

— Куда же ты? — остановила она Марию, которая хотела пойти в другую комнату. — Сиди здесь, слушай. Вы же с Константином были в заговоре, от меня скрывали многое. А я вот плачу вам добром и откровенностью. Ну, ну, ладно, — остановила она жестом левой руки хотевшую что-то сказать Марию: — Я уже не сержусь. Но только прошу в дальнейшем не жалеть меня и не отстранять от любого опасного дела, иначе я рассержусь на всю жизнь!

Да, о составе редакции. Признаться, полюбила я работу в газете, сразу не смогу уйти в сторонку. Давайте лучше так: до двенадцатого номера "Солдата" я буду постепенно отвыкать, а уж номер тринадцатый совсем без меня пусть издает новая редакция. Этот номер по плану намечен на январь или февраль 1908 года. И пусть редакция действует и здравствует в таком составе: Сильверстов Андрей, Николай Иванов с Ольгой Нутиковой (Еленой Прейс), Петр Шиманский, Татьяна Тетерева и Мария Диммерт.

Перечислив эти кандидатуры, Нина Николаевна вдруг сердито посмотрела на Константина:

— А вот этих, рекомендованных и тобою, я бы не хотела видеть близко от редакции…

— Ты о ком? — спросил Константин. — Если я ошибся, так и скажи.

— О товарище "Михаиле" и нашем связном с Сильверстовым…

— О Владимире Рыбакове?

— Да, о нем, — сказала Нина Николаевна. — У меня пока нет никаких доказательств против этих людей, но интуитивно я чувствую, что они могут принести несчастье нашей организации. Однажды пришлось мне быть на Цыганской слободке. Я даже молоко покупала там, у женщины, которая оказалась матерью Владимира. Ее зовут Дарьей Яковлевной Рыбаковой. Владелица собственного дома, сарая и нескольких коров. Вдова, как говорят, прижимистая. Муж ее служил, как и теперь Сильверстов, экономом городского собрания. Умер он в 1905 году, а Владимира приняли на работу библиотекарем городского собрания.

Когда я зашла в дом Рыбаковых и не перекрестилась на целый иконостас икон в красном углу, Дарья Яковлевна выругала меня и сказала: "От вас крамолой пахнет на версту, безбожием несет. Вот за это мой сынок и возненавидел всяких там революционеров-бунтовщиков…"

— Возможно, Владимир, для отвода глаз в таком свете показал себя перед матерью? — усомнился Константин. Но Мария тоже высказалась в поддержку Нины Николаевны:

— И на меня Владимир Рыбаков произвел какое-то двойственное впечатление. Помните, когда Сильверстов рекомендовал нам не скрывать от Владимира "почтовый ящик" в кушетке, а мы тогда передали Владимиру брошюру "НАРОДНАЯ АРМИЯ", он усмехнулся, презрительно полистал брошюру и сказал: "Детская игра, не больше…"?

— Может быть, он это сказал по молодости лет, — возразил Константин не совсем уверенным голосом…

— А все же надо быть поосторожнее, — сказала Нина Николаевна. — В редакцию ни Владимира, ни товарища "Михаила" включать не рекомендую…

Прошел месяц после этого случая. "Гости" не появились, но Константин и Мария не ночевали на Азовской, 27. Частенько находила приют у своих знакомых и Нина Николаевна.

— Наверное, наш доброжелатель немного сгустил краски, припугнул нас, — сказал как-то Константин в беседе с Ниной Николаевной. — Может быть, перейти мне сюда и готовиться к зиме?

— Да нет, подожди немного, — возразила Нина Николаевна. — Что-то на сердце у меня не спокойно, вещует оно беду. И я, Костя, все же настаиваю, чтобы ты выехал из Севастополя. Арестуют нас, вот увидишь…

Увидеть Константину не пришлось ни своего ареста, ни ареста Нины Николаевны в Севастополе, так как внезапно прибыл на явочную квартиру Стенька Разин, прозванный "Медной душей" за вставной клапан у кадыка.

— Вот притча то какая случилась, просто беда, — зажимая пальцем медный клапан, хрипел он. — Ночевал я в хатенке, на бахче Вадима Леонидовича. Бац, полиция! Обыскали как есть все, до подноготной. Меня-то они отпустили, не зная моей сущности, а Вадима Леонидовича препроводили в Щигровскую тюрьму за возбуждение крестьян к аграрным беспорядкам. Такая притча, что и не приведи, господь: арестуют людей налево и направо. Человек сто уже посадили в тюрьму. И президента Щигровской республики Ивана Емельяновича Пьяных арестовали и отвезли в Курскую тюрьму вместе с дочкой и двумя сыновьями. Вот какая притча. В народе говорят, что повыдавали весь крестьянский союз полиции поп Александр Яструбинский и дворник Григорий Петров…