Дикие лебеди

С началом осады исчезло продовольствие, даже с черного рынка. За сто миллионов гоминьдановских долларов едва можно было купить полкило гаоляна. Все, кто мог себе это позволить, в том числе и бабушка, до осады запасались гаоляном и соевыми бобами. Муж бабушкиной сестры, «Верный» Пэй — о, благодаря связям добывал дополнительное продовольствие. Во время осады их осла убило шрапнелью, и его съели.

8 октября коммунисты бросили в атаку почти четверть миллиона бойцов. Бомбардировки заметно усилились. К тому же обстрел велся прицельно. Гоминьдановский главнокомандующий Фань Ханьцзе говорил, что снаряды будто преследуют его. Артиллерию выбили со многих позиций; крепости незавершенной оборонительной системы, а также шоссе и железные дороги попали под сплошной огонь. Были разорваны провода телефонной связи электропередач.

13 октября пали внешние оборонные рубежи. Более чем стотысячные гоминьдановские войска беспорядочно отступили в центр города. В ту ночь в дом Ся вломилась дюжина опустившихся солдат. Они требовали еды. Они не ели два дня. Доктор Ся любезно встретил их, а жена Юйлиня тут же поставила на огонь огромную кастрюлю с гаоляновой лапшой. Когда лапша сварилась, она подала ее на стол и пошла в соседнюю комнату за солдатами. Едва она повернулась, чтобы идти назад, в кастрюлю влетел снаряд и разнес лапшу по всей кухне. Она нырнула под столик перед каном.

Перед ней оказался солдат, но она схватила его за ногу и не дала войти в кухню. Бабушка перепугалась. «А если бы он повернулся и нажал на курок?» — сдавленно прошептала она как только он отошел.

До самой последней стадии осады обстрел велся удивительно точно. Обычных домов было разрушено немного, но население страдало от ужасных пожаров, которые нечем было тушить. Небо затянуло густым черным дымом, ничего не видно было дальше чем на несколько метров, даже днем. Гром артиллерии оглушал. Мама слышала, как люди стонут, но не могла определить ни где они, ни что случилось.

14 октября началось завершающее наступление. По городу непрерывно стреляло девятьсот орудий. Большинство членов семьи спряталось в наскоро выкопанном бомбоубежище, но доктор Ся отказался покинуть дом. Он спокойно сидел на кане в углу своей комнаты и тихо молился Будде. Вдруг в комнату вбежали четырнадцать котят. Он обрадовался: «Кошка всегда прячется в счастливом месте». К нему не залетело ни единой пули — и все котята выжили. Кроме него не пожелала идти в убежище только моя прабабушка, которая притаилась под дубовым столом рядом с каном в своей комнате. Когда битва стихла, толстые одеяла, покрывавшие стол, напоминали решето.

Посреди бомбардировки маленький сын Юйлиня захотел пописать. Мать вынесла его наружу, и через несколько секунд обрушилась стена бомбоубежища, рядом с которой они сидели. Маме и бабушке пришлось прятаться в доме. Мама схоронилась за каном на кухне, но вскоре в кирпичи кана стала попадать шрапнель, и дом задрожал. Она выбежала во внутренний садик. Небо было черно от дыма. Шальные пули рикошетом отскакивали от стен. Это напоминало смешанный со стонами и воплями шум ливня.

На следующий день с рассветом в дом вломились гоминьдановские солдаты, таща за собой двадцать насмерть перепуганных жителей трех соседних домов. Солдаты были почти в истерике. Они прибежали с артиллерийской позиции, размещенной в храме через дорогу, который только что с поразительной точностью разбомбили, и орали, что кто — то из гражданских их выдал. Они продолжали вопить, что желают знать, кто дал сигнал. Когда никто не откликнулся, они схватили маму и поставили ее к стенке, обвиняя ее. Бабушка едва не лишилась чувств от ужаса. Она спешно разыскала золотые украшения и стала пихать их солдатам. Они с доктором Ся встали на колени и заклинали солдат отпустить маму. Жена Юйлиня рассказывала, что это был единственный раз, когда она видела доктора Ся по — настоящему испуганным. Он умолял солдат: «Это моя девочка. Пожалуйста, поверьте, она ни в чем не виновата…»

Солдаты взяли золото и отпустили маму, но затолкали всех штыками в две комнаты и заперли их на замок — чтобы помешать им «подавать сигналы». В комнатах было совершенно темно и очень страшно. Но вскоре мама заметила, что обстрел ослабевает. Шум на улице изменился. К свисту пуль прибавились взрывы гранат и звон штыков. Слышались крики: «Сложите оружие, и мы вас пощадим!», доносились душераздирающий визг, вопли, полные злобы и страдания. Выстрелы и крики все приближались, она слышала топот сапог гоминьдановцев, убегавших по мостовой.

Постепенно гул несколько стих, и семья Ся услышала стук в боковую калитку дома. Доктор Ся осторожно приблизился к двери комнаты и приотворил ее: гоминьдановцы исчезли. Он пробрался к калитке и спросил, кто стучит. Голос ответил: «Мы — народная армия. Мы пришли освободить вас». Доктор Ся открыл калитку, быстро вошли несколько бойцов в мешковатой форме. В темноте мама увидела, что на левом рукаве у них повязаны белые полотенца. Солдаты держали ружья со штыками наготове. «Не бойтесь, — сказали они. — Мы вас не тронем. Мы ваша армия, армия народа». Они добавили, что хотят посмотреть, нет ли в доме гоминьдановцев. Это не было просьбой, хотя свое желание они выразили вежливо. Солдаты не перевернули дом вверх дном, не попросили еды, ничего не украли. После обыска они ушли, любезно попрощавшись с семьей.

Только когда солдаты вошли в дом, стало понятно, что коммунисты действительно взяли город. Мама радовалась как сумасшедшая. На этот раз их пыльное, рваное обмундирование ее не смутило.

Люди, прятавшиеся у Ся, поспешили по домам, чтобы посмотреть, в каком они состоянии: не разрушены ли, не разграблены. Один дом сровняло с землей, беременная женщина, оставшаяся там, погибла.

Вскоре после ухода соседей в боковую калитку опять постучали. Мама отворила: там стояло с полдюжины напуганных гоминьдановских солдат, жалких, с глазами, полными страха. Они отбили бабушке и доктору Ся земные поклоны и попросили гражданскую одежду. Из сострадания им дали старые вещи, которые они тут же нацепили поверх формы и убежали.

С рассветом жена Юйлиня открыла переднюю калитку. Прямо перед ней лежало несколько трупов. Она вскрикнула от ужаса и тут же вернулась в дом. Мама услышала ее крик и вышла посмотреть. Вся улица была завалена трупами, многие были с оторванными головами или конечностями, с вывалившимися внутренностями. Некоторые люди превратились в кровавое месиво. С телеграфных столбов свисали руки, ноги, куски мяса. Сточные канавы переполняла кровь, в которой плавали куски тел и обломки зданий.

Битва за Цзиньчжоу была грандиозной. Последнее наступление продолжалось тридцать один час и во многих отношениях стало поворотным моментом гражданской войны. Было убито двадцать тысяч гоминьдановских солдат, более восьмидесяти тысяч взяты в плен. В плен попали не менее восемнадцати генералов, среди них — верховный главнокомандующий силами Гоминьдана в Цзиньчжоу генерал Фань Ханьцзе, который попытался скрыться в гражданской одежде. Среди толп военнопленных, направляющихся во временные лагеря, мама увидела подругу с мужем — офицером Гоминьдана; Оба они замотались в одеяла, чтобы не замерзнуть холодным утром.

Коммунисты следовали приказу: не убивать сложивших оружие и хорошо обращаться с пленными. Это привлекало простых солдат, большинство которых происходили из бедных крестьянских семей. Коммунисты не устраивали лагерей военнопленных. Они оставили только офицеров среднего и высшего звена и почти сразу же распустили всех остальных. Для солдат проводили собрания «вспоминаем горечь», где их призывали рассказывать о своей тяжелой жизни. Главный смысл революции, говорили коммунисты, — дать им землю. Солдатам предоставили выбор: вернуться домой — тогда им давали денег на дорогу — или присоединиться к коммунистам и окончательно победить Гоминьдан, чтобы никто больше не мог отнять у них землю. Большинство по доброй воле остались и присоединились к коммунистам. Некоторые, конечно, не могли вернуться домой во время войны. Мао усвоил урок древнекитайского искусства войны: лучший способ завоевать людей — это завоевать их умы и сердца. Политика по отношению к пленным оказалась чрезвычайно эффективной. После Цзиньчжоу все больше и больше гоминьдановских солдат просто сдавались в плен. За время гражданской войны более полутора миллионов капитулировали и перешли на сторону коммунистов. В последний год гражданской войны меньше двадцати процентов потерь Гоминьдана приходилось на погибших в бою.

У одного из высших военачальников, попавших в плен, дочь скоро должна была родить. Он спросил офицера — коммуниста, можно ли ему остаться в Цзиньчжоу с дочерью. Офицер сказал, что отцу неудобно помогать дочери при родах и что он пришлет «товарища — женщину». Гоминьдановец подумал, что это говорится только для того, чтобы он ушел. Позднее он узнал, что с его дочерью очень хорошо обращались, а «товарищем — женщиной» оказалась жена того коммуниста. Политика по отношению к пленным была сложной смесью политического расчета и гуманитарных соображений, она стала одним из важнейших факторов победы коммунистов. Их целью было не только разгромить армию противника, но и, по возможности, разложить ее. Гоминьдан потерпел поражение из — за деморализации не меньше, чем от огня на поле боя.

Первоочередным делом после окончания битвы стала очистка города, чем и занялись в основном солдаты — коммунисты. Местные жители охотно помогали, желая побыстрее избавиться от трупов и мусора вокруг своих домов. Дни напролет можно было видеть длинные ряды телег с трупами и шеренги людей с корзинами на плечах, выносящих свой груз из города. Когда вновь стало возможно передвигаться по улицам, мама узнала, что многие ее знакомые убиты; одни — прямым попаданием, другие — под завалами в собственных домах.

Наутро после окончания осады коммунисты развесили по городу объявления, призывающие население незамедлительно вернуться к мирной жизни. Доктор Ся водрузил на прежнее место нарядную вывеску в знак того, что его медицинская лавка снова открылась. Позже коммунистические власти сообщили ему, что он был первым в городе врачом, возобновившим работу. Большинство магазинов начали торговать 20 октября, хотя с улиц еще не убрали трупы. Через два дня открылись школы, а учреждения стали работать по обычному расписанию.

Самой насущной была проблема продовольствия. Новое правительство призвало крестьян продавать свою продукцию в городе и установило цены на нее в два раза выше, чем в деревне. Гаолян быстро подешевел со 100 000 000 до 2 200 гоминьдановских долларов за полкило. Скоро простой рабочий мог купить на свой дневной заработок два килограмма гаоляна. Страх голода отступил. Коммунисты бесплатно выдавали нищим зерно, соль и уголь. Гоминьдан никогда не делал ничего подобного, и люди были под сильным впечатлением.

Привлекала местных жителей и дисциплина солдат — коммунистов. Они не только никого не насиловали и не грабили, но и всеми возможными способами демонстрировали образцовое поведение. Это выгодно отличало их от гоминьдановских войск.