Фанты, или Пока мы молоды

Я попросил развода, Грейнджер. И Астория прекрасно меня расслышала».

У Гермионы перед глазами все поплыло. Она опустила письмо, надеясь прийти в себя, но с каждой секундой становилось только хуже. Что же они наделали, Мерлин, что наделали!..

«Благотворительный фонд начинался для меня неплохим прикрытием грешков, а в итоге свел с людьми, искренне полагающими, что могут изменить мир к лучшему. Я до сих пор считаю, что это довольно наивный взгляд на жизнь, однако что-то в этом все-таки есть. Но главное — «Ливинг» свел меня с тобой. Истерически мечущейся в поисках денег для кого-то другого и в этой суматохе не задумывающейся о собственном счастье, о том, что справедливо заслужила уважения и почета, и о молодости, хоть и абстрактной, но рано или поздно все же подходящей к концу.

Я не могу надеяться даже на то, что ты прочтешь это письмо. Но все-таки напишу здесь: пока я молод, я больше всего на свете хочу начать новую жизнь рядом с тобой».

Гермиона плакала, спрятав лицо в ладонях, а пальцы все еще сжимали пергамент. Она не могла здраво соображать и медленно отпускала накопившееся напряжение — слезами, рыданиями, полувздохами. Не было ни единой мысли, что она могла и должна была делать теперь.

Впервые за долгое время Грейнджер чувствовала к себе жалость. То, что Драко писал о ней, было чистой правдой, но это помогало ей считать себя кому-то нужной, а значит — все еще живой. Да, настойчивые попытки найти место в разрушенном мире и рассадить по местам остальных потерпели сокрушительную неудачу — ровно в тот момент, когда покачнулись иллюзии Гермионы насчет ее собственного счастливого настоящего.

Однако вместе с болью и горечью Гермиона ощущала что-то еще. Еле уловимое чувство невесомости медленно пробиралось в ее тело. Все потому, что никто до этого не преподносил ей в дар собственную молодость и вообще — жизнь.

Она рассмеялась, а затем снова тихо заплакала.

Джоанна нашла Гермиону в спальне, бездумно уставившуюся красными глазами в одну точку. В руке она сжимала письмо — сургучная печать с буквой М издалека притягивала взгляд.

— Как новый ухажер? — спросила Гермиона, не оборачиваясь.

Джоанна аккуратно прошла к кровати и присела рядом.

— Очень обаятельный. Настолько, что пытался подцепить всех девчонок в баре, пока ждал меня.

Гермиона покачала головой.

— Ты решила прочитать? — поинтересовалась Джоанна, указывая на письмо.

Гермиона промолчала. И вдруг протянула ей пергамент. Джо, неуверенно покосившись на Грейнджер, принялась читать. Спустя несколько минут Джоанна выговорила:

— Весьма странный способ признания в любви.

Гермиона подняла на нее глаза.

— Ты так считаешь?

— Ну, необычный уж точно…

— Нет, Джо, я не об этом.

Джоанне нелегко давался этот разговор. Она привыкла высказывать все прямо, в лоб, а сейчас искренне хотела быть чутким другом.

— Здесь черным по белому написано, что он любит тебя, Гермиона, — наконец выдохнула Прикстли.

Гермиона ничего не ответила и медленно провела пальцем по гладкой сургучной печати.

* * *

Мистер Роскоз, конечно, не отличался наивностью, но, отправляясь в «Ливинг» следующим утром, все-таки тайно надеялся, что проблемы решились сами собой или просто испарились.

Однако этаж был все так же тих и глух. Генри решил не ждать больше, пока его коллектив окончательно развалится; тем более что одно заявление на увольнение уже лежало у него на столе.

— Добрый день, — поздоровался он, появляясь в дверях зала совещаний, и почти все посмотрели на него подозрительно — мистер Роскоз редко говорил так резко и твердо.— Спасибо, что вы все здесь.

Некоторые быстро покосились на пустующее место за столом, но никто ничего не сказал.

— «Ливинг существует уже пять лет, — начал Генри, чем привел всех в еще большее замешательство. — Все стартовало с трех решительных людей, и из них только я остался в нашем отделе… в нашем фонде. Двое других, мои хорошие товарищи, до сих пор делают большие пожертвования, но уже не числятся в штабе и дирекции.

Сотрудники чуть заметно занервничали. Гермиона кивнула Джо на ее взволнованный жест и снова обратила внимание на свободное место рядом с Роскозом.

— Я скажу вам, почему это произошло. Мы знали друг друга очень давно, но совместная работа поставила старую дружбу под серьезную угрозу. Зелгард в свои сорок два закрутил роман с восемнадцатилетней дочерью Бреда. Вскоре они оба по очереди подошли ко мне и заявили, что не собираются отказываться от собственного счастья ради других нуждающихся. И бросили меня в «Ливинге» одного, разъехавшись по разным континентам.

Роскоз замолчал и обвел внимательным взглядом зал совещаний.

— Слишком долгим вышло вступление, — едва улыбнувшись, заметил он. — Я собирался объяснить, что дело не в том, какую работу мы выполняем, а в нас самих. Сколько интриг в коллективе преподавателей видел Хогвартс! И швеи мадам Малкин, уж поверьте, не раз ругались в пух и прах.

Гермиона припоминала: кажется, миссис Роскоз проработала у Малкин несколько лет.

— Я не буду держать вас здесь насильно, если не смогу отговорить от ухода, — продолжал Генри почти устало. — Я привязался к каждому. Из нас вышел чертовски хороший коллектив. Но если вы останетесь, будьте готовы решить свои личные проблемы.

Сотрудники слушали, боясь даже пошевелиться. Когда Роскоз закончил, они вспомнили о необходимости дышать, и выглядели задумчиво.

Мистер Роскоз выпрямился и кивнул.

— Пока все. Если нужна помощь, я рядом — вы знаете. Полноценное рабочее совещание в два часа, жду всех.

Они начали вставать — слегка заторможенно и неуверенно, перебирая и переваривая в головах какие-то мысли.

Гермиона застыла, а потом направилась к начальнику. Джоанна наблюдала за ней обеспокоенно.

— Мистер Роскоз, где Драко?

Вопрос прозвучал очень тихо, но кое-кто все-таки услышал, и по залу совещаний расстелился заинтригованный шепот. Генри повернулся к Грейнджер, вздохнул и заглянул в глаза.

— Я не смог отговорить его, Гермиона, — сказал Роскоз. — Мистер Малфой больше не работает с нами.