Том 9. Братья Карамазовы I-III

10

Первые переводы «Братьев Карамазовых» появились в восьмидесятые годы XIX в. сначала в Германии (1884), а затем во Франции (1888). В 1890 г. перевод «Карамазовых» выходит в Норвегии, в 1894 г. — в Чехословакии, в 1901 г. — в Италии, в 1912 г. — в Англии, в 1915 г. — в Румынии, в 1923 г. — в Сербии.

«Братья Карамазовы» не укладывались в рамки натуралистической эстетики и притягивали к себе тех, кто в Германии конца XIX — начала XX в. искал новых путей. В связи с этим здесь выходят в свет новые переводы романа, а его популярность неуклонно растет. Поэт и романист Ф. Верфель заявляет в 1910-е годы, что «Карамазовы» способствовали формированию его поэтики, идейных и эстетических привязанностей. В стихах и романах Верфеля прямо или косвенно восходят к последнему роману Достоевского тема столкновения «детей» и «отцов», трактовка вины и ее искупления, мотив встречи человека с чертом. Многие его герои, подобно Ивану Карамазову, не атеисты, но «бунтари против авторитета божьего».[93]

Большой интерес вызвали «Братья Карамазовы» у А. Эйнштейна и Ф. Кафки. В своем дневнике Кафка пишет о Федоре Павловиче: «…отец братьев Карамазовых отнюдь не дурак, он очень умный, почти равный по уму Ивану, но злой человек, и, во всяком случае, он умнее, к примеру, своего не опровергаемого рассказчиком двоюродного брата или племянника, помещика, который считает себя выше его». Отмечалась определенная философская перекличка новеллы Кафки «В исправительной колонии» (1914, опубл. 1919) с «Легендой о Великом инквизиторе».[94]

После перерыва, вызванного первой мировой войной, в 1920-е годы интерес к «Братьям Карамазовым» вспыхивает в Германии с новой силой. Г. Гессе утверждал, что именно в «Карамазовых» предвосхищено то, что он называл «закатом Европы» и возвращением к «азиатскому идеалу». Иначе осмыслил роман Достоевского С. Цвейг, писавший о нем: «Это миф о новом человеке и его рождении из лона русской души».[95] Широкую популярность в Германии 1920-х годов получило психоаналитическое, антигуманистическое по своему духу истолкование «Карамазовых». Как З. Фрейд, так и его ученица И. Нейфельд видели в романе концентрированное выражение «Эдипова комплекса», т. е. импульса отцеубийства, а в его героях — расщепление характера самого автора. В борьбе с фрейдизмом в 1930-1940-х годах закладываются основы нового, действенно гуманистического восприятия «Карамазовых». Его вершина — «Доктор Фаустус» Т. Манна. Беседа Ивана Карамазова с чертом, входившая в круг тогдашнего чтения Т. Манна,[96] получила непосредственное отражение в «Фаустусе», где с дьяволом беседует герой романа — духовный потомок Ивана Карамазова Адриан Леверкюн. В нем воплощена драма немецкого художника, а вместе с тем и национальная трагедия Германии в годы фашизма.[97]

Из послевоенных немецких писателей наибольший интерес к «Братьям Карамазовым» проявлял Г. Белль, который, по его признанию испытал сильное влияние Достоевского.

Во Франции автор монографии «Русский роман» Э. М. де Вогюэ отозвался о романе Достоевского несколько пренебрежительно, заявив, что «мало кому в России хватило терпения, чтобы добраться до конца этой нескончаемой истории». Несмотря на это, на «Бргтьев Карамазовых» обратил внимание Леконт де Лиль, который под впечатлением «Легенды о Великом инквизиторе» создает поэму «Les raisons de saint-père» («Доводы святого отца»), а «Вилье де Лиль Адан, пораженный тою же главою из „Братьев Карамазовых“, насыщает свою ранее написанную трагедию „Аксель“ при окончательной обработке ее рядом отзвуков монолога Великого инквизитора».[98] В середине 1890-х годов с романом знакомится Ш.-Л. Филипп.

Отношение к «Карамазовым» меняется в середине 1910-х годов. А. Жид посвящает «Карамазовым» восторженную статью, приурочив ее к премьере в парижском Театре искусств спектакля по мотивам романа (1911). Называя последний роман Достоевского его «величайшим творением», Жид говорит о том, что герои русского писателя обращены к современности: «Нет ничего более постоянно сущего, чем эти потрясающие образы, которые ни разу не изменяют своей настоятельной реальности».[99] М. Пруст включил рассуждения об «Идиоте» и «Карамазовых» в один из диалогов романа «Пленница» из цикла «В поисках утраченного времени»: «Я нахожу у Достоевского исключительно глубокие места, — говорит рассказчик, — которые, однако, затрагивают лишь некоторые отдельные стороны человеческой души. Тем не менее он — великий художник <…> Все эти беспрестанно повторяющиеся шуты, вся эта невероятная вереница Лебедевых, Карамазовых, Иволгиных, Снегиревых составляет более фантастический род человеческий, чем тот, которым населена „Ночная стража“ Рембрандта».[100]

Огромным было влияние «Карамазовых» на французскую литературу 1920-х годов. Особенно ощутима эта близость в творчестве Ф. Мориака и А. Мальро.

В середине 1930-х годов с «Братьями Карамазовыми» знакомится А. Камю, особый интерес которого на протяжении всей его жизни вызывал образ Ивана: однажды он даже сыграл роль этого своего любимого героя в спектакле, который поставил в Алжире в 1937 г. В «Мифе о Сизифе» (1942) — трактате на тему о бессмысленности мира, лишенного бога, — Камю несколько раз обращается к анализу «бунта» Ивана. Он видит главное достоинство Ивана в том, что тот находит в себе мужество, чтобы не отказаться от «силы духа» ради бессмертия, ибо за это надо платить унижением и свободой.

К аргументации Ивана Камю возвращается и в более поздние годы; так, в его романе «Чума» (1947) мы находим парафраз карамазовского монолога: «…даже на смертном одре, — восклицает доктор Риэ, потрясенный смертью безвинного ребенка, — я не приму этот мир божий, где истязают детей».[101] Позднее в трактате «Человек бунтующий» (1951) Камю оспаривает принцип «всё позволено», усматривая в «логике негодования» Ивана истоки чуждого ему современного нигилизма: «Иван представляет собой образ побежденного бунтаря <…> Бунт разума кончается для него безумием».[102]

В Англии первое упоминание о «Братьях Карамазовых» датировано 1880 г. В 1910 г. А. Беннет опубликовал в журнале «Нью эйдж» рецензию, в которой писал, что прочел «Карамазовых» по-французски и обнаружил в этом романе «такие потрясающие сцены, каких никогда еще не встречал в литературе».[103]

В 1912 г. выходит первый английский перевод «Братьев Карамазовых» К. Гарнетт. Он кладет начало новому этапу в восприятии Достоевского. «Ни одну книгу в Англии этого времени (1912–1918 гг.) не читали больше, чем „Братьев Карамазовых“», — отмечает французский исследователь А. Шевали.[104] Перевод К. Гарнетт заставил пересмотреть устаревшее мнение о хаотичности и формальных «погрешностях» романа. Восторженно приняли «Карамазовых» В. Вулф, К. Мэнсфилд, Е. М. Форстер, X. Уолпол. Однако нашлись у романа и влиятельные критики — Дж. Голсуорси, Г. Джеймс, Дж. Конрад, Д. Г. Лоуренс — автор предисловия к отдельному изданию «Великого инквизитора». По словам Г. Фелпса, «Братья Карамазовы» способствовали разрушению старой традиции английского семейного романа, восходящей к Троллопу, и созданию нового типа повествования.[105]

Большое влияние английский перевод «Братьев Карамазовых» оказал на американскую литературу XX в., в особенности со времен первой мировой войны. Так, Т. Вулф упоминает «Карамазовых» среди самых любимых своих книг, ставя Достоевского в один ряд с Шекспиром и Сервантесом. «Братьев Карамазовых» вместе с «Дон-Кихотом» и «Тристрамом Шенди» он называет «примерами произведений, обретших „бессмертие“ и в то же время громокипящих и бьющих через край».[106] «Братья Карамазовы» входят в список любимых книг С. Фитцджеральда, ими восторгается Ш. Андерсон. Неоднократно отмечалась «зараженность» У. Фолкнера идеями и мотивами «Карамазовых». И сам писатель, когда речь заходила о его литературных привязанностях, неизменно упоминал Достоевского: «Он не только сильно повлиял на меня, но и доставил огромное удовольствие при чтении, и я все еще перечитываю его чуть ли не каждый год. По своему мастерству, а также по силе проникновения в людей, по своей способности сострадания он был одним из тех, с кем каждый писатель хотел бы сравниться, если сможет…».[107] Эти слова прежде всего относятся к «Карамазовым». С каждым годом растет число изданий и переизданий «Братьев Карамазовых» чуть ли не на всех языках мира.[108]