Барнар - мир на костях 3

Глава 12

Когда Эриндел бросил умирать Карлин в архиве, думая, что она Мабалия, та успела призвать на помощь все свои силы. Но подвижность вернулась к ней не сразу. Крови потеряно было слишком много. Сердце едва трепетало. Однако она не отдала швартов от пристани жизни.

Подданные короля подобрали тело ведьмы, думая, что с ней покончено. И забросили его в карету к остальным убитым советникам. Их всех вывезли за стены города. Там воины принялись исполнять приказ: отрубать головы. Дабы в честь признания дружбы и верности между государствами отправить останки правительнице Дормана.

Чародейка вовремя пришла в себя. Ей удалось убить двух эльфов. Заполучив последние воспоминания погибших, она отрубила одному из них голову и наложила на ту заклинание, обратив её в черты Мабалии Тью. От другого же просто избавилась.

И перед ней встал вопрос, как поступить дальше. Она не понимала, достаточно ли узнала информации. Но всё произошедшее и слова самого Эриндела говорили о том, что он действительно не причастен к козням против дорманцев.

Волшебница приняла облик лирианца и всё же выдвинулась в Остбон вместе с посылкой. Карлин пришла к выводу, что обсудит всё на месте с Её Величеством. Ночью она покинула эльфийские земли в сопровождении ещё нескольких подручных перевозчиков, которые ни о чем не подозревали. Самым сложным и смешным для нее было научиться в пути справлять нужду по-мужски.

Сейчас ведьму звали Джироламо. По дороге в небольших городках им встречались галантерейщики и пахнущие алкоголем ремесленники. На грубых настороженных лицах читалась усталость.

Через три дня их нагнал тот самый эльф, который, скорее всего, являлся любовником Мабалии Тью. С ним была свита из десяти ратников. Именовал он себя Саймоном. И, судя по тому, как к нему обращались, относился к знатному старому клану. Чуть позже из сплетен спутников Карлин узнала, что тот обладает десятью тысячами ленников.

Вещи лирианца перевозили в мешках из тюленьих шкур, погружённые на чистокровных лошадей в тёплых попонах с золотыми вышивками.

Видимо, они мчались карьером, раз успели достигнуть их с такой быстротой. У подданных его за поясом виднелись рапиры. На них сидели горчичные жаки, доходящие до бёдер.

Он подъехал к ним поздороваться и узнать о цели путешествия. Соратники ведьмы сказали ему что-то о поручении короля, не выкладывая самые важные подробности. Саймон же поведал им, что направляется в Дорман по торговым делам.

— Вам случайно не нужен новый набор папильоток? — спросил чародейку Саймон.

Карлин опешила.

— Что? — вновь переспросила она хриплым мужским голосом.

Эльфиец улыбнулся от её реакции.

— Я просто везу с собой много товара. Подумал, почему бы не начать торговлю безделушками сейчас.

— Не знал, что такой господин, как вы, ведущий своё имя от знаменитого рода, занимается торговлей сам. Или это какая-то новая причуда аристократов?

— Вы правы, сэр Джироламо, я аристократ. Но моя семья обеднела после переворотов в Лириане сотню лет назад. И мы начали выживать кто как может. Тем более торговля — благородное дело. Вы так не думаете?

— Деньги никогда не несли благородства, — усмехнулась ведьма.

— Что ж… Вас, наверное, удивит тот факт, что я своими бледными золотыми ручками работаю сам в саду и на своей конюшне. Труд облагораживает. Тут вы согласны?

— Я военный человек, господин Саймон, а потому уважаю только тех, кто защищает короля и родину с оружием в руках, — выдала волшебница.

— А если убрать тот факт, что вы находитесь на службе, то что вы в таком случае скажете?

— Каждый честный труд заслуживает уважения.

— Что вы подразумеваете под словом "честный"? Хотелось бы очень знать.

— Плоды которого помогают даже самым несчастным.

— Интересный ответ. А если я спрошу у вас вот что: имеют ли право на жизнь безработные? Считаете ли вы их паразитами общества?

— Я считаю, господин Саймон, — она закинула руки за спину, — что паразитом можно смело называть любую дрянь, которая определяет, кто и на что имеет право.

— Выходит, вы считаете, что мы все заслуживаем лучшего, несмотря на то, что одни работают не покладая рук, а другие только сидят, жалуются и просят милостыню?

— Оглянитесь вокруг… Видите, бегают собаки среди рядов. Они трахаются, рожают и дерутся за кости. И порой убивают друг друга за кусок ветчины. А мы с вами разумные создания. Нам ли драться? Нам ли решать, кому из нас всё, а кому ничто? У нас есть мозги. Так давайте заставим их работать. Но работать без жестокости. Это будет сложно… Но в этом вся прелесть нашего мира. А жестокость — это прелесть животного мира. И каждый день разумные твари вроде нас с вами должны останавливаться и задумываться над тем, кто мы есть. Суки мы, производящие щенков или мы всё же первооткрыватели, что подарят мир всем. Когда настанет время, что все станут братьями, вне зависимости от данных. Тогда рай спустится с небес сюда…

— Странно слышать подобные речи от военного человека, — заметил собеседник.

— Так и рай ещё не на Барнаре, — рассмеялась Карлин.

— А вы, Джироламо, кем себя считаете? Зверем или разумным созданием?

— А это весьма странный вопрос для рода моей деятельности. На военной службе есть только один вид. Сколько не сбривай шкуру, сколько не спиливай клыки, звери останутся зверями.

— Всё зависит от того, кто приручит.

— Вы полагаете, что в хороших условиях можно перестать быть животным? Я вот слышал, что прогресс видов происходит только в крайне неблагоприятных обстоятельствах.

— Да, так часто говорят. Но говорят, это богатые дяди и тети, которым ваша животная агрессия на руку. Истинный же прогресс идёт от любви, растущей внутри.

— А вы не задумывались над тем, что же порождает эту самую любовь?

— Вы хотите уверить меня в том, Джироламо, что именно несчастья учат нас любви? Но я с вами не соглашусь. Напротив, любовь, порожденная несчастьем, является самой лживой.

— И в чем же истинная любовь?

— Я не знаю. Я ещё не любил, — Саймон, довольный собой, широко улыбнулся, обнажив ровные белоснежные зубы. — Кстати, Джироламо, как вы полагаете, как стоит воспитывать детей, чтобы они добились определённых высот? У меня нет детей. Но племянники уж больно тупые. Вот я и задумался как-то о том, каким быть в будущем отцом.

Карлин развернулась к нему и смерила эльфа пронзительным взглядом.

— Откуда мне знать? У меня нет детей. Но… Я считаю, что лучше не плодиться, если ты чего-то ожидаешь от приплода. Такие создания, как мы, не должны ожидать. Мы имеем право любить просто так. А когда ты ожидаешь, то ребёнок, скорее всего, вырастет обычным.

— Под обычным вы подразумеваете животные качества?

— Определенно так. Ведь разумные качества выходят за пределы выживания. Разум стремится к ответам на вопросы. В то время как выживание стремится к порабощению.

— Но зачем же тогда рожать ребёнка, если не стоит от него ничего ждать?

— В таком случае лучше не рожать. Ожидание — весьма мерзкая вещь, разрушающая города и сжигающая мирные поселения. Вы будете ожидать успехов от сына, а он будет об этом знать. И когда он об этом узнает, вы потеряете в нём разумное существо. Зверь сорвётся с поводка, чтобы принести вам палочку взамен на угощение. А потом у вашего сына появятся свои дети. И всё повторится.

— Но что, если мой сын тоже задастся тем же вопросом, что и я?

— Тогда рай станет ближе к земле, как никогда ранее.

— А от вас родители чего-то ждали?

Ведьма не знала, как ответить. Ей казалось, что она и так сболтнула много лишнего, ибо их разговор совершенно не походил на те темы, которые доступно обсуждать обычному вояке и распущенному дворянину. Она прокашлялась.

— Мои родители любили меня… И ни черта не ждали.

— Выходит, вы стали великой личностью?

— А что, собираетесь как-то это проверить? — парировала волшебница.

— Нет… Я и так уже заметил, что вы не похожи на остальных, — двусмысленно намекнул Саймон.

Он уже собирался покинуть их, но Карлин не отпускало чувство, что тот знает больше, чем кажется на первый взгляд. И ей необходимо было решить, стоит ли на всякий случай с ним покончить, дабы не подвергать всë дело опасности.

— Послушайте, — окликнула ведьма. — Зачем вы предлагали мне папильотки? Я разве похож на женщину с пышной шевелюрой?

Лирианец рассмеялся, опустив голову.

— Неужели вы, Джироламо, не имеете женщин? А женщины, на секундочку, любят подарки.

Они распрощались. Но, как оказалось, ненадолго. Их караванам пришлось застрять на два дня в живописном горном селении под названием Винетка. Так как по дороге к Дорману им перегородила путь серьёзная снежная буря.

В Винетке же стояла чудесная погода. Древние высокие леса и горы укутывали её, словно материнские объятия. Среди сосен и ёлок бегали краснощекие детишки с санками. Они звонко хохотали, шмыгали носами и валялись в мягком, искрящемся на солнце снегу. Мысли их были легкими и беззаботными. Впереди ещё были счастливые годы. Пока ответственность взрослого мира не добралась и не сожрала их с потрохами, и не выплюнула, чтобы скатать из них бездушных кукол.

Ближе к вечеру они вернутся в свои обогретые печами дома. Повесят вещи сушиться. И усядутся за стол. Матери очистят их чумазые ручонки и подадут вкусный ужин. И они уснут крепким здоровым сном, когда насытятся. Ведь пока… Они пачкают только одежду, а не души.

Но рано или поздно им придётся взять оружие в руки. И это не обязательно будет меч или артиллерия. Их оружием могут быть слова. Оружием может быть ложь. Оружием может быть правда. Всё, что угодно. Для уничтожения необязательно пускать кровь. Достаточно лишь рушить замки из мечты. А они всегда такие хрупкие, что порой достаточно случайного взгляда. И все мы, даже часто невольно становимся частью механизма по свержению живых в пасть Смерти. На нас печати прошлого. Лишь единицы пытаются сорвать эти печати вместе с кожей. Единицы пытаются спасти всех. Единицы видят добро в глазах у каждого.

Карлин стало жутко от собственного потока сознания. Она погладила лошадь по шее и отдала поводья конюху. Подручные остались сторожить повозку. В ноздри ведьмы пробился тёплый запах навоза и сена.

Сколько в её жизни были боли — вновь задумалась чародейка, уставившись на резвящуюся ребятню. Её бросали… Её предавали… Её пытались убить… Её убивали… Она видела страдания и горе близких… И она мечтала о том, чтобы сдаться… Но она здесь.

В её глазах по сей день горело добро… Чародейка не дала ему потухнуть. Теперь она знала, почему ей так больно. Она выбрала самый сложный путь… Путь человечности… А сложный он потому, что по нему ещё никто далеко не заходил. И пробираться по жестоким зарослям всегда тяжело. Но Карлин была борцом. Её били… У неё отбирали всё… Но она продолжала делиться теплом. Она продолжала идти, спасая остальных. И имя ее, возможно, забудут, но его можно почувствовать в запахе её собственной крови, которую она пролила ради многих.

Она засела в харчевне. Но аппетита не было. Её деревянная ложка перебирала куски варёного мяса в супе. По краям тарелки свисали капустные листья. Чародейка залпом выпила известную водку местного разлива. Горло обожгло изнутри.