Инклюз

Раздраженная Эмма резким движением подняла дочь со стула и отнесла ее в сторону, туда, где располагалось фортепиано.

– Папочка... – вырвалось у маленькой девочки. Она не желала видеть происходящего и лишь уткнулась лицом в мамино плечо.

– Уведи ее, – прошипел сквозь зубы Ларри.

Он стоял посреди гостиной и с ненавистью рассматривал противника. Несмотря на то, что Брайан не оказал почти никакого физического воздействия на нападающего, рубашка Ларри частично вылезла из-за пояса, а верхняя пуговица куда-то отлетела. Воротник теперь висел ассиметрично.

Маленькая девочка вдруг разрыдалась нервным и громким плачем. Джоанна, все еще молча наблюдая за происходящим, вдруг поняла, что не помнит имени внучки. Возможно, никогда даже его не знала. Это отдалось странной горечью в ее груди.

– Сейчас же прекратите оба! – возмущенно крикнула Эмма, прижимая плачущую дочь к себе. – Вы забыли, зачем сюда пришли и кто в доме хозяин! Мама, пожалуйста, скажи им что-нибудь.

Джоанна довольно размеренными шагами, не спеша, прошла через всю гостиную, затем вверх по лестнице. Ее не волновал третий звонок во входную дверь.

28. Конфликт

___

Тот не поймет, кто не любим,

Тоску разлуки с девой милой,

Когда лобзание мы длим,

Прощаясь с той, кем сердце жило.

Джордж Гордон Байрон

___

Стремительно темнело. На улице перед домом горел яркий фонарь. Из занавешенного окна на дневник падала прорвавшаяся между штор узкая полоска света. Оскар все так же сидел на полу между кукольным домиком и окном. Он держал раскрытый дневник близко перед собой, стараясь повернуть его к тусклому свету из окна. Любопытство не давало ему покоя, и, невзирая на скудное освещение, он перечитывал одну за другой страницы из жизни девушки. Как они ездили по национальным паркам, какие традиции были в семье на каждый праздник. Он узнавал все новые и новые подробности из жизни Джоанны. Комната совсем провалилась во мрак, оставляя лишь отблеск желто-оранжевого оттенка на блестящих поверхностях.

На одной из последних страниц была зарисовка сцены в госпитале, где молодой человек дотрагивается до груди девушки. Рядом с описаниями прикосновений были изображены яркие лучи света. Ниже значился комментарий: “Сегодня музыка достучалась до моего сердца, и я ей доверяю. Это и есть человек, с которым я готова идти дальше. Это мой Оскар!”.

Музыкант закрыл дневник и некоторое время просидел в задумчивости. В который раз он начинал с вопроса к себе «Что он мог сделать по-другому?». Мог ли он обещать Эмме больше, когда у самого дома была счастливая семья? Для него она неизбежно должна была жить дальше. На тот момент были другие условия. Давая Эмме надежду на их будущее, делая ее счастливее, он делал бы несчастной свою жену и дочь. Некоторое время Оскар пытался разобраться, правильно ли он поступал в прошлом, когда Эмма еще была жива.

Пока он всматривался в текст дневника, освещенный узкой полоской света, на улице окончательно стемнело. Дверь едва просматривалась в слепой мгле, и Оскар медленно пошел к ней. Он боялся задеть невидимые в темноте вещи и наделать много шума. Его руки были вытянуты вперед на уровне пояса, чтобы нащупать любой случайно подвернувшийся под ноги предмет мебели. Вдруг, стоя почти у самой двери, молодой человек услышал еле уловимые шаги. Оскар мгновенно сориентировался и за пару прыжков бесшумно очутился на прежнем месте, между окном и кукольным домиком. Как мог, он втиснулся через узкую входную дверь сооружения, поджав ноги как можно ближе к себе. Хоть они и выглядывали, но со стороны окна, а не двери. Если вошедший не пройдет в глубину комнаты, то не заметит непрошенного гостя. Он корил себя за то, что увлекся и не услышал, как пришла хозяйка.

Ручка повернулась, дверь отворилась. Свет из коридора протянулся ровной линией и почти достиг игрушечного домика. Музыкант втянул голову, чтобы не выглядывать из убежища, но продолжал наблюдать за происходящим через крошечное окошко. Джоанна вошла в комнату и целеустремленно повернула направо, к гардеробу. Шумно отодвинув раздвижную дверь, она быстрым, решительным движением достала ружье.

Женщина развернулась к окну, отчего Оскару показалось, что она смотрит именно на него. Он нелепо замер в скрюченной позе. Все его тело в миг обессилело, благо он почти лежал и некуда было падать.

Раздался щелчок. На пол упали две давно отстрелянные гильзы. Два новых патрона тихонько вошли в ствол, и он закрылся. Повисла страшная тишина. В окошко не было больше видно, что именно делает Джоанна, поскольку она сделала несколько шагов по направлению к музыканту. Он не знал, что подумает Джоанна, если обнаружит его в такой позе в чужой комнате. Для него самого это было бы страшным позором. Представляя направленное на него дуло готового к стрельбе оружия, музыкант медленно повернул голову к другому окошку детского домика. Джоанна молча стояла рядом, а блестящий ствол смотрел точно в пол. Она, видимо, над чем-то задумалась.

– Брайан не виноват, – тихо сказала женщина сама себе.

Значения этой загадочной фразы Оскар так и не понял. Ему все еще казалось, что осмелься он поднять голову, их взгляды тотчас пересекутся, и женщина хотя бы даже от неожиданности или испуга спустит курок. Тогда заряд полетит прямо в него. Ноги затекли, спина болела, занемело правое запястье, на лбу выступил пот. Оскар сидел в очень неудобной и неестественной позе. Он попробовал немного перенести массу тела с заболевшего локтя, и в плече предательски хрустнула косточка.

Джоанна прислушалась. Дуло ружья медленно поднялось, и теперь смотрело на домик. Оскар уже готов был выскочить и признаться во всем, понимая чудовищную нелепость ситуации. Кто знает, зарядила ли она оружие холостыми и теперь, как раньше? Уши нестерпимо горели, тишина была невыносимой.

В противоположной от кукольного домика стороне, под кроватью, закопошились крысы. Джоанна сделала еще один шаг. Музыкант открыл глаза и увидел, как ствол ружья стал медленно поворачиваться в сторону кровати.

Даже при тусклом свете молодой человек успел разглядеть крыс. Его взгляд на секунду пересёкся с испуганным взором одной из них. Грызуны, уже зная опасность, исходящую от сверкающих металлических трубок, запищали и стали хаотично бегать, перепрыгивая друг через друга. Считанные секунды – и все они куда-то подевались. Под кроватью наступила тишина. Джоанна, так и не выстрелив, развернулась и вышла из комнаты.

– Ларри во всем виноват, – донеслось из коридора, по всей видимости, то, над чем она задумалась в комнате.

– Посмотри, торт на полу, бокалы перебиты, – пытался вразумить разъяренного мужчину Брайан. – Хватит Ларри, успокойся. Прошу прощения за неуместную и нелепую шутку.

Брайан уже начал протягивать руку, но Ларри не останавливал шаг, с упорством наступая на обидчика. Брайан медленно отступал назад.

– … Все равно я не собирался сидеть за одним столом с таким, как ты, – посмотрев на мусор около стола и усмехнувшись, сказал Ларри. Затем он заметил жену с дочерью, сжавшихся от страха около рояля, и вновь перевел взор на Брайана. – Значит, ты утверждаешь, что был бы мужем получше, чем я?

– Ларри, не делай глупостей, – не теряя самообладания, но всё же слабеющим голосом, ответил Брайан. Он уже терял надежду на мирный исход конфликта и понимал, что сейчас начнется схватка. – Если ты затеешь драку, у тебя не будет никаких шансов.

– Это полный позор, – прозвучал голос Эммы. – Мне стыдно за тебя, Ларри. Что с тобой? Тебе совсем нельзя пить. Ты сам потом будешь жалеть об этом поведении, вот увидишь.

Джоанна спустилась по лестнице и остановилась между вторым и первым этажами. Ей хорошо была видна сцена внизу. Мужчины медленно ходили, никак не начиная драку. Стоило одному из них сделать резкое движение, тотчас бы началась потасовка.

Женщина неторопливо нажала на спусковой крючок, потом еще раз. Раздались два резких последовательных выстрела в потолок. Плечи маленькой девочки подскочили. Ее мама со всей силы прижала к себе ребенка.

По спине музыканта, который едва успел вылезти из домика, пробежала дрожь. Выстрел был таким же оглушительным и на втором этаже. Он прислушивался к воцарившейся тишине.

Мужчины застыли посреди гостиной. В замкнутом пространстве дома выстрелы ощущалось как пушечные залпы. Джоанна стояла на лестнице и властно рассматривала всех, кто находился в гостиной. В её руках было ружье, из дула которого шел легкий дымок. Густую тишину теперь нарушал только тихий плач девочки в мамино плечо и периодически соскакиваемая игла граммофона, что стоял в подвале. Все, кроме подрагивающих кукол-марионеток, замерли.

Сразу же после выстрела звонок в дверь сменился настойчивым стуком.

– Джоанна, все ли в порядке? Джоанна, прошу открыть сейчас же дверь! – доносился мужской голос с улицы.

Джоанна продолжала стоять на ступеньках. Она привычным нажатием на металлический флажок ружья открыла ствол, и оттуда вылетели две отстрелянные гильзы. Их звон при падении на пол был таким же будоражащим, как и сам выстрел. После этого Джоанна ловко запустила на их место два новых патрона.

– Я долго готовила спектакль для своей внучки с дочерью и не дам вам испоганить этот праздничный вечер, – проговорила на одном дыхании Джоанна, спускаясь по ступенькам. – Дорогой Брайан, прошу тебя уйти. Всех остальных приглашаю в подвал. – Она повернулась к Эмме, которая собирали с пола осколки. – Я сама уберу позже.

Девочка сразу побежала мимо лестницы в подвал. Ее молодая мама спокойно последовала за дочерью.

– Прошу прощения за неудобства, Джоанна, – сказал Брайан, посмотрев глубоко сочувствующим взглядом на женщину с ружьем. А вот на Ларри он бросил совсем другой, укоризненный взгляд.

– Теперь знай свое место, – не сдержавшись, в ответ на взгляд, высокомерно прокомментировал юрист свою спорную победу.

Когда взгляды Джоанны и Ларри пересеклись, последний виновато опустил глаза. По пути в подвал он окинул взглядом валяющуюся вокруг стола еду.

Оставшись в гостиной в одиночестве, Джоанна остановилась возле фотографии, на которой девочка слушала ракушку. Дом опустел и стих. Руки, устав держать увесистое оружие, уронили его на пол. Джоанна присела возле висячих на нитках кукол.

Было тихо. Ни голосов, ни звуков. Весь ее мир будто провалился, разломался, разрушился. Такими стычками в последнее время заканчивались все домашние семейные вечера. Джоанна держалась рукой за голову и тщетно пыталась вспомнить, как зовут внучку, эту маленькую девочку, лицо которой она так ни разу и не смогла разглядеть. Джоанна не понимала, почему не видела, как эта крошка, ее внучка, росла, как становилась взрослее. Плохая мать, плохая жена, отвратительная бабушка? Ей вдруг показалось, что никакого застолья не было, что вокруг нее давно все мертвы, дом – пуст и заброшен.

За Джоанной по ступенькам, не издавая ни единого звука, спустился музыкант с нотами и дневником в руках. Оскар старался остаться незамеченным, но любопытство переполняло. Он задержался на минуту, чтобы всмотреться в лицо хозяйки.