Инклюз

На полу лежала столовая скатерть. От нее в стороны шли странные голубые разводы. Женщина принялась сворачивать все в одну большую кучу, используя скатерть как половую тряпку. Больше не допуская малейшего промедления, Оскар проскочил в подвал.

Услышав звук виолончели, Джоанна вновь почувствовала прилив бодрости.

– Я сейчас приду… Сейчас… – тихо и немного растерянно проговорила она сама себе, улавливая звук живой музыки.

Во входную дверь вновь настойчиво постучали.

– Джоанна, я в конце концов позвоню в полицию! – раздался мужской голос с улицы. – Я знаю, вы сегодня должны быть дома.

– Ах да, – будто опомнившись сказала Джоанна, узнав голос гостя, и тут же громко крикнула в сторону прихожей. – Сейчас… Одну минуту!

29. Тайна Эммы

___

Температура упала, шквальный ветер разгулялся по улицам. Он дул еще с вечера, потом всю ночь пытался оторвать металлическую дверь электрического щита на первом этаже, оставшуюся открытой по невнимательности. К этому звуку прибавлялся отчетливый свист, иногда переходящий в гул. Улицы атаковала запоздалая осень. С ветром летали целлофановые пакеты. Тускло-желтые листья трепетали на ветках, затем срывались с них, влекомые очередным порывом ветра. Они летали в разных направлениях, пока, в конечном счете, не оказывались на сырой земле. Сквер еще не был устлан желто-коричневым покровом, но вдоль бордюров уже накопились кучи мокрой листвы.

Еще несколько дней назад была иллюзия, что бабье лето надолго задержится в городе. Оно и так продержалось до самого ноября. Казалось, что тепло вновь возвращается на улицы. Птицы все еще энергично перелетали с ветки на ветку. Голоса проходящих за забором госпиталя пешеходов радостно звенели, порой доносился взрывной женский смех из городского парка. Его не было видно из окон, но вечером оттуда слышались песни беззаботных студентов, засидевшихся с гитарами.

Люди в лёгких одеждах наслаждались теплыми вечерами. В задумчивом небе уже зародились еле уловимые фиолетовые оттенки, предвещая скорые свинцовые тучи.

Запахи становились более землянистыми, а дни – заметно укорачивались. Упорно сопротивлявшиеся увяданию листья вдруг, как по сговору, стремительно желтели.

Молодая девушка полулежа сидела на краю кровати и смотрела в окно. Рядом на тумбочке лежала раскрытая книга и флаконы с лекарствами. Она слушала, как бушует разгулявшийся на дворе вихрь. Вместо мутных туч, заслонивших голубое небо, откуда-то принесло штормовой циклон. Он набежал неожиданно. Иногда окно чуть поскрипывало от ветра.

В ее ногах на кровати сидел музыкант. Он быстро водил карандашом по странице своей записной книжки.

Оскар по-прежнему бесплатно играл в гостевом зале госпиталя то на виолончели, то на рояле. Эмма всегда приходила на такие концерты, и после выступления они прогуливались по скверу, где она рассказывала молодому человеку о своем детстве и семье в целом. Исключением являлись дни, когда после очередной операции ее сил не хватало на прогулку. Музыкант стал навещать девушку и в ее палате. Она принимала друга с тихой благодарностью.

Недомолвки доктора, новые и новые операции, затянувшееся лечение делали ее очень печальной. Но, несмотря на бесчисленные испытания, она всё ещё оставалась прекрасной, пусть и не было в ней ни той яркой красоты, которую обычно предпочитают изображать на рекламных плакатах, ни прежнего цветущего вида. “Должно быть, в будущем ее любимый будет подмечать, как удивительно гладки ее пальцы по сравнению с огрубевшей на его руках кожей”, – подумалось Оскару.

С электрических проводов, что проходили вдоль автомобильной дороги, взмыла ворона. Усиленно взмахивая крыльями, она полетела в сторону городского парка. Видимо, порывы ветра оказались сильнее ожидаемого, и она тотчас села на тонкую ветку ближайшего дерева.

Еще раз взглянув на пустую беседку внизу, девушка отвернулась от окна, и ее с музыкантом взгляды пересеклись. Она посмотрела в развернутый на его коленях блокнот. Простенькая зарисовка плана дома была начерчена на странице.

– Запасной ключ от двери в мою комнату прикреплен на колечке, там же ключ от потайного шкафчика. Они спрятаны внутри локомотива детской железной дороги, – девушка откашлялась. – Поезд должен стоять в гостиной. Паровоз называется “Princess Elizabeth”. Моя гордость. Он из той самой редкой серии локомотивов Hornby. В нем есть потайная дверца со стороны угольного вагона-тендера.

Молодой человек перевернул страницу блокнота и снова принялся прилежно писать, будто послушный школьник.

В дверь кто-то постучал, и не дожидаясь реакции изнутри, приоткрыл ее. В щели показалась серебряно-кудрявая голова доктора. Глаза, быстро пробежав по палате, изучили обстановку, чтобы убедиться, что пациентка не спит. Дверь широко распахнулась. Лечащего врача сопровождала медсестра.

Он с серьезным лицом приблизился к девушке. Взял стоящий рядом стул, сел напротив нее, румяный, будто только что зашедший с мороза. По сравнению с этим розовым оттенком, щеки больной стали казаться еще бледнее. Музыкант по-новому взглянул на нее. Под кожей исхудалых скул будто прятался слой льда. Но следы болезни не испортили красивых очертаний лица. Волос не было видно под завязанной на голове косынкой.

Она определенно изменилась с той поры, когда в первый раз пришла на их скромный концерт. И, тем более, переменилась с момента, когда познакомила свою маму с многообещающим кавалером, по имени Ларри. В тот радостный день перспективный служитель фемиды признавался в планах о женитьбе, и слезы радости наворачивались на глаза обеих женщин. Но из-за глупых ссор пара очень быстро распалась.

Сейчас глаза молодой девушки уже не блестели так, как в день помолвки. Болезнь читалась в слабости ее рук, голову она поворачивала медленно, на тонкой шее сильно проступали жилы. Голос звучал слабее обычного.

– Эх, Эмма, погода какая… – сказал доктор, надевая наушники стетоскопа. Он пытался говорить веселым тоном. – За таким ветром я едва ли смогу тебя прослушать.

Медсестра открыла шторы на всех окнах палаты. Свет немного освежил угрюмое помещение. Доктор наклонился еще ближе к девушке, присев на край табуретки. Он привычно пропустил под одеждой стетоскоп, приложил металлическую мембрану к ее спине и принялся слушать. Девушка стала глубоко дышать.

Музыкант молчал. Он себя чувствовал не в своей тарелке и предпочел бы выйти, хотя сам уже примелькался персоналу. Его принимали то ли за родственника, то ли за бойфренда. Другие мужчины к пациентке не ходили, лишь несколько раз в госпиталь со своей бабушкой приезжал из дальней командировки Брайан. Чаще всех девушку навещала мать. Время от времени приходила подруга.

Серебряные брови доктора немного нахмурились и сдвинулись к переносице. Он внимательно вслушивался. На короткое время он закрыл глаза и сморщил губы. Несколько раз скулы напрягались, выражение лица было задумчивым. В палате наступила тишина.

Невзирая на закрытые окна, из центра города донесся отдаленный звон колоколов. Они били густым звуком с большими интервалами. Причем в промежутках басового боя, колоколов малого размера не было слышно. Даже если очень старательно вслушиваться, зная об их существовании, паузы оставались незаполненными – их волны таяли в воздухе.

Доктор также прослушал девушку в районе груди. Закончив процедуру, он сел глубже на табуретку и принялся разглядывать лицо пациентки.

– Что-то слышно? – не выдержав томительной паузы, первой спросила девушка.

– Мужественная борьба. Молодое сердечко усиленно работает в четыре смены. Организм тратит все силы на выздоровление. Вам надо помогать ему верой в победу, – ласково улыбаясь девушке, ответил доктор.

– Я это уже где-то слышала, – переведя взгляд от доктора в сторону музыканта, сказал девушка.

Музыкант в лице врача большого энтузиазма не наблюдал. Конечно, слова звучали обнадеживающе, но сочувственный взгляд говорил о другом. Парень натянуто улыбнулся девушке.

– Мне кажется доктор прав, – Оскар смотрел то на доктора, то на девушку, – у вас в школе преподаватели рассказывали историю о болезненном перерождении орлов? У нас – да. Так вот, в солидном возрасте некоторые орлы уединяются на вершине горы и сбивают об камни клюв, якобы вырастает новый, и птица молодеет.

– Ага, еще выдергивают себе когти… – с ироничной улыбкой ответила девушка. – Давно известно, что это неправда. Никакого перерождения у них нет. Мне прадедушка много рассказывал про орлов.

Доктор встал, отодвинув на прежнее место табуретку.

– В любом случае кисло сидеть в темной палате – не выход. Надо уверенно идти к своему выздоровлению. Побольше выходите на улицу и проветривайте комнату. Я назначу вам дополнительные анализы.

– Спасибо, доктор, – доброжелательно сказала девушка. – Скажите, когда-нибудь закончатся эти завывания?

– Как только они стихнут внутри вас самой, вы перестанете замечать любые завывания снаружи, – доктор сделал паузу, что-то обдумывая. – Эмма, я хочу, чтобы вы понимали: вам нужна серьезная операция на сердце, и вы должны мне помочь. Нужно настроится на положительный результат. Существует новое медицинское направление, которое называется кардиоонкология. Организму тяжело справляться с тяжелыми процедурами химиотерапии, и тогда начинает заболевать его сердечно-сосудистая система. Мы находимся в той точке, когда я вынужден переключить наши усилия на осложнения с вашим сердцем, а не со злокачественными образованиями. Химио и лучевая терапия дали положительные результаты, и мы выиграли немного времени. Сейчас надо активно работать над усилением вашего общего состояния. Не хочу, чтобы это вас пугало, поэтому буду говорить прямо и откровенно. Поймите вот что: наша стратегия верна, еще недавно, когда в медицине не было понятия кардиоонкологии, только в 20% случаев женщины с диагнозом «рак молочной железы» четвертой степени умирали, собственно, от рака. 42% женщин не выдерживали сердечно-сосудистых осложнений, которые провоцировали методы лечения самого рака. У нас есть четкая стратегия, передовые препараты и понимание сложившейся ситуации. Ваша вера и настрой на победу – не менее важное оружие, чем операции и медицинский уход. Мы говорим: «Страх не ослабляет болезнь, он ослабляет жизнь». Потому не расценивайте ветер за окном как завывания, а воспринимайте его как веселый свист, зазывающий вас выйти на улицу и немного прогулятся, тепло укутавшись. К тому же, как чудесно, что у вас есть помощник. Хочу повторить, мы находимся в той точке, когда на онкологическом фронте стали одерживать победу. – Доктор умолк, не отрывая взгляда от пациентки.

Эмма улыбнулась ему. Вслед за ней улыбки осветили лица остальных присутствующих.

Доктор и медсестра вышли. Эмма повернулась к окну и задумалась. Она не смотрела на улицу, взгляд ее был устремлен на подаренную Брайаном божью коровку, что стояла на подоконнике.

Музыкант терпеливо ждал, что она скажет, и тоже взглянул на стеклянную фигурку.