Песнь войны

* * *

Обычно полный столичного шума Энгатар встречал непривычной тишиной. Конечно, торговцы всё так же зазывали прохожих, простой люд всё так же спешил куда-то, но при всё звучало как-то приглушённо, чувствовалась некая настороженность. Люди то и дело озирались и замолкали, будто бы готовые, чуть что, мгновенно спрятаться по домам и не издавать ни звука.

— Это что ещё за угрюмые рожи в серых балахонах? — хмурился Дунгар, глядя по сторонам. — То тут, то там мелькают, раньше я их точно не видал. Церковный орден что ли какой-то новый? От этих нахлебников и так не продохнуть, а как только в стране неспокойно, тут же, будто грибы после дождя, появляются очередные ордена поклонников какой-то там пречистой задницы.

— Я думал, они собираются ради какого-нибудь благого дела, — задумчиво проговорил Игнат. — Беднякам помогают или за больными ухаживают.

— Да вот только действительно благих дел от них и не дождёшься! — проворчал гном. — Нет, чтобы улицы подмести или урожай убрать помочь, куда уж там! Наберут таких же голодранцев, наклянчат денег, нацепят одинаковое тряпьё и отправятся к чёрту на рога в паломничество к очередному камню, под которым высморкался святой Беренгар! А уж когда мощами торговать начинают, тут уж держись. Самая настоящая ярмарка болванов начинается!

— Мощами? — удивился Драм. — То есть… Останками? Неужели и такое бывает?

— Ещё как бывает. Вот, к слову, с десяток лет назад дело было. Погода по лету стояла прелестная, дай, думаю, прогуляюсь. Прохожу я как-то возле храма Троих, глядь, а там прилавки соорудили. Мол, орден пресвятого-кого-то-там из паломничества вернулся. Откуда — я так и не понял, то ли из Анмода, то ли из Нуаммара… Я праздного интереса ради подхожу к прилавку, а мне в лицо тычут каким-то ошмётком сушёным. Мол, купите, добрый господин, ухо святого Реджинальда-чудотворца, который взглядом мог отгонять змей. Я, разумеется, вежливо отказался. И знаете, что? Пока я проходил мимо прилавков, мне разные люди трижды пытались впарить ухо святого Реджинальда, дважды — нос, и шесть, нет, семь раз предлагали приобрести его указательный перст! И тогда я задумался, кто же был большим уродом — Реджинальд-чудотворец или эти ушлые оборванцы, наживающиеся на доверчивых дурачках…

Среди тех троих, кто был в повозке в этот момент, Драм смеялся громче всех. Видимо, ему казались особенно смешными обычаи поклонения мощам святых среди жителей поверхности.

— Да уж, — усмехнулся Игнат. — Слышал я, в здешнем храме тоже хранятся кости какого-то короля.

— Ага, Эйермунда Святого, — кивнул Дунгар. — То немногое, что удалось выкопать из его погребального костра, который он сам для себя и сделал. Впрочем, сейчас уже никто не скажет наверняка, действительно ли это его кости. Мне всегда было интересно, неужто людям не приходит в голову, что, припадая к полу перед очередными мощами, они рискуют поклониться костям какого-нибудь разбойника или грабителя? А то и вовсе осла или собаки!

Игнат засмеялся, и Драм заметил, как настороженно глядят ни них через окно прохожие и как внимательно их провожают недовольным взглядом люди в сером. Впрочем, за последнее время он видел слишком много, чтобы придать этому особое значение. В конце концов, идёт война, с чего бы людям на улице веселиться, да и подобная реакция на звуки смеха из повозки, возвращающейся с битвы, вполне объяснима.

Дунгар повеселел, должно быть, это связано с возвращением в знакомые места, но всё же что-то в городе изменилось. Драм прямо кожей чувствовал напряжение в воздухе, и ему это совсем не нравилось. Необходимо выяснить, что происходит. Хотя бы для собственного спокойствия.

Вдруг эльф увидел, как облачённое в серое люди в едином порыве вышли из закоулков и выстроились вдоль дороги. Они подняли над собой шипастые булавы и провозгласили вразнобой: «Да здравствует король!» А после небольшой паузы всё тот же нестройный хор гаркнул: «Да здравствует матриарх!» В повозке повисла тишина. Первым её нарушил Дунгар, поковырявший в ухе толстым пальцем.

— Либо мои старые уши меня подводят, либо эти оборванцы только что сказали «матриарх»? Что за чертовщина здесь произошла, пока нас не было? Чует моё сердце, срочно нужно вернуться в банк. Как бы там старый Клаус чего не наворотил… Если что потребуется, заходите, не стесняйтесь. И Рию ко мне отправьте, — сказав это, гном спрыгнул с повозки неподалёку от моста святого Готфрида и деловито зашагал куда-то.

Взглянув ему вслед, Драм произнёс:

— И что теперь делать нам?

— Ну, что касается меня, то я теперь как бы на королевской службе, — пожал плечами Игнат. — Да и ты, судя по всему, тоже. Во всяком случае, так Раурлинг говорил. Вот только сейчас он в Лейдеране, а мы здесь. Надеюсь, без него нас отсюда не погонят.

— Мне идти некуда. К Пристанищу теперь не пройти, разве только под землёй. Но не думаю, что подземные боги будут мне благоволить в этом…

В тот вечер король лично принимал героев Лейдерана: Боевого мага Игната, тёмного эльфа Драма, врачевательницу Риенну Эльдштерн, знаменитого хирурга Эббена Гальна и, наконец, командующего Святым воинством Эрниваля из Дорема, не пожалевшего себя за веру и корону.

Именно так их представили в тронном зале Чёрного Замка, где множество разномастных вельмож и влиятельных столичных богачей разглядывали их с праздным интересом. Для этих разодетых людей война — это что-то далёкое и ненастоящее, как вспышка молнии, скрытая за пеленой облаков. Они — высший свет Энгатара, и даже во время Войны короны они пробыли в городе, прячась в своих домах.

Лишь одна пара глаз в тронном зале глядела на них пристально и оценивающе: взор короля Эдвальда Одеринга был тяжёл, чист и внимателен. Игнат не узнал в этом статном аккуратно подстриженном человеке, облачённом в чёрную мантию, отороченную алым, и с золотой короной на голове, того трясущегося безумца, каким его описывал Таринор. Позади короля стоял Дэйн Кавигер в алом нагруднике с вызолоченным изображением короны и неизвестный магу пожилой рыцарь в таком же доспехе.

По правую руку от короля, смиренно опустив взгляд, стояла девушка, которую можно было принять за одну из белых сестёр, если бы не серебристая вышивка на одеянии и скипетр с набалдашником из серебряных стержней, сплетённых в виде символа Троих. По левую руку — бледнокожая молодая девушка с волосами цвета осенней листвы, одетая в красно-золотое платье до пола. Принцесса Мерайя, как догадался маг, глядела в пол с отсутствующим видом.

— В этот нелёгкий час я рад приветствовать истинных героев Энгаты, с чистым сердцем пришедших на помощь стране, — Игнат услышал, что теперь сталь у короля не только во взгляде, но и в голосе. — Истинное счастье — видеть, как столь разные меж собой люди служат единой цели — защите королевства и возрождению его величия. Пред ликом богов и людей, Троих и многих… — Король осёкся, и магу показалось, что по лицу Одеринга пробежала судорога. —…Корона и Церковь не забудут вас!

Послышались одобрительные голоса и редкие хлопки. Эрниваль, всё это время стоявший неподвижно и молча, вдруг сделал шаг вперёд и обратился к королю.

— Ваше Величество! Для меня нет большей радости, чем служение Церкви и Короне. Но я не вижу здесь своего отца, патриарха Велерена. Хоть я и не лучший сын, но мне хотелось бы засвидетельствовать своё почтение перед ним.

— Юный Эрниваль, — покровительственно проговорил король и обратился ко всем присутствующим, — многие, а в особенности те, кто провёл дни вдали от столицы, должно быть, не знают о заговоре, пресечённом с помощью верного Короне Дэйна Кавигера, командующего гвардией. Королева Мередит, моя супруга, вступила в преступный сговор с патриархом Велереном. Два человека, которым я доверял, как самому себе, вознамерились обезглавить страну. Они медленно ввергали меня в пучину безумия, отравляя мой разум и тело. Но благодаря верности сира Дэйна их удалось остановить. Я лично казнил изменницу королеву, а командующий гвардией исполнил свой долг, лишив жизни предателя Велерена.

По собравшимся вельможам прокатилась волна изумления, сменившаяся изумлённым шепотом. Эрниваль замер в оцепенении с устремлённым в никуда взглядом. Игнат с беспокойством думал, что же тот предпримет. Меча на поясе рыцаря не было, что придавало некоторое спокойствие. «Во всяком случае, — надеялся маг, — он не набросится на королевскую стражу, чтобы в следующую секунду быть изрубленным в клочья.»

— Ваше величество, — Эрниваль нарушил молчание, склонив голову, — если мой отец… Патриарх Велерен предал Корону, то тем самым он предал и Церковь. И для меня как верного её служителя нет большего позора. Я едва ли надеюсь искупить вину своей семьи. Если вы велите казнить меня, как сына предателя, то так тому и быть.

— Не позволяй унынию поразить душу, юный Эрниваль, — покровительственно сказал король. — Ты служил верно и не повинен в преступлении своего отца. А верность в наше время — бесценное сокровище. Если услышанное легло на твою душу тяжким грузом вины, ты можешь искупить её, продолжив служить Церкви, которая теперь близка к Короне как никогда.

Когда король закончил говорить, в зале раздался громкий звон. Драм тут же заметил источник звука: несуразного носатого человечка ростом по пояс окружающим его вельможам. Голову его украшал лиловый берет, а в руке, покрытой золотой перчаткой, он держал палку с колокольчиком на конце. Карлик вышел перед толпой, набрал в грудь воздуха и открыл было рот, но, поймав на себе испепеляющий взгляд короля, проглотил слова прежде, чем они сорвались с губ. Его величество продолжал глядеть тяжёлым немигающим взглядом, под которым коротышка приобрёл растерянный вид и, пятясь назад, скрылся за спинами усмехающихся людей.

— Я продолжу служить Церкви и искуплю вину, — ответил Эрниваль, склонив голову. — Благодарю, ваше величество.

С Игнатом и Драмом король говорил уже не столь приветливо. Возможно, он догадывался, отчего у Эрниваля этот ужасный ожог, а может и просто не любил магов и эльфов. Он позволил им остаться, велев Кавигеру определить им место в замковых пристройках. Рие король сообщил, что Карл Эльдштерн вот-вот прибудет в Энгатар. Девушка, едва сдерживая слёзы радости, рассыпалась в благодарностях и немедленно отправилась в банк, рассказать о радостной вести Дунгару. Эббен Гальн и вовсе удостоился лишь сухих слов благодарности.

Когда собрание окончилось и многие из числа вельмож разошлись, король приказал рыцарям гвардии, что стояли за троном, проводить принцессу в её покои, а Эрнивалю велел остаться.

— Сир Эрниваль из Дорема, эта смиренная дочь богов — Агна Пречистая, матриарх Церкви Троих. Совместно с ней мы произвели некоторые реформы. Должно быть, ты видел людей в сером облачении, хранящих покой на улицах города?

— Видел, ваше величество.

— Мы нарекли их Серыми судьями, слугами Тормира и хранителями порядка. Если ты желаешь продолжить служение Церкви, ты волен присоединиться к ним.

— Если так желает ваше величество…

— Это должно быть твоё решение, Эрниваль, — серьёзно проговорил король. — Твой отец совершил ужаснейшее из возможных преступлений. И, хоть предателю не может быть прощения, ты можешь смягчить его вину передо мной.