Время испытаний

Элмерик не знал, сколько они шли. Может, четверть часа, а может, целую вечность. Дождь не прекращался, но небо становилось немного светлее. Сумерки отступали. Бард уже едва передвигал ноги, когда они вышли на широкую дорогу с двумя широкими раскатанными колеями от тележных колёс. Он хотел спросить, долго ли ещё идти, но в этот миг рыцарь Сентября сам развернулся и приложив ладонь к его лбу, скомандовал:

— А теперь проснись!

В следующее мгновение Элмерик оказался в покоях мастера Шона и увидел перед собой обеспокоенного Мартина. Тот был в штанах, но без рубашки и протягивал барду глиняную чашку с подогретым вином. Початый кувшин стоял тут же на полу, а рядом с ним на отрезе ткани — вторая чашка, початый хлеб и несколько обглоданных рёбрышек.

— Давай, выпей быстро.

Элмерик сделал большой глоток, но даже не почувствовал вкуса. Мартин бросил ему клетчатый плед, и бард натянул его по самый подбородок.

— А где мастер Шон?

— Пошёл будить Каллахана, — Мартин стащил со спинки второго кресла свой жилет и надел его, а потом подбросил в камин ещё несколько поленьев.

В тот же миг бард услышал, как хлопнула дверь в комнату, но не смог даже пошевелиться, чтобы поприветствовать наставника.

— Шон сказал, что нашёл тебя на дорогах снов — там, откуда не возвращаются. Расскажи, как это вышло, — Каллахан уселся в кресло напротив.

И Элмерик поведал всё от начала и до конца, не стал лишь упоминать о своём уговоре с лианнан ши и о поцелуе. Каллахан мрачнел с каждой минутой и вдруг без предупреждения сгрёб правую руку ученика, разворачивая тыльной стороной ладони к свету.

— Видишь? — он обернулся к Шону, всё это время безмолвно стоявшему за его плечом.

Рыцарь Сентября кивнул.

— Эльфийка.

— Что там такое, Сентябрь? Проклятие? — отблески пламени мешали Мартину рассмотреть метки.

— Ага, привет от Лисандра. Осчастливил непокорную племянницу, а та почему-то решила передарить подарочек.

— Это можно снять? — жалобно спросил Элмерик.

— Можно, но будет больно, — предупредил Каллахан. — Сожми зубы крепче.

Не дав толком подготовиться, он вдруг дёрнул его руку на себя, и Элмерик заорал. Из глаз брызнули слёзы. Боль прострелила от кончиков пальцев до самого плеча. Нечто подобное он чувствовал однажды в детстве, когда, упав с дерева, вывихнул локоть, и старый Хедлей вправил сустав.

— В будущем держись подальше от Брендалин, — наставник протянул ему чашку с вином, и Элмерик жадно осушил её до дна.

— Это приказ?

— Нет, всего лишь совет.

Хмель ударил ему в голову. Комната закружилась. Если бы Элмерик сейчас попытался встать, то непременно бы упал.

— Хорошо, — он икнул. — Простите. Я должен сказать вам ещё кое о чём, пока могу говорить. Прошу, наставн… ик! Не приказывайте мне играть на арфе для развлечения. Вашего или чьего-либо ещё.

— Почему же? — Каллахан, казалось, силился понять, не бредит ли ученик.

— Однажды я поклялся, что больше не нарушу ик… ни единого вашего приказа, — признался Элмерик, до боли сжимая в пальцах опустевшую чашку. — А ещё позже ик… дал обет, что никогда больше не стану играть на арфе на потеху толпе. И если вы мне это прикажете, то получится… ик.

— Вот уж действительно «ик», — подытожил Мартин.

Рыцарь Сентября закатил глаза, а Каллахан только вздохнул.

— Не прикажу. Хорошо, что ты рассказал об этом. Постарайся впредь не скрывать от меня столь важных вещей. Мне совсем не хотелось бы стать невольной причиной нарушения твоих обетов и смерти. Может, есть что нибудь ещё, о чём мне следует знать?

Элмерик помотал головой. Комната снова качнулась, предметы расплылись. Кто-то подхватил чашку из его ослабевших рук. Он хотел извиниться, но не смог произнести ни слова. Слишком устал и натерпелся за последние дни. Теперь напряжение схлынуло, и бард провалился в спасительный сон — на этот раз безо всяких сновидений.