Время испытаний

— Так она умерла, что ли? — ахнула Розмари.

— Бывает участь и похуже смерти, — рыцарь Сентября с грохотом поставил чашу на стол.

Мастер Флориан метнул на него гневный взгляд, но спорить не стал, лишь шумно втянул носом воздух. Возможно, отсутствие Брана сейчас сослужило всем неплохую службу, и ссоры не случилось.

— Она потеряла свою магию и состарилась, как обычный человек, — мастер Дэррек скорбно поджал губы. — Печальная участь для такой нежной эльфийки.

Теперь Элмерику стало ясно, отчего мастер Флориан так вскинулся. Конечно, он предпочёл бы видеть свою сестру живой и здоровой, пускай и без магии. Ослеплённый горем наставник вряд ли задумывался, что для леди Эллифлор — человека по рождению — потеря способностей к колдовству была бы прискорбной, но всё же не смертельной.

— А король же выжил? П-почему тогда госпожу Алисандру настигла такая жестокая кара? — Орсон потёр лоб широкой ладонью.

— В том-то и дело, что не выжил… — начал Мастер Дэррек, но осёкся под ледяным взглядом командира.

После короткого размышления эльф всё же кивнул:

— Да, это так. Король умер, но его вернули к жизни. Это было самое серьёзное поражение Соколов за всё время нашего существования.

— Хотите сказать, вы воскресили короля?! — Розмари посмотрела на командира с таким неприкрытым обожанием, что Элмерику стало неловко. Он подумал: при случае стоит напомнить девушке, что вот так откровенно пялиться на эльфа неприлично. Тот, конечно, способен впечатлить кого угодно, но всему же есть пределы!

— Увы, мне такое не под силу, — покачал головой мастер Каллахан. — Это сделала королева Благого двора.

— Хорошо, а ей-то какая выгода? Разве она сама не хочет выиграть эту вашу войну? — Джерримэйн сплёл руки под подбородком. — Или новый король выбрал бы другую сторону?

— К тому всё шло. Впрочем, плату за услугу она всё равно потребовала.

— Давайте не будем об этом, — рыцарь Сентября вскинул руку в упреждающем жесте. — Это были не самые лучшие сто лет моей жизни.

— Да, думаю, на сегодня достаточно воспоминаний, — согласился эльф.

— Простите, но мне пора, — мастер Патрик промокнул губы салфеткой и встал из-за стола, на ходу надевая помятую шапку. Уже на пороге он обернулся и добавил хриплым голосом:

— Дурной глаз. Расскажите им о дурном глазе, — и вышел.

Мастер Каллахан дождался, пока стихло шарканье ног, и обвёл суровым взглядом затаивших дыхание Соколят:

— Да, я запретил вам покидать пределы защитного круга, но это не наказание. Барьер истончился, и мы не знаем, в какой миг Лисандр выберется из заточения. Может, уже выбрался. Никто из вас не в состоянии справиться с ним: он силён и к тому же умеет менять облик. Но одна черта всегда остаётся неизменной. Если кто-нибудь заметит человека или зверя с повязкой на глазу — пусть немедленно даст мне об этом знать! И имейте в виду: Лисандр не калека. Тот, на кого он посмотрит левым глазом, умрёт мучительной смертью.

— Это что же, заклинание такое? Дикая магия? — Джеримэйн снова подпрыгнул на лавке. — А если отвернуться и не смотреть в его сторону? Или если мы, к примеру, возьмём зеркало и…

— Не поможет! — резко оборвал его мастер Каллахан. — Умелый маг всегда найдёт способ заглянуть противнику в лицо. Дурной глаз — не чары, а врождённая особенность. Он просто смотрит на человека, может, даже не желая тому зла, однако несчастья всё равно случаются. Многие считают это проклятием, но только не Лисандр. Он приложил немало усилий, чтобы развить свой дар, — и теперь это не просто дурной глаз, а чары. Сокрушительные и злые, способные сковать любую, даже самую сильную волю, заморозить кровь в жилах, превратить огонь в лёд. Так что даже не надейтесь совладать с ним. Оставьте Лисандра мне или Шону. Вам ясно?

— Да уж яснее некуда, — ответил Джеримэйн за всех разом, недовольно кривя рот.

— Вот и славно! Рассчитываю на ваше благоразумие.

— Есть ещё кое-что… — Голос Элмерика дрогнул, ладони мгновенно вспотели.

Бард сам не понимал, с чего так робеет перед командиром, и чувствовал, что выбрал не лучшее время, чтобы обратиться с просьбой, но раз уже начал говорить, не останавливаться же на полуслове?

— В тот вечер… ну вы понимаете когда… В общем, там была лианнан ши.

И почему дар красноречия всегда оставлял его в самый неподходящий момент? Язык пересох и прилип к нёбу, а голос звучал так, что самому приходилось прислушиваться.

— Зимой яблоневые девы спят, — напомнил мастер Дэррек, но бард мотнул головой и, набрав побольше воздуха, выпалил:

— Её разбудили! И заставили отвлекать нас, пока Брендалин открывала путь Лисандру. Надо разобраться с этим: лианнан ши хочет покоя.

— Хорошо, она получит свой покой. Шон займётся на досуге.

Командир поднялся из-за стола, выпрямляясь во весь свой немалый рост (все тоже встали), и снова глянул куда-то в сторону. Элмерик проследил за его взглядом, но не увидел ничего, кроме паутины.

— До утреннего колокола все ученики могут быть свободны.

Едва наставники покинули гостиную, Розмари упала обратно на лавку и принялась обмахиваться передником.

— Ну и дела творятся-та! Хорошо, что теперь мастер Каллахан и другие Соколы здесь и смогут защитить нас!

— Я тоже смогу, — Орсон положил ладонь на рукоять меча. — У меня есть добрый клинок. И я делаю успехи в воинском искусстве — мастер Шон сегодня хвалил меня.

В ответ девушка рассмеялась нервно и невесело.

— Прости, Сонни, но мы сами уже заварили такую кашу… Теперь хлебать — не перехлебать. Когда мастер Каллахан плеснул вино в камин-та для тех, кто не с нами, я чуть в голос не разрыдалась-та.

— Скучаешь по Мартину? — вздохнул Орсон. — Я тоже… Если бы не он, меня бы из Соколов уже давно выгнали. Ну, когда выяснилось, что я читать не умею. А я ведь даже не лгал — всего лишь не прочитал условия. Поставил подпись и укатил из дома навстречу подвигам. Никому и в голову не пришло, что сын лорда может быть грамоте не обучен. Меня вообще мало чему учили.

— А почему так вышло?

Прежде Элмерику было неинтересно, а сейчас вдруг захотелось поговорить о чём-нибудь отвлечённом.

— Учителя говорили, что я слишком глуп. А отец и не настаивал. Мол, успеется ещё. А не выйдет, так и не надо. Главное, найти толкового управляющего. Он ведь и сам замковые дела забросил после смерти матери.

— А с ней что случилось?

— В родах умерла, — голос Орсона стал тише. — Я не знал её, но, говорят, именно в тот день замок Трёх Долин покинула радость.

— Какая печальная история… — м-да, от таких бесед легче не становилось. И вдруг Элмерика осенило. — Слушай, а ты ведь почти не заикаешься! Раньше и двух слов связать не мог — и вдруг такое красноречие! Откуда?

— П-правда? Я очень стараюсь… Нужно только побороть страх.

— Чего ты боишься-та? — удивилась Розмари. — Говорить?

Орсон мотнул головой и понизил голос до шёпота:

— Хозяина Лесов.

— Кого?

— Ну, м-медведя…

Элмерик не знал, что и сказать. Неужели надуманные детские страхи могут так сильно отравлять кому то жизнь?

— Да ты же сам сильный, как медведь! — Джеримэйн хлопнул Орсона по плечу. — Сделаешь его одной левой!

Утешения сделали только хуже. Орсон вдруг вжал голову в плечи, заозирался по сторонам, а потом сбивчиво зачастил:

— Т-ты что т-такое говоришь! Н-нельзя! Иначе б-беды не м-миновать. Хозяин Лесов н-накажет…

— Перестань! — прикрикнул Элмерик. — Сам же говорил: страху нельзя поддаваться.

Орсон осёкся на полуслове и сполз на пол.

Молчал он долго, но в тот момент, когда бард уже собирался извиниться за грубость, снова заговорил:

— Не думайте, что я такой уж т-трус. Наверное, мне стоит рассказать, как всё было на самом деле, чтобы вы не осуждали меня. Но это долгая история. Можно сказать, из-за неё я и попал сюда. Не знаю, п-поверите ли вы мне…

— С чего бы нам не верить-та? — надулась Розмари.

— С того, что п-правда слишком похожа на небылицу. Другие слушали и на смех п-поднимали. Мол, горазд здоровяк сочинять сказки, чтобы скудоумие своё оправдать.

Элмерик нахмурился. Возможно, он решил бы так же, если бы Орсон разоткровенничался на заре их знакомства. Но с тех пор они пережили много. Бард на собственном опыте узнал: не всё то правда, что ею кажется. С ложью наверняка то же самое.

— Я не стану смеяться, — он приложил руку к груди. — Даю слово.

Розмари с Джеримэйном тоже кивнули, и Орсон, не вставая с пола, начал свой рассказ.

История, рассказанная Орсоном

Жил в Объединённых Королевствах один знатный лорд. Всего у него было вдоволь: и плодородных земель, и несметных богатств. Была и красавица жена, в которой лорд души не чаял, вот только детей у них не народилось.

Обращались и к лекарям, и к колдунам, но никто не мог ответить, отчего же боги до сих пор не послали лорду и леди наследника. Лишь одна старая ведьма как-то обмолвилась, что знает верное средство от этой напасти: нужно только раздобыть свежую печень медведя.

Отправился тогда лорд на охоту, хоть и сезон был уже неподходящим. Многие мили пришлось ему пройти, прежде чем набрёл он на медвежий след. Обрадовавшись нежданной удаче, он устремился в чащу леса, оставив слуг далеко позади.

И вот долго ли, коротко ли, оказался лорд на поляне, сплошь поросшей вербеной и крестовником. Среди цветов и трав с медвяным запахом резвился медвежонок, которого охраняла большая чёрная медведица. И хоть жаль было лорду медведицу и медвежонка, но речь шла о наследнике. Поэтому он наложил стрелу на тетиву, натянул верный лук — и не промахнулся.

В тот вечер замок ликовал, приветствуя славного охотника. Повара приготовили печень по особому ведьминскому рецепту, и хозяин с хозяйкой отведали кушанье, прежде чем пойти в опочивальню.

Вскоре леди понесла дитя, и радости домочадцев не было предела. Ведьма же предсказала, что родится мальчик, за что лорд пожаловал ей сундук, полный драгоценных тканей, и ещё пятьдесят золотых сверху.

Но радость оказалась недолгой: в ночь, когда любимая жена должна была разрешиться от бремени, поднялся неистовый ветер и пошёл град размером с голубиное яйцо. Ровно в полночь появился на свет наследник. В первый и последний раз взглянула на него мать и испустила дух. Убитый горем лорд велел дать плетей негодной ведьме, а на сына даже не взглянул. С тех пор в замке никогда не устраивали пиров, а флаги на башнях и даже сам герб лорда украсили чёрной каймой — в знак вечного траура.

Шли годы. Наследник подрастал, не зная ни отеческого совета, ни материнской любви. И вот однажды приснился ему удивительный сон: будто бы на лесной поляне, поросшей вербеной и крестовником, сидит чёрный медведь, размером с гору. Испугался мальчик — ведь глаза у того медведя были совсем человечьи. Он хотел убежать, но высокие деревья преградили ему путь, а зверь вдруг прорычал:

— Не за себя живёшь, человеческое дитя, а за моего сына. Не должен был ты появиться на свет. Поэтому не видать удачи тебе и всему твоему роду во веки веков. Таково слово Хозяина Лесов!

А потом поведал без утайки, как всё было. Заплакал мальчик — очень уж страшным и огромным был зверь — и проснулся.