Серебряное небо

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

— Почему мы не можем пойти прямо сейчас?! — естественно, этот вопрос интересовал Джедая прежде всего.

Лесли терпеливо объяснила, что до севера Калифорнии почти тысяча миль. Это минимум месяца три пути. Если пойти сейчас, то пока они доберутся до Сьерра-Невады,[25] перевалы покроются снегом и станут непроходимыми. Зимовать в горах, не имея надежной крыши над головой, рискованно: там и морозы сильные бывают, и снежные бури; с охотой тоже будет напряженка — олени и вилороги к зиме обычно спускаются на равнину.

Значит, выступать нужно весной, где-то в середине марта.

К этому времени они находились на севере Аризоны. Стоял октябрь, и, как обычно в это время, Лесли откочевывала на юг.

До того, как у Джедая проснулась память, она колебалась, куда идти дальше — на юго-запад, в Аризону или на юго-восток, в Нью-Мексико. Теперь же было понятно, что зимовать им предстоит в Аризоне.

Она вовсе не собиралась сейчас раздумывать, как они весной пойдут через Сьерра-Неваду. Перед ней стояла куда более важная задача: продолжая двигаться на юго-восток, по пути добыть как можно больше мяса, наменять в поселках муки и бобов — словом, всего того, что поможет им пережить зиму — и, желательно до того, как выпадет снег, найти укрытие, чтобы не зимовать под открытым небом.

Джедая же по-прежнему снедало нетерпение. Даже сейчас, когда они шли не в Калифорнию, а на юг, любая задержка в пути воспринималась им как ненужное промедление. Пришлось провести с ним воспитательную беседу на тему «Я лучше знаю, что и когда надо делать — ты что, с голоду хочешь подохнуть?!» — после этого он целый час на нее дулся, но потом мало-помалу отошел.

В последнее время они почти не ссорились — Лесли вообще плохо представляла себе, как можно всерьез поругаться с человеком, в объятиях которого уютно нежишься всю ночь, которого и днем хочется потрогать, прижаться лбом к плечу или поерошить ему волосы.

Вот и сейчас, едва Джедай наконец сменил гнев на милость, он притянул ее к себе и потерся щекой о макушку — она, конечно, вывернулась, но не сразу и больше для порядку: что это еще за нежности?!

— Ладно, расскажи, что ты за укрытие собираешься найти, о чем вообще идет речь, — спросил он.

— Пока не знаю, — слегка покривив душой, ответила Лесли, — надеюсь, что-нибудь да подвернется.

Обычно ей с этим действительно везло: прошлой осенью, например, она случайно обнаружила на старой вырубке вагончик без колес — времянку, где когда-то жили лесорубы. Внутри сохранились и несколько деревянных коек, и сделанная из железной бочки печка — даже стекло в одном из окошек.

Но в этом году Лесли не столько полагалась на удачу, сколько шла в совершенно определенное место — на ранчо. На то самое ранчо, где они когда-то жили с Джерико.

Года два назад она проходила мимо него — дом стоял невредимый, окна и двери были заколочены досками.

Место для зимовки было идеальное: крепкие бревенчатые стены, дровяная плита на кухне. И колодец опять же есть… Она даже прикинула, что им с Джедаем лучше всего будет занять комнату на первом этаже, рядом с кухней — там вдоль стены проходит труба от плиты, так что тепло.

Увы, этим мечтам суждено было остаться лишь мечтами. Когда за очередным поворотом дороги вдалеке завиднелись знакомые очертания черепичной крыши и Лесли с облегчением вздохнула: все в порядке, вот он! — в следующий миг она заметила идущий из трубы дымок…

Приходилось перестраиваться на ходу.

— Сворачивай на поляну. Оставим вещи здесь, — конечно, близковато: уходя торговать, она обычно оставляла волокушу и собак милях в трех-четырех от поселка — ну так это не поселок, всего один дом.

— Ты собираешься зайти туда? — поинтересовался Джедай.

— Почему нет? — пожала она плечами.

На самом деле в ней все еще брезжила робкая надежда, что в доме остановились какие-то случайные путники, которые через день-два уберутся.

Но увы — чем ближе они с Джедаем подходили к ранчо, тем заметнее были повсюду следы свежей починки: недостающая штакетина на калитке заменена половинкой расколотой вдоль старой доски, вместо проседавшей еще со времен Джерико ступеньки на крыльце — тоже некрашенная доска. И веревка на перекладине колодца новая, плетеная из кожи.

Самих обитателей ранчо было не видно, дверь закрыта, но высовывавшееся из оконца слева от нее дуло двустволки показывало, что в доме кто-то есть.

У калитки Лесли притормозила, сказала негромко, почти не шевеля губами:

— Останься здесь, дальше я одна.

— Почему? — так же тихо спросил Джедай.

— Там мало людей, и они боятся, — с этими словами она шагнула вперед.

Объяснять было долго, но такие вещи Лесли просто шкурой чувствовала. Кроме того, если бы в доме было хотя бы двое мужчин, то они, обвешанные оружием, наверняка вышли бы сейчас навстречу, на крыльцо — так сказать, продемонстрировать силу.

Неторопливо, не делая резких движений, она прошла уже полпути к крыльцу, когда из-за двери раздался хрипловатый юношеский басок.

— Стой! Стрелять буду!

Лесли остановилась, подняла руки ладонями вперед, показывая, что в них нет оружия, и снова опустила.

— Что вам надо? — спросил тот же басок.

— Я — Лесли Брин, маркетир. Может, вам что-то из моих товаров надобно?

За дверью воцарилась тишина. Хотя нет, не совсем — чуткий слух Лесли уловил отзвук перешептывающихся голосов. Наконец дверь приоткрылась и на крыльцо боком выскользнул крепко сбитый светловолосый паренек. На поясе его красовался револьвер.

Дуло двустволки в оконце шевельнулось, показывая, что в доме есть по крайней мере еще один человек.

— Как, вы сказали, вас зовут? — переспросил парень и с запозданием добавил: — Мэм…

— Лесли Брин.

— Лесли? И вы… вы уже бывали здесь раньше? — он коротко глянул вправо и вновь с испытующим прищуром уставился в лицо Лесли.

— Да, — она тоже посмотрела туда, где должен был стоять скрытый от нее сейчас оградой крест с надписью «Марта, дочь Лесли и Джерико».

— А он, — паренек кивком указал на Джедая, — это Джерико?

— Нет, — качнула она головой. — Джерико погиб девять лет назад.

Паренек отступил к двери и приоткрыл ее пошире.

— Заходите, пожалуйста.

Лесли, не оборачиваясь, махнула Джедаю рукой: «догоняй!» Наверняка он мало что понял из разговора, но сейчас было не время для объяснений.

В доме жили всего двое. Вторым человеком оказалась девчонка лет шестнадцати, с длинными черными косами и темными яркими глазами. Будь она пополнее, беременность, наверное, была бы не так заметна, но на ее щупленькой фигурке выступающий живот сразу бросался в глаза.

— Проходите, пожалуйста, присаживайтесь, — гостеприимно сказала она. — Сейчас я чай поставлю — вы, наверное, с дороги пить хотите?!

— Мэри! — попытался остановить ее парень и, когда она, не отреагировав, заспешила к плите, схватил и притянул к себе. Обернулся к Лесли.

— Нам действительно многое нужно, но… у нас ничего нет на обмен. Разве что шкуры.

— Какие? — поинтересовалась она.

— Есть лосиная, несколько оленьих…

— А заячьи?

— Да, конечно.

— Можно взглянуть?

— Да, мэм, — кивнул паренек и вышел из кухни.

Сидя за столом, Лесли быстро незаметно осматривалась. Такой чистой эту кухню она никогда в жизни не видела — отмыт был не только пол, но даже стены. И плита, и большие кастрюли на ней — те же самые, что стояли здесь девять лет назад. Очевидно, Смайти (а банду наверняка возглавил именно он), уходя, решил не брать их с собой.

Полки пустые — ни мисок, ни горшков. Юбка на девушке поношенная, аж обтрепалась внизу, шаль выцветшая, только высокие мокасины из оленьей шкуры совсем новенькие.

Парень вернулся, неся целую кипу заячьих шкурок, положил на стол:

— Вот, пожалуйста.

Лесли взяла одну из шкурок, помяла, понюхала и лизнула. Выделаны они были индейским способом — без соли, свежую мездру натерли костным мозгом, а потом долго скребли острым лезвием. Работа кропотливая и нудная, зато мездра становится мягкой, как замша, и шерсть не вылезает.

Но даже хорошо выделанные, на продажу их брать не было смысла — в поселках заячью шкурку умеет выделать любая хозяйка. Лесли хотела взять их для себя — сделать теплое одеяло на зиму и меховую подстежку под куртку Джедаю.

Краем глаза она поглядывала на паренька. Он был одет куда лучше своей подруги: рубашка почти новая, кожаные штаны сшиты с красивой отстрочкой по бокам. Чистенький, аккуратно подстриженный. И это старомодное «мэм»… Мормон? Похоже на то. На поясе — нож в обтянутых змеиной шкуркой ножнах; на белом фоне коричневый узор с черным ободком. Молочные змеи[26] с таким рисунком водятся севернее, в Юте и Вайоминге.

Что же мормон из Юты делает в Аризоне? И вообще, что заставило этих почти детей поселиться на отшибе, да еще с таким скудным набором вещей?

— Что вы хотите за них? — спросила Лесли, пересчитывая шкурки.

— Патроны! — выпалил парень. — И еще…

— Подожди, — тронув его за рукав, вмешалась девушка. — Нам нужны пеленки, — смущенно улыбнулась, — для… маленького.

— Пеленок у меня нет, — покачала головой Лесли, — но есть простыня. Большая, так что если разрезать — получится дюжина пеленок. Сколько вы хотите патронов?

— Сотню для двустволки и хотя бы пару дюжин для револьвера.

— Вы же понимаете, что эти шкурки столько не стоят.

— Понимаю… мэм, — выдавил из себя парень.

— Простыня и полсотни патронов… ладно, пусть будет еще дюжина для револьвера, — это получалось уже почти себе в убыток.

«Чай» — судя по запаху, отвар земляничных листьев — вскипел, и девушка подала на стол немудреное угощение — посыпанные какой-то сушеной травкой лепешки, разложенные на плоско выструганной дощечке.

— У нас только подсластить нечем, — неловко улыбнулась она, поставив перед Джедаем кружку.

— Из рук такой красавицы даже полынь покажется медом, — рассмеялся тот.

Девушка тоже хихикнула и смущенно прикрыла рот ладошкой.

«Смотри, какой галантный!» — ухмыльнулась про себя Лесли, и тут поняла, кого ей напоминает девушка. Это не мексиканка, нет…

Принимая в свою очередь кружку, Лесли кивнула:

— Шукран, бэнт![27] — поступок был чисто импульсивным — захотелось проверить свою догадку. В следующий миг она пожалела об этом.

— А… — начала девушка — и осеклась, испуганно отступив назад. Парень вскочил, рука метнулась к кобуре.

Стараясь не делать резких движений, Лесли откинулась на спинку стула, мысленно костеря себя на чем свет стоит: какого черта она сунулась?! Ведь есть же золотое правило: не интересоваться ничьим прошлым!

Выхватить револьвер паренек не успел, ему помешала девушка. Внезапно шагнув вперед, она жестом отстранила его и затараторила что-то непонятное. Глаза гневно сверкали; вот она стукнула себя кулачком в грудь…

— Да погоди ты, — попыталась остановить ее Лесли. — Я не знаю вашего языка. Только несколько слов: привет, до свидания, спасибо…

— Вас послали за нами?! — перебил паренек.