Рабочий день

* * *

Трактор подтягивал машину к самому въезду. Зайцев высунулся из кабины, крикнул Правоторову:

— Надо просить трактор на обратный путь! Не пройдем!

— Хорошо! Не теряй времени, разворачивайся! — махнул ему рукой прораб. — Ладно, ребята, работайте, не буду мешать. Пойдем, Миша!

Шофер отцепил трос, развернул машину, попятил задом сквозь ворота в корпус, к ларю. Прораб с бригадиром подошли, Правоторов написал записку, вырвал листок из записной книжки, отдал Зайцеву и пошел с бригадиром по стройке.

В переходе, соединяющем два корпуса, будущем пищеблоке фермы, давно стоящем под крышей, Правоторов заметил перемены: навешены грубо сколоченные двери, запах дыма, жилья. Он заглянул в одно из помещений: внутри было кое-как оштукатурено и побелено, расставлены кровати, временные деревянные полы, большая железная печь посередине.

— Что это такое? — спросил Правоторов.

— Потеплело, решили ближе к объекту перебраться.

— Что-то ты мне голову морочишь.

Бригадир переминался с ноги на ногу.

— Да ну их. Разговоры всякие, сплетни, все про нас знают. А тут мы сами себе хозяева.

— А обедаете где?

Бригадир провел в следующее помещение, оборудованное под столовую и одновременно под красный уголок: большая плита, дощатый, грубо сколоченный стол, на столе шашки, домино; в углу, на другом столике, покрытом красным кумачом, небольшой дешевый телевизор.

— А телевизор откуда?

— Вы меня, Сергей Иванович, допрашиваете, будто я цемент загнал и телевизор купил, — Михаил широко улыбнулся. — Корякин телевизор дал. Он у них в конторе для модели стоял.

Они сели за стол, друг против друга. Правоторов посмотрел на бригадира испытующе; бригадир выдержал взгляд. Правоторову нравился этот парень. Молодой еще — год, как из армии, а успел уж бригадиром стать. Есть в нем самостоятельность, хозяйственность, ревнивое отношение к своему авторитету — не отнимешь. Нагорную канаву вот почистил, и цемент выработал, и обосновался здесь в недостроенном помещении, вполне капитально, с умом. Хитрость в нем есть, и ум, и образование — техникум строительный за душой, а вот поди ж ты, не хочет мастером. От мастера и до прораба недалеко. А не хочет. От похвалы не растает. От «проработок» только набычивается, но переносит с достоинством. Какой-то к нему индивидуальный подход нужен. Но Правоторову не до индивидуальных подходов. — Что мне с вами делать! Цемент подмочили, кирпичную кладку не довели, — начал он.

— Да не подмочили мы! — загудел бригадир, с терпением принимая «наведение шороха». — Почти сутки без перекуров работали, спросите хоть у кого! Вместо кирпичной кладки — бетонные полы и вот — штукатурка!

— Колхозники на вас жалуются. Ребята бузят на площадке, играют.

— Слушайте больше! — пробурчал бригадир.

— Неправда, что ли? Пойдем вместе спросим.

— Ну, может, и правы немного. Среди ребят шпана есть — я ж вам говорил.

— Что, слабей шпаны оказался? Бригадиру не пристало жаловаться на такие вещи; ты ж у себя в бригаде — хозяин. Тебе как бригадиру власть дана и нами, и бригадой — действуй.

— Да устал уже. Надоело, Сергей Иванович. Многим ребята недовольны.

— Чем именно?

— Скучно, настроения всякие... Перед армией, говорят, погулять надо, а тут что? Есть клубишко, да и то... Кино старое крутят, еще осенью в городе смотрели. Танцы — раз в месяц по заказу. В столовой — одна картошка с мясом. Хорошо, Корякин вошел в положение — собрали мы тут собрание, его пригласили. После этого он в райком звонил, сам кое-что сделал... Так вот и живем. Пить не даю. На кого прикрикнешь, кого шуганешь... А разве это нормально? Что, мне больше всех надо?

— Да-а... Ну завел ты песню, — долго посмотрел на него Правоторов. — Ты что ж думаешь, бригадир — это только почет и уважение и бригадирские в кармане? Думал, в бригадиры — что в дамки попасть, дальше само пойдет? Думал, что начальству легче? Нет, Миша, ошибаешься. Помнишь, о чем мы с тобой говорили, когда вы сюда уезжали? Я думал, ты крепче окажешься. Трудно тебе стало — с двенадцатью пацанами справиться не можешь? Где же твое бригадирское самолюбие? Где твой авторитет? Давай поговорим с бригадой...

— Да что говорить... В общем, понял я. Вам ехать надо, пока светло.

— Не-ет, давай говорить!

Они посидели еще немного, обговорили дела и пошли в бригаду.

Миша собрал ребят.

— Я хотел с вами немного потолковать, — начал Правоторов. — Вы уже пожили здесь, лучше меня все видите и знаете. Скажите, только честно: надо помочь деревне построиться?

— Надо, — ответило несколько нестройных голосов.

Ребята стояли вокруг, опершись на лопаты и ломы, щурясь на солнце. Чтобы видеть их всех, Правоторову приходилось оглядываться, и он старался отодвинуться — он привык разговаривать с людьми, видя их перед собой. Так легче.

— Конечно же надо, — подтвердил Правоторов, кивая головой. — Почему здесь должно быть грязно и скучно? Что ж, здесь чужие, что ли, живут? Они ж ваши братья — не в десятом, так в двадцатом колене! — Правоторов старался говорить просто и ярко, ловя первые попавшиеся слова, мешая серьезное со смешным. — А теперь, скажите, — продолжал он, — кто же может приехать сюда помочь? Пожилые — те, кто уже наработался как следует, отдал для дела довольно сил и здоровья, заработал на этом радикулит, или хронический бронхит, или язву, те, у кого есть дети или внуки; или молодые — те, кто всегда впереди, там, где трудно? Скажите, ребята, только не думая о себе, только честно, — кто?

Правоторов видел в глазах ребят, устремленных на него с вниманием, и недоверие, и насмешку, но все-таки вдохновением своим он увлекал их, заставлял их думать, как он, и они нестройно, недружно, не все, но говорили:

— Да, молодые!

— Ну так что же вы тогда? — говорил Правоторов, веселея. — Неужели вы такого пустяка, как свиноферма, не одолеете? Потерпите до лета, поработайте, а там лучше дело пойдет!..

Он говорил взволнованно, особенно не задумываясь, очень упрощая все, понимая, что ребята действительно заброшены и не особенно-то заинтересованы материально, у них нет сносных условий и много еще чего, не говоря уж о механизации, снабжении и прочем, — и все-таки высказал все то, чем он мог пересилить этих ребят во главе с бригадиром.