Бородинское сражение

* * *

Дениска проснулся в чистой постельке. Комната была незнакома. Он поднялся на кровати, осмотрелся. Рядом стояло кресло, а в кресле спала…

— Мамка! — обрадовался Дениска. — Мамка! — спрыгнув, он обхватил мамкины колени. — Прости меня, я больше никогда-никогда сметану воровать не буду! А мне такой сон страшный приснился. Что я на войне, что на флешах. А французы наступают… А где мы?

— Тише-тише, — мать, обняла его. — Тише, спят еще все. В Москве мы сыночек, в Москве. А ты еще поспи. Потом поговорим. И по-женски не сдержавшись, зарыдала — тихо-тихо, и Дениску крепко-крепко к себе прижала.

Ночью, когда армия Кутузова шла по улицам Москвы, когда рыжий гренадер нес на руках спящего Дениску, его вдруг за руку схватил кто-то. Он оглянулся — баба.

— Это же мой Дениска! — даже не в радости, а в каком-то радостном ужасе потеряв голос, прошептала она. Не поблагодарив, вообще ничего не сказав, не взглянув на рыжего гренадера, она приняла из его рук в свои спящего сына, и сразу унесла в большой барский дом, возле которого стояла и смотрела на проходивших мимо солдат, и на руках одного солдата и увидела своего Дениску.

— Вот, баба, — усмехнулся вслед ей гренадер, — хоть бы спасибо сказала, — постояв с минуту, посмотрев на дом, куда унесли их Лисёнка, пошел дальше, куда шли все его товарищи — куда вел их светлейший князь Михаил Илларионович Кутузов.

— Ах, ты, — вдруг расстроился гренадер, — в руках его осталась котомка с подарками, что всё это время была с Дениской, и которую нес гренадер, пока Дениска спал на его руках. — Да, уж ладно, — он аккуратно поставил котомку на какую-то скамейку. — Всё, слава Богу. Дай-ка табачку, брат, — он хлопнул по плечу, какого-то солдата, что шел рядом и курил трубочку, тот отсыпал товарищу табаку, и уже молча, гренадер зашагал со всеми, на шагу забивая трубку турецким горьким табачком.