Бородинское сражение

Глава вторая

25 августа

Армии готовятся к сражению

— Ну, что, Лисёнок, выспался? — солдат, что шел рядом с телегой, где вместе с ранеными спал сладко Дениска, увидел, как мальчик потянулся, еще глаз не раскрыв, и улыбался со сна. — Горазд ты спать, солнце к полудню идет! — умилился солдат. — Эх, как же ты на моего младшенького похож. Дай хоть обниму тебя, — невольно по-отцовски, солдат обнял еще потягивавшегося со сна Дениску и поцеловал того в щеку.

— Папка, я больше не буду сметану воровать, — отвечал сонно Дениска, — и пусть мамка меня выпорет, больше не буду. Ой! — увидев, что это не папка, что вокруг солдаты, а он сам не в своей избе, а в телеге, Дениска отпрянул, и в сонном ужасе вытаращился на рыжего хохочущего гренадера.

— Иди сюда, — рыжий гренадер без церемоний принял Дениску на руки, поставил на землю. — Вон, — конопатой рукой указал на группу солдат, что сидели у костра, а на костре что-то варилось. — Дуй туда и каши похлебай. А сметаны, извини, немá,— и ладонью подтолкнув еще ошалелого мальчонку, гренадер, сдерживая отцовские слезы, смотрел, как тот, с опаской, медленно, будто босиком идет по скошенной колючей траве, оглядываясь по сторонам, зашагал к костру по утоптанному солдатскими сапогами полю.

А посмотреть было на что, и не только семилетнему мальчишке, кто дальше свой деревни и не бегал. Дениска, конечно, и знать не мог, что привезли его на первую линию, на Семёновские флеши, где командовал князь Багратион, и которые вскоре прославят имя грузинского князя и войдут в историю битвы, как Багратионовские флеши. Три треугольных крепости, острыми концами смотревшие на французские линии. Дениска страшно удивился, когда увидел французов. Их было видно невооруженным глазом, их ряды стояли через неглубокий ров, в какой-нибудь версте, как раз на руинах деревни Шевардино. Сначала, конечно испугавшись, Дениска подумывал дать деру, и забраться под какую-нибудь телегу. Но, во-первых, ярко светило солнце, и ни тучки на небе. Во-вторых, все русские солдаты, которых Дениска видел, и которых были тысячи и тысячи, совершенно на французов внимания не обращали и вообще их не боялись, а, значит, и под телегу лезть пока явно было рано, а в-третьих, чем ближе он подходил к костру, тем вкуснее пахло кашей. Точно и не было вчерашнего страшного дня, а какой-то сон…

Про Лисёнка (а так прозвали солдаты Дениску) скоро услышали все, кто оборонял флеши, и потому, когда Дениска проснулся, и был замечен, сотни, тысячи любопытных мужицких глаз разглядывали это чудо — маленького мальчика на первой линии. И какие только мысли не лезли в мужицкие головы, и первая — порадовать чем-нибудь мальчонку.

— Эй, Лисёнок! Лови! — Дениска ловко поймал деревянную свистульку. И тут же смех. — А ловок наш Лисёнок!

— А ну, отставить! — грозный приказ от костра с кашей. — Пожрать дайте парню. Сами пузы себе набили, а ему что с пустым брюхом французов бить?! — и снова смех. — Беги быстрей! — звали гренадеры, и уже к Дениске тянулась рука с миской полной каши.

— А пожрешь, дуй к нам, Лисёнок! — кричали от флешей. — Мы тебе гранату подарим! — и уже на флешах смеялись артиллеристы, готовившие свои пушки к грядущему бою.

Наевшись каши с салом, Дениска как настоящий мальчишка побежал к артиллеристам: всё-таки гранату пообещали! Но тут же был перехвачен каким-то веселым парнем. Тот подхватил Дениску и посадил в тачку с песком.

— Поехали! — и бегом повез Лисёнка к своим флешам, которые, сотни таких же веселых солдат, укрепляли песком и землей. — Мы тебе и гранату, и ядро подарим!

И где бы ни появлялся Дениска ему все или чего-нибудь дарили (кто пулю, кто яблоко) или обещали — даже на пушке посидеть соблазняли, и даже стрельнуть по французам, пока командир не видит.

— Это что за балаган?! — Дениску как раз посадили на пушку, когда у стены флеши остановился конь, а на коне высокий горбоносый генерал с эполетами и бакенбардами. — Я повторяю! Что за балаган? — удивительно, но единственный человек на Семёновских флешах, кто не знал про Лисёнка, был сам Багратион.

Пришлось по всей форме, встав во фрунт4 объяснять генералу, что это за «балаган» и откуда на первой линии, в версте от неприятеля появился семилетний мальчонка, с целым узелком подарков, и верхом на пушке.

— Ясно, — отвечал князь. Молча подозвав своего адъютанта, Багратион приказал: Лисёнка со всеми подарками сию же минуту лично отвезти в тыл. Может и мать там его найдется, а может и отец (потому как все мужики из близлежащих деревень вместе с солдатами возводили редуты и укрепления по всему полю). Но перед этим заехать к Раевскому и выяснить, как на его батареях идет подготовка к сражению.

Отдав честь, посадив Дениску со всеми его богатствами перед собой на коня, адъютант легкой рысью отправился выполнять приказание генерала.

Отправить мальчонку в тыл с передовой линии — это понятно, но зачем командующему Семёновскими флешами узнавать, как строится оборона у его соседа — неужели из праздного любопытства?

Еще 22 августа, когда русская армия занимала Бородино и выстраивала линию обороны, всё всем было ясно: оборона строится в косую линию через все поле, на левом фланге у Шевардино — редут. Выше — флеши Багратиона, затем батареи Раевского и так далее — всё по утвержденному плану.

Но вчерашнее Шевардинское побоище смешало планы не одному Кутузову. И Наполеон, отдавал приказы о перестройке пеших и конных линий для атаки. Шевардинский редут, как по волшебству, из левого фланга превратился в передовую. И сейчас, 25-го числа, обе армии перестраивали свои линии, точно переводили минутную стрелку — с без двадцати минут на четверть часа назад. В течение целого дня перестраивали свои редуты русские и перегруппировывали свои линии французы. Потому за весь день и не было сделано ни одного выстрела. Шутка ли — повернуть многотысячные, еще вчера готовые к бою, армии на 30 градусов, да не на бумаге, а на многокилометровом поле, с оврагами, речками и лескáми!

В первой русской линии обороны за флешами, редутами и батареями стояла пехота. И теперь левым флангом стали редуты Утицкого кургана, что за деревней Утица, что у Старой Смоленской дороги. Ниже, за дорогой выстраивались казаки Карпова. За Утицким курганом — московское ополчение и корпус Тучкова. Выше, у деревни Семёновское — Багратион, еще выше — вдоль семёновского оврага на Курганной высоте — Раевский со своими пушками. Еще выше, за речкой Колочь — сама деревня Бородино. За первой линией пехоты выстраивалась кавалерия. И за ней встал резерв. Именно так проходил весь день 25-го августа: с одной стороны поля Кутузов, с другой, Наполеон — как игроки, которым ветер повалил шахматные фигуры — и они спешно пытались восстановить их. И всё это на виду друг у друга и без единого выстрела ни с той, ни с другой стороны.

Дениска впервые сидел на боевом коне. Что на боевом! он и на лошадь-то никогда не садился, папка не разрешал! А тут! — он сидит с самим адъютантом генерала, сидит на коне и… скачет! Вот это был восторг! Поле неспешно проносилось мимо (адъютант побаивался, что мальчонка может свалиться, потому и не гнал своего коня, а двигался все той же легкой рысцой). В оврагах, в лесках, за насыпями — всё были русские солдаты, все скоро и бойко готовили поле к сражению.

Позади, остались Семёновские флеши, впереди завиднелась Курганная высота, самое высоко место на поле, на ней — Дениска вострыми своими глазами видел, как множество людей, суетились и копошились — «Точно муравьи на муравейнике», — сразу представил Дениска. Чем ближе приближались к «муравейнику», тем понятнее становилось для него — чего там все копошатся. Солдаты сооружали крепость. Кто тачки с землей возил — туда-сюда, кто корзины плел, кто землю в корзины ссыпал, кто эти корзины устанавливал, кто рвы возле корзин рыл — крепость становилась всё выше, ров всё глубже. И чем ближе подъезжал Дениска к Кургану, тем больше росло его восхищение. Это ж надо! Такая огромная! А на стены крепости и пушки уже затаскивали, и устанавливали. А под крепостью, на поле, по которому должны были завтра бежать и скакать французы и штурмовать крепость, солдаты ямы какие-то рыли, а которые уже вырыты были, палками накрывали, и ветками с травой маскировали. Такие ямы Дениска видел, когда с папкой и дедулей в лес на волка ходил, когда мамке и бабуле шубы на зиму нужны были. «Это ж волчьи ямы»! — сообразил Дениска.

— Это мы французов как волков ловить будем? — оглянулся Дениска на адъютанта. Тот, усмехнувшись, кивнул. — И шубы из них делать будем?! — даже и не поймешь, в шутку это сказал мальчишка или всерьез, но адъютанта это страшно развеселило, он аж голову запрокинул от внезапного своего смеха.

— Еще какие шубы! — отвечал сквозь смех, — с парижским шармом!

— С чем? — не понял Дениска.

— А ты и правда, смышленый малец! Держись крепче! — адъютант заметил у подножия кургана, в окружение офицеров, генерала Раевского. И решил с шиком подъехать и остановить коня у ног генерала, — адъютант был молод, красив и не мог не покрасоваться перед генералом (а более перед его офицерами), своим конем, за которого отец его целую деревню отдал в сто пятьдесят душ.

Лихо подъехав, эффектно спрыгнув, вытянувшись во фрунт так, что, казалось, в воздухе он воспарил, адъютант князя Багратиона отдал честь генералу Раевскому и по всей форме доложил тому о состоянии дел на Семёновских флешах.

— Передайте князю Петру Ивановичу, — отвечал Раевский, больше глядя, на своих солдат, что возводили на кургане крепость, чем на адъютанта (генералу явно было не до церемоний и уж точно не до красавца-коня и его прекрасного хозяина), что к ночи мы хлебосольно встретим Наполеона. И так его накормим картечью, что ему до Парижа хватит, — вот так и передай: что встретим и накормим по всем обычаям. А кто это с тобой? — Раевский вдруг заметил Дениску, который всё сидел на коне, одной рукой за гриву держался, а другой узелок с подарками к груди прижимал.

— Лисёнок наш! — отвечал адъютант, — князь Петр Иванович приказал его в тыл отправить. От самого Шевардино с нашей дивизией.

— Да, — совсем не весело отвечал Раевский, разглядывая Дениску, — сколько таких лисёнков теперь по России нашей ходит-бродит. Вот за тебя, Лисёнок, — Раевский подошел и потрепал Дениску по колену, — и за таких как ты, мы завтра французов накормим картечью до отвала. Пленных не брать! — резко обернулся он к своим офицерам. — Ни одного пленного чтоб я не видел! Всем это ясно? — и все его офицеры подобно багратионовскому адъютанту воспарили, вытянувшись во фрунт перед своим грозным генералом.

— С Богом, — неожиданно трогательно Раевский перекрестил Дениску. — Смотри, — глянул на адъютанта, — скачи мягко, не урони Лисёнка.

Адъютант без лишних слов вскочил на коня и, как и было приказано, мягкой рысью направил коня от Курганной высоты к деревне Татариново — в тыл, где находилась ставка самогó светлейшего князя, генерал-фельдмаршала Михаила Илларионовича Кутузова.