Льюис Кэрролл: досуги математические и не только

       С оркестра к балкам зала;

Произнесла лишь: «Ряд на ряд!» —

       И тишина настала [56]. АТАЛАНТА В КЭМДЕН-ТАУНЕ

      Ах, на этой скамье

           Тою давней весной

      Аталанта ведь не

           Тяготилася мной,

И в ответ мои нежные речи не звала «чепухою одной».

      Я ей шарфик купил,

           Ожерелье и брошку, —

      Всё надела, мой пыл

           Оценив понемножку;

И под императрицу она неспроста причесалась в дорожку.

В театральный салон

           Я привёл мою пери;

      Издала она стон —

           И мгновенно за двери:

Духота, мол; одна толчея, и несносен ей этот Дандрери.

      «О, счастливчик, постой!

           По тебе эти стоны! —

      Так я мнил той порой,

           Помня флирта законы. —

Плеск и блеск! (Девонширский рыбак так, случится, похвалит затоны.)

      И воскликнет любой:

           „Ну, счастливчик вы наш!“,

      Как с невестой такой

           Подойдёт экипаж,

Когда бел ещё свадебный торт и пока желтоват флёрдоранж!»

      Тот тягучий зевок!

           Тот слипавшийся глаз!

      Тех фантазий поток,

           Что блаженство припас!

Уложил меня взор её вскользь и пришибла слеза напоказ.

      Видел, видел вполне

           (Сомневаться негоже)

      И томленье по мне,

           И тоску. Только всё же

Оглашенье ли мне предпочесть? Ведь лицензия выйдет дороже.

      «Как Геро, ты возжги

           Мне торшер Афродиты;

      Пусть не видно ни зги —

           Доплыву». — «Да поди ты…»

Что такое?! Но дальше слова были громом колёс перекрыты… [57] ЗАТЯНУВШЕЕСЯ УХАЖИВАНИЕ

Девица одна у решётки окна

       Стояла с собачкой у ног.

За улицей тихо следила она,

       Там люд прохожий тёк.

«К дверям какой-то подошёл

       И трётся о косяк.

Совет мне дай, мой попингай,

       Впустить его, иль как?»

Зачёлкал мудрый попингай [58],

       Кружа под потолком:

«Впусти, раз так — пришёл, никак,

       К тебе он женихом».

Вошёл в гостиную чудак,

       Смиренно, как во храм.

«Признали? Я — тот, кто из году в год

       В любви был верен вам».

«Но как же мне было про то прознать?

       Давно б сказали вы!

Да, как было, сударь, про то мне знать?

       Не знала я, увы!»

Сказал он: «Ах!» — и уже на щеках

       Солёных слёз ручьи.

«В неделю по разу, по нескольку раз

       Признанья летели мои.

Колечки вспомни, госпожа,

       На пальцы посмотри.

На сердце руку положа —

       Послал семь дюжин и три».

«Тут спору нет, — девица в ответ. —

       Моей собачке свит

Из них поводок, златой ручеёк —

       Глядите, как блестит».

«А как же пряди, пряди где,

       Концы моих чёрных волос?

Я слал их по суше, я слал по воде,

       И к вам почтальон их нёс».

«И тут спору нет, — девица в ответ. —

       Побольше б таких кудрей.

Я их в тюфячок, а тот — под бочок

       Собачичке моей».

«Но где же, где же письмецо

       С тесьмою вкривь и вкровь?

В нём дышит каждое словцо

       Признаньем про любовь».

«Приносит раз с тесьмой — от вас? —

       Конвертик почтальон.

Да вот беда-то, что без оплаты,

       И брать был не резон».

«О, горькая весть! Письма не донесть!

       А в нём всё как есть про любовь!

Так суть письмеца я вам до конца

       Нынче поведаю вновь».

Зачёлкал мудрый попингай,

       Взметая перья прядь:

«Ходатай, складно отвечай

       Да на колени падь!»

Склонил колени он пред ней,

       То в жар его, то в хлад.

«О Дева, скорбных повестей

       Услышишь ты доклад!

Пять лет сперва, пять лет потом

       Твой каждый, Дева, шаг

Встречал я вздохом и кивком —

       Во всех романах так.

И десять лет — унылых лет! —

       Влюблённый взор бросал;

Я слал цветы тебе чуть свет

       И валентинки слал.

Пять долгих лет и снова пять

       Я жил в чужой стране,

Тая мечты, что чувством ты

       Проникнешься ко мне.

Уж тридцать минуло годков,

       И покинул я чуждый край.

Вот, пришёл тебе сказать про любовь,

       Так руку, Дева, мне дай!»

А что же Дева? Ни в хлад, ни в жар;

       Ему подаёт платок.

«Мне, право, немного вас даже жаль

       И странно слышать про то».

Со смехом клёкчет попингай,

       Презрительно когтит:

«Как ты, ухаживать, я чай,

       Не каждый захотит!»

Собачка прыгает кульком

       (Зубов поберегись!),

Колечет звонким поводком,

       Натявкивая ввысь.

«Собачка, тише, ну же, шу!

       И ты, мой попингай!

Я кое-что ему скажу;

       Молчи и не встревай!»

Собачка лает и рычит,

       Девица топ ногой;

Пришлец — и тот сквозь шум кричит,

       Привлечь вниманье той.

Клекочет гнусный попингай

       Сердитей и звончей,

Но всё ж собачкин громкий лай

       Несносней для очей.

На кухне слуги и служан-

       Ки сбились у плиты:

Хоть слышат шум, да нейдёт на ум

       Причина суеты.

Воскликнул поварёнок

       (Мальчонка не худой):

«Так кто из нас пойдёт сейчас

       Восстановить покой?»

И тот час слуги жребий

       Бросают круговой [59],

Чтоб точно знать, кого послать

       Восстановить покой.

На поварёнка жребий пал,

       И слуги говорят:

«Иди и дей, ищи идей,

       Краса всех поварят!»

Схватил он тут погибче прут

       Собачку выдворять,

Но видит: доля не её

       Команды выполнять.

Схватил он кость — собачки злость

       Пропала наконец;

Повёл на кухню за собой

       Собачку удалец.

Девица ручкой машет ей:

       «Шалунья, нету слов!

Она мне, право же, милей

       Десятка женихов.

Пустое слёзы, вздохи вслед,

       Власы не стоит жать;

Вы, значит, ждали тридцать лет,

       Так что вам подождать?»

Печально он пошёл к дверям

       И ручку повернул;

Нашёл печально выход сам,

       Прощально не взглянул.

«Хотя б такой же попингай

       Со мной летал как сват!

Его советы выполняй,

       Глядишь — и ты женат.

Другую мне б где’вицу взять, —

       Шептал он, плача вновь. —

Да чтобы тридцать лет опять

       Не тратить на любовь!

Спрошу я прямо (да иль нет)

       Девицу поскорей.

Не позже, чем ’рез двадцать лет

       Приду я с этим к ней!» [60] ТРЁМ ОЗАДАЧЕННЫМ МАЛЫШКАМ ОТ АВТОРА (Трём мисс Друри)

Три девочки, поездкой утомлённых,

Три пары ушек, к сказке благосклонных;

Три ручки, что с готовностью взметались,

Но три загадки нелегко давались.

Три пары глазок, широко раскрытых,

Три пары ножниц, временно забытых;

Три ротика, благодаривших мило

Знакомца нового — им книжку посулил он.

А вспомнят встречу, книжку, разговор,

Как три недели минут с этих пор?

                               Август 1869 г. [61] ДВОЕ ВОРИШЕК (Трём мисс Друри)

Два вора влезли в чей-то дом,

       А кража ведь — не шутки.

И подучили их, притом,

       Три девочки-малютки.

На кражу взрослых подучить

       Способны ли детишки?!

Другие — вряд ли, может быть,

       Но эти три малышки...

В сердцах сказал однажды им

       Их взрослый друг: «Хотите

Увидеть Вредность?» — «Да, хотим!» —

       «Так в зеркало взгляните».

                               11 января 1872 г. ПИЩАЛКИ СЛАВЫ

Смелей! Во всю трубите мочь,

       Людишки с мелкою душой!

А лопнут трубы — бросьте прочь

       И жрите Злато всей толпой!

Пусть полнит ширь голодный крик:

       «Награды! Мыслим и строчим!»

Питаться ваш народ привык

       Не Знаньем — Золотом одним.

Где мирной мудрости приют

       Нашли и Ньютон и Платон,

Нечистые копыта бьют,

       Гудит свинарник-Вавилон.

Делите славу наших дней,

       Ваш пай мы выплатим сполна,

Но с именами тех теней

       Не ваши ставить имена!

Их слава — вашей не чета;

       Им поклоненье ни к чему.

Они сгорели б от стыда,

       На эту глядя кутерьму.

Тот о Любви в слезах вопит

       И проповедует Закон,

Но чувства в нём не пробудит

       Замученной собаки стон;

Тот Мудрость хвалит. Нет, постой!

       Не клич на голову свою:

Тебя безжалостной стопой

       Раздавит Мудрость как змею!

В салонах скройтесь, мудрецы,

       Играйте в клику и вождя,

Надев заёмные венцы,

       Своих пищалок не щадя.

Скрывать сподручно вздор речей

       Клочками пройденных наук

И друг на дружку лить елей,

       Светя улыбками вокруг.

О вы, глядящие с высот,

       В эфире Славы воспаря,

Кто свой заполучил доход,

       Пробился, проще говоря,

Знамёна в руки! Марш на пир!

       Своей победе гряньте песнь!

О свечки! Да зажжёте мир

       И бросите на солнце тень!

Оно струит чистейший свет,

       Дарит им Запад и Восток,

Покуда в сете сует

       Дрожит ваш чахлый огонёк [62]. ЦАРСТВО ГРЁЗ

       Как ляжет ночь глухая

       От края и до края —

Черты теней минувших дней

       Плывут передо мной.

       Герои и пророки,

       Жильцы веков далёких,

Чей ровен шаг, чей светел зрак,

       Приходят в мир пустой.

       И мягкий луч рассвета,

       И яркий полдень лета

Лишь малый час ласкают глаз

       Линяющей красой.

       Но в средостенье Сказки

       Не потускнеют краски,

Здесь каждый луч расцветкой жгуч,

       Наполнен теплотой.

       И вновь свои владенья

       Хотят принять виденья —

Черты теней минувших дней

       Плывут передо мной.

                               1882 г. [63] ПОДРАЖАНИЕ

      Леди Клара Вир де Вир!

      Лет ей восемь, может быть;

Кудрей каждое колечко — злата свёрнутая нить.

      Мисочку мне подала;

      Не воздам такой хвалу.

Что за утварь! Проржавеет — так испортит и халву.

      «Братья, сёстры, моя мисс?

      Здесь инспектор: как сова,

Он хватает, кто не знает, сколько будет дважды два!»

      На меня она взглянула:

      «Знаешь, добрые сердца

В этом мире поважнее и учёбы и венца!» [64] ИГРА ВПЯТЕРОМ