Сорок из Северного Далласа

— Неужели так заметно?

Она приподняла бровь и начала разливать кофе.

— Тебе сливки или сахар? — посмотрела на меня Шарлотта.

— Сахар. Один кусок.

Снаружи залаяли собаки. Дэвид встал и направился к выходу.

— Пойду проверю ворота и запру их на ночь.

— Дэвид — писатель, — заметила Шарлотта, глядя вслед ему.

— Да, он показался мне очень приятным парнем.

— Он — настоящий мужчина. — Шарлотта подчеркнула слово «мужчина».

— Именно это я и хотел сказать.

— Все его братья женились на белых девушках. Это привело его в смятение.

— Странно, мои поступили точно так же, и это ничуть меня не смутило.

Шарлотта сделала вид, что не расслышала моих слов. Она подошла к книжному шкафу, выбрала пластинку Уилли Нелсона, и поставила ее на проигрыватель.

Мы молча смотрели друг на друга. Я сделал попытку мысленной телепатии, но не смог напрячься. Ее лицо смягчилось, засветилось каким-то внутренним сиянием. Она была печальна и прекрасна. Ее глаза говорили мне, что я ей нравлюсь; я это знал. Из-за моих зрачков выползло безумие; я не выдержал ее взгляда и отвернулся. Подойдя к проигрывателю, я посмотрел на вращающуюся пластинку. Затем вернулся к дивану и сел.

Хлопнула дверь, ведущая в кухню. Звук спас меня от опасности заблудиться в лабиринте мыслей. И вдруг я почувствовал себя лучше; страх исчез. На пороге появился Дэвид.

— У ворот стоял автомобиль, но, когда я подошел, он уехал. Наверно, молодежь из школы. Я все запер. Пойду спать, пожалуй. Спокойной ночи. — Он бросил на стол связку ключей и направился по коридору к спальням.

— Спокойной ночи, — отозвались мы хором.

— Разве Дэвид живет не в маленьком доме? — поинтересовался я после, как мне казалось, достаточно продолжительного молчания.

— Только когда работает над чем-то. — Она слегка прищурилась. — Он там пишет и ночует, когда меня нет.

— Он кажется мне настоящим другом.

— Да.

Мы снова посмотрели друг на друга. Шарлотта облизнула губы, которые, казалось, засверкали в свете огня из камина. Она провела рукой по длинным каштановым волосам, падающим на спину.

— Кем тебе приходится Бодроу?

— Что?

— Он тоже твой друг?

— Нет.

— Тогда почему ты так часто встречаешься с ним?

— Я не встречаюсь с ним часто. — В ее голосе прозвучала злоба — против Бодроу или меня, не знаю. — Ему принадлежит земля недалеко от моей. Однажды он приехал, чтобы спросить, не сможет ли он арендовать ее для скота. Затем несколько раз приглашал меня с собой.

— Понятно.

— Не могу же я все время прятаться от людей! — вспылила она.

— Прости, я не хотел обидеть тебя.

— Во всяком случае, я больше не собираюсь встречаться с ним. — Она говорила более спокойным голосом. — По дороге в Рок-Сити он рассказывал отвратительные вещи о Дэвиде.

— По-моему, Бодроу — психопат.

— Если верить его словам, вы с ним близкие друзья — что-то вроде армейских товарищей.

— Я едва знаком с этим сукиным сыном. Он любит ездить с командой и отираться вокруг игроков. Ходит на все вечеринки, даже если его не приглашают.

Музыка кончилась. Шарлотта встала и перевернула пластинку. Когда она подошла к окну, в свете, падающем снаружи, я отчетливо видел контуры ее тела под легкой тканью платья. Девушка щелкнула выключателем. Наружное освещение погасло. Теперь комната наполнилась мелькающими отблесками пламени. Она опустилась на диван.

— Ты женат?

— Был. Мы развелись. — Я подошел к камину и подбросил дров. — Обычная история. Звезда футбола из бедной семьи пробивает себе дорогу в жизни. Он не может рассчитывать на чью-то помощь. Упорство приносит свои плоды. Он заканчивает колледж, становится знаменитым атлетом и женится на девушке из богатой семьи. Но даже дома звезда не может забыть о трудностях своей профессии. Неприятности заставляют его все чаще заглядывать в бутылку. Жена начинает искать утешение на стороне и находит его… в линии нападения… в полузащите… у трехчетвертных… и так далее. Все забавно до отвращения.

Я потер нос — нервная привычка, приобретенная мной в школьной баскетбольной команде. Мне казалось, что сотни зрителей не сводят с меня глаз, с нетерпением ожидая промахов. Обычно им не приходилось ждать слишком долго.

— Хочешь марихуаны?

— Да, — тут же ответил я.

Шарлотта встала и вышла из кабинета. Ее не было довольно долго. Она вернулась в выцветших джинсах и просторной мексиканской блузке, которые надела вместо платья.

— Это моя одежда для курения.

Я неуклюже опустился на пол около нее, вытянул ноги и застонал, отчасти от боли и отчасти от жалости к себе. Сверху ко мне опустилась горящая сигарета. Я взял ее, глубоко затянулся и передал обратно. После двух или трех затяжек я заметил, как быстро она действует.

— Черт, — пробормотал я, стараясь удержать дым, обжигающий мне легкие. — Если цитировать… отсутствующих друзей… это… настоящий динамит. — Мой голос превратился в какой-то хрип.

— Джон прислал мне из Вьетнама целый рюкзак, — объяснила Шарлотта. — Не кури слишком много — тебе станет нехорошо. — Она глубоко затянулась и передала сигарету мне.

Меня бросило в дрожь от того, что я курил марихуану, принадлежащую мертвому.

— Тебе надолго хватит.

Я встал, подошел к окну. Тени деревьев превратились во вьетконговцев и поползли к дому.

— Чем ты занимаешься кроме телят? — спросил я, не оборачиваясь. Вьетконговцы были уже рядом с домом, маленькие желтые человечки с автоматами в руках.

— Особенно ничем. Люблю читать и ездить на лошади.

Солдаты исчезли за углом дома. Залаяли собаки. Я повернулся к Шарлотте.

— Ты ведешь приятную жизнь.

— Да, у меня большой участок, и я люблю бродить по нему. Я подошел к дивану и наклонился. Она поднесла сигарету к моим губам. Я Затянулся, прижал губы к ее рту и выдохнул дым.

Я просунул руку под блузку и начал ласкать ее пышную грудь. Шарлотта задрожала, отпрянула, затем снова прижалась ко мне. Я снял блузку через голову, стал целовать груди, соски призывно набухали. Джинсы соскользнули вниз и застряли на бедрах, обнажив белую полоску тела. Я наклонился и поцеловал ее. Ее ответный поцелуй был нежным. Затем она встала и вышла. Через мгновение вернулась с большим пледом, который разостлала на полу около камина. Я снял рубашку, ботинки и лег на плед, рядом с Шарлоттой.

Наркотик превратил нашу любовь в галлюцинацию. Все мое тело обрело зрение. Когда она содрогнулась и застонала, я так и не понял, где была реальность, а где — фантазия.

Огонь в камине погас. Светились одни угли. Я подполз к камину и подбросил еще дров. Я был спокоен и счастлив. Шарлотта повернулась на бок, глядя в огонь невидящими глазами. Я опустился рядом.

Мне чудилось, что я еду по шоссе вслед за грузовиком. В кузове был скот. Коровы и бычки, прижавшиеся друг к другу, то и дело ударялись о борта грузовика, водитель которого торопился скорее добраться до бойни.

Я подумал, а знают ли бессловесные животные, куда их везут, куда торопится мужчина, чья волосатая, татуированная рука свисает из окна кабины. Вряд ли. Возможно, они беспокоятся, испытывают неясную тревогу. Но откуда им знать, что скоро их встретит мокрый от пота чернокожий мужчина, который, беседуя с ними ласковым, тихим голосом, внезапно, с точностью скульптора, нанесет им сильный удар между глаз. Когда я начал обгонять грузовик, на мне остановился взгляд коричневых глаз, смотрящих через деревянные планки. Это были мои глаза, и я стоял в грузовике, глядя на Шарлотту в моем автомобиле. Она плакала. Б. А. сидел за рулем, а на заднем сиденьи я увидел Максвелла, машущего мне рукой и поднимающего вверх банку с пивом. Я проснулся.

Голова разрывалась от боли. Часы на стене показывали пять утра. Я попытался собраться с мыслями. Боль начала возвращаться в мое тело вместе с чувством реальности.

Шарлотта лежала на боку, сжав мою руку. Ее прекрасное лицо выглядело мирным и спокойным во сне. Я долго смотрел на нее. Что она думает обо мне? Что вообще она обо мне знает? Чего она ждет от меня? Надеюсь, ничего. Я ничего не мог дать ей. Я огляделся вокруг. Все казалось нереальным, каким-то фантастическим сном. Огонь погас и даже угли превратились в пепел. В комнате было холодно.

От волнения и прилива сил, охвативших меня вчера, не оставалось и следа. Неужели я действительно был близок с этой женщиной? Или все это — фантазия наркомана?

Я давно понял, что главное в жизни — выживание и что страх и ненависть — всего лишь эмоции. Если ты не можешь преодолеть чего-то с помощью ненависти, ты должен испытывать страх. И с каждым днем становилось все труднее ненавидеть и все легче бояться. Я накрыл Шарлотту пледом; она застонала и пошевелилась. Она не казалась испуганной, и уж ее-то я не мог ненавидеть. Я нашел блокнот и написал, что позвоню ей.

Положив записку с ней рядом, я взял со стола связку ключей, прошел в кухню, открыл дверь и вышел наружу.

Предрассветная тишина нарушалась время от времени птичьими голосами. Я стоял рядом с автомобилем и смотрел на пурпурно-розовое сияние, обещавшее стать четвергом. Там, за горизонтом, ожидали меня бесчисленные события. Пусть приходят. Я никогда не забуду среду.