Архив Долки

— Кажется, понимаю, но усматриваю и возможность обвинения в сговоре.

— Может, и так, а может, и нет. К концу недели сержант выдал свое постановление. Положение его было мучительным до чрезвычайности муки, поскольку он в нерабочее время был близким другом Макдэдда. Он приговорил велосипед, и велосипед был казнен повешеньем.

Мику такая разновидность правосудия показалась очень краткой, а приговор был оглашен и исполнен без формальностей судопроизводства.

— Думаю, то было неисполнение при выполнении, — прокомментировал он.

— То были суровые дни, — отозвался сержант, задумчиво куря. — Зато следом состоялись великие поминки, и велосипед похоронили в одной могиле с Макдонахи. Вы когда-нибудь видали гроб в виде велосипеда?

— Нет.

— Это очень изызвиленный продукт деревообработки, тут потребен плотник мастерского уровня, чтоб умостить руль, не говоря уж о педалях и подножке.

— Не сомневаюсь.

— Ой да. Дни гонок на литых шинах были для Ирландии скорбными.

Сержант вновь умолк. Почти слышен был тихий прилив воспоминаний у него в голове.

— И трагедийные случаи происходили, совершенно другого извода. Помню одного старика. Вполне безобидный был, но сводил людей с ума-разума чудным своим манером двигаться и ходить. Он взбирался на холм со скоростью, может, полмили в час, а иногда, бывало, бежал так, что ей-ей пятнадцать мэ в че. В точности так, ей-ей.

— Удалось ли кому-нибудь выяснить, что с ним не так было?

— Да, одному очень образованному, вразумительному и сусветному человеку. Моей персоне. И знаете, что с тем несчастным мерзавцем было не так?

— Нет. Что же?

— Он жестоко страдал от стёрми-арчера{79}. На рубеже веков он первым во всей стране применил трехскоростную втулку.

— Да, похоже, мне ясны разнообразные возможные осложнения. К примеру, думаю, у гоночных велосипедов вилки оборудованы особыми пружинами. Да. Это все очень интересно. Но я обещал вернуться домой пораньше и потому закажу теперь на посошок.

Мик подозвал официантку.

— Хочу вас кое о чем попросить, — добавил он.

Пока несли напитки, он опамятовался, как говорят в старых книгах. Разглагольствования сержанта и их мудреный предмет пришлись ему по душе. Удачно было бы назвать сержанта «Де Селби для бедных». Но Де Селби по-прежнему был Мику заботой — или, вероятно, следовало бы сказать, денной и нощной одержимостью. И все же теперь у него был план — одновременно и находчивый, и дерзкий. Он подумал, что будет мудро и предусмотрительно, если сержант поучаствует в нем невольно, ибо если сержанту предстояло бы что-либо выяснить самостоятельно, его несомненный дар неуклюжести мог в конце концов разрушить все задуманное. Мысленно Мик уже предписал определенную роль — опять-таки невольную — и Хэкетту. Дата и время операции зависели теперь от единственного: следовало выяснить, как Де Селби собирается распространить смертоносное вещество ДСП одновременно по всему миру, то есть как он обойдет условие изоляции, своего рода запечатывания, какое удалось соблюсти в подводной пещере в Долки.

Он не совсем понимал, как ему это удастся в сообразно сжатые сроки, и затянувшееся крученье и верченье собственного мозга не принесло никаких догадок, как подобную грандиозную задачу выполнить. Даже мировой Державе с ее десятками тысяч аэропланов подобное предприятие оказалось бы не под силу, и какими бы сверхъестественными ни казались связи Де Селби, и впрямь сомнительно, что ему удастся привлечь к этому сонмы ангелов. Более того, ни единого доказательства, что Де Селби по нраву Всевышнему, не было вообще. Может статься, Бог на стороне Мика.

— Сержант Фоттрелл, — серьезно сказал он, — полагаю, вы знакомы с господином Де Селби, с Вико-роуд?

Легкая тень собралась на лице.

— Исключительная царственная личность, — ответил он, — но самую малость непокорственная.

Многообещающий зачин: почтительность, отягощенная подозрением.

— Именно. Я сам его знаю довольно неплохо, однако он меня тревожит. В том доме у него, в зарослях, он проводит эксперименты. Он ученый, разумеется.

— Ах да. Проницает невосчувствованно смутные таинства священного мирозданья.

— Так вот, я не утверждаю, что он нарушает закон. Но зато мне известно, что он представляет опасность для общества. Он не ведает — и его, вероятно, не убедить, — что его эксперименты могут выйти из-под контроля и обречь нас всех на эпидемию какого-нибудь мерзкого недуга, от которого бог знает сколько народу повымрет как мухи да, умирая, передаст эту дрянь другим: не только здесь, в Дублине и Долки, но, возможно, и в Англии и других частях света.

Сержант вновь прикурил трубку.

— Нежелательнейшие и невоздержаннейшие вести, — сказал он. Хуже, чем вопрос с велосипедами.

— Я рад, что вы так на это смотрите. Вы, сержант, человек больший, чем его служба, иначе вы б не крали велосипеды ради предотвращения смертельного овелосипеживания пострадавших лиц и, конечно же, не стали бы пробивать колеса аппарату полицейского Хвата.

Эта речь, очевидно, польстила сержанту — как Мик и замышлял.

— Бывают времена, — сказал он, — когда я должен считать своим старшим по званию Человека Горнего. Таков мой простой долг — охранять род людской, иногда — от него самого. Не все понимают удаленное от постижимых перикулюмов[27] изощренного мира.

— Полностью согласен. Так вот, я узнал, что господин Де Селби искусственно выращивает бактерии, вызывающие брюшную тифозную лихорадку у людей. Брюшной тиф — очень серьезное и опасное заболевание, хуже сыпного.

— Напасть неизбывная.

— Да.

— Неизбирательное усугубление, коему яростный и неукоснительный отпор.

— У господина Де Селби этих микробов миллионы — в металлической емкости размером с маленький бочонок. Находится у него дома, запертая в сейфе.

— В сейфе, неужто?

— Да. В интересах человечества я планирую вынести эту емкость с опасными микробами из дома нашего ученого — выкрасть, если хотите — и поместить в какое-нибудь безопасное место, где микробы не причинят никакого вреда.

— А! Вон что! Выкрасть? Само собой. Я мог бы счесть это неоскорбительным и непредосудительным.

— В таком случае могу ли я, сержант, полагаться на ваше сотрудничество?

Сержант расслабился, очевидно, с облегчением, что этот проект сводится к устранению чего-то, что, будучи опасным, не имеет денежной ценности.

— Не только на мое сотрудничество, но и на мое деятельное одобрение res ipsa{80}. Однако ж заперто в сейфе? Я не владею искусством взлома сейфовых замков.

— И я не владею. А взрывать или же применять силу было бы очень опасно. Но это непредвиденное обстоятельство и не возникнет. Сейф смотрится увесистым и крепким, но он старомодный. Взгляните!

Из маленького внутреннего кармана пиджака Мик извлек ключ и показал его сержанту.

— Говорю вам, сержант, что друг наш беспечен, — сказал он, — и, вероятно, преступно беспечен, следовало бы сказать, и довольно безрассуден. Это ключ к сейфу. Я подобрал его с пола у него в гостиной, в свой недавний визит.

— Ишь ты поди ж ты, — неопределенно воскликнул сержант.

— Наша задача и впрямь проста, — продолжал Мик. — Перво-наперво надо подстроить так, чтобы в некий определенный вечер господина Де Селби не оказалось дома. Думаю, это я могу обеспечить без особого труда. Когда его нет, в доме нет никого. И наше вторжение будет кратким.

— Немногословно именно, чтоб мне.

— Извлекши емкость, спрячем ее в кустах, рядом с калиткой на Вико-роуд. Затем отправимся по домам. Наутро, пораньше, я заберу ее на такси. Остальное предоставьте мне. Единственная загвоздка — как пробраться в дом.

— С этим никаких взыскательных забот, — отозвался сержант с приятностью, — ибо если он такой беспечный, как вы утверждаете, я ловко разберусь с окном, не поморщившись.

— Но не битьем его, надеюсь. Нам нельзя его встревожить или насторожить.

— Да нет. У меня хороший перочинный ножик.

— А, вот это дело, сержант. Стало быть, обо всем договорено?

— За исключением даты нашего свершенья.

— Да. Ее я вам сообщу своим чередом.

Мик поднялся и, как настоящий конспиратор, подал руку. Сержант ее сжал.

— За великую защиту и сохранение колена Адамова, — торжественно провозгласил он.