Выходное пособие

8

Поездки в шэньчжэньскую типографию обычно состояли из двух частей: работа в Шэньчжэне, потом отдых в Гонконге. Закончив беспрерывные переговоры с поставщиками и контроль качества в типографии, на обратном пути в Нью-Йорк мы пересекали южную границу. Я следовала этому маршруту во все свои последующие поездки в Шэньчжэнь, с Блайз или без нее.

Блайз любила повторять, что в Гонконге имеет смысл делать только две вещи — есть и ходить по магазинам. Этот город очищает жизнь от всех посторонних примесей и оставляет в ней только самое необходимое.

Она водила меня по Козуэй-Бею, по Харбор-Сити, по Западному Коулуну и по Восточному. Мы заходили в бутики и торговые центры, которые ничем, в принципе, не отличались от торговых центров в Штатах, только были дороже и грандиознее. Она любила шопиться, я тоже, типа, любила шопиться, и мы шопились столько, что голова шла кругом. Я купила повести Бананы Ёсимото в Page One. Блайз купила косметичку от Иссея Мияке. Я купила две сумки от Арнольда Палмера — этот игрок в гольф по необъяснимым причинам был очень популярен среди азиатских подростков. Блайз купила шелковую блузку и футболку в A.P.C. Я купила зимнее пальто на искусственном меху в Izzue. Мы обе купили шарфы в Uniqlo. В Гонконге вас охватывает ненасытная страсть к покупкам. Местная валюта — как игрушечные деньги. Никаких угрызений совести. Я все равно не могла быстро пересчитать цены в доллары.

Сам по себе шопинг, по сути, был таким же, как в Нью-Йорке. Я могла все те же самые товары найти и дома, или заказать их по интернету. Но что меня поражало в Гонконге, так это обилие вариаций одних и тех же вещей. Возьмем, к примеру, сумку Louis Vuitton. Тут можно купить настоящую сумку, прототип настоящей сумки с фабрики, которая их производила, или имитацию. Но если имитацию — то какую? Дорогую, качественную имитацию, сделанную вручную, дешевую поделку из полиуретана или что-то среднее? Нигде больше в мире переход от подлинника к подделке не был таким плавным. Нигде больше в мире границу между подлинным и поддельным нельзя было перейти так легко.

Мы стояли на оживленной улице в ожидании сигнала светофора, и тут к нам подошла женщина средних лет, в кепке, с поясной сумкой, и сунула мне в руку флаер.

— Желаете? — спросила она.

Я глянула на листок. Это была цветная реклама разнообразных модных сумок, отпечатанная на хорошей бумаге: клатчи Fendi, рюкзачки Louis Vuitton, сумки-шопперы из Coach. И это не были какие-то подделки с наляпанными логотипами, которые можно найти повсюду в Чайна-тауне: они выглядели как последние модели этого сезона, которые я видела в журналах.

— Они настоящие? — спросила Блайз.

Женщина энергично кивнула:

— Настоящие! Прототип!

Блайз повернулась ко мне:

— Многие модные фирмы заказывают производство здесь. И зачастую на фабриках остаются лишние прототипы, которые продают подпольно. Так что, по сути дела, это все настоящие вещи. — Она указала на флаер. — Тебе что-нибудь нравится?

— Я думала, что все модные сумки делают в Италии или что-то в этом роде, — сказала я.

Блайз ухмыльнулась:

— Ну, может быть, Hermès еще что-то производит в Европе. — Обернувшись к женщине, она вернула ей флаер. — Спасибо. Может, в другой раз.

В отделе косметики какого-то торгового центра я купила очищающее масло Shu Uemura, про которое продавщица сказала, что оно предназначено специально для сухой кожи. Ей было около пятидесяти, но кожа у нее была прекрасная при минимуме макияжа. По-английски она говорила безупречно.

— Теперь обратите внимание. — Она демонстрировала продукт, нанеся его мне на тыльную сторону кисти и растерев очищающей салфеткой. — А теперь почувствуйте разницу между правой и левой рукой. Чувствуете, какая у вас стала мягкая и упругая кожа?

Я зачарованно кивнула.

— Мне всегда говорили, что у меня слишком сухая кожа.

Внезапно она перегнулась через прилавок, взяла меня за подбородок и сказала с участием:

— У вас прекрасная кожа, просто сейчас ей некомфортно.

Ее руки были тонкими и прохладными. От нее пахло пудрой и цветами.

И тут я внезапно вспомнила, как однажды зимой, когда я была еще подростком, мама поехала одна в Гонконг. Среди американских китайцев этот город славился своими дешевыми, но качественными косметическими процедурами, и мама поехала туда удалить родинки на лице. Сестры дразнили ее пятнистым леопардом. Но когда она вернулась, на месте родинок были белые пятна. Так что лицо все равно осталось в отметинах.

Я достала кредитную карту и заплатила за масло, а также за другие продукты, которые дополняли бьюти-рутину: лосьон для сияния кожи и эмульсию от морщин Phyto-Black Lift. Хотя у меня пока нет морщин, но, как объяснила продавщица, это для профилактики.

Оформляя покупку, она спросила:

— Вы часто бываете в Гонконге?

— Я здесь первый раз.

Она подняла брови:

— По работе или для развлечения?

— По работе. Я только что на нее устроилась.

— Поздравляю, — сказала продавщица, заворачивая мои покупки в бумагу и складывая их в пакет. — Приходите еще.

В последнюю ночь в Гонконге я оказалась предоставлена самой себе. Блайз уехала на пароме в Макао к какому-то загадочному любовнику. Консьерж в гостинице — не помню названия — вызвал мне такси. У меня был простой план: поездить по Гонконгу и посмотреть достопримечательности.

— Куда? — спросил водитель.

— Есть здесь какое-нибудь место, где можно погулять?

— По магазинам? — понимающе улыбнулся он. — Я знаю одно местечко.

Я могла бы объяснить, что имела в виду, но он был полон такого энтузиазма, что я не решилась его поправить. Водитель уверенной рукой быстро и плавно вел такси по Гонконгу. Было очень приятно сидеть на заднем сиденье, в темноте и тишине, и глядеть наружу. Я не узнавала Гонконг ночью — казалось, это совершенно другой город, чем тот, что я видела днем. Мимо проносился головокружительный поток рекламных щитов. На них были изображены японское виски, казино в Макао и отбеливающий крем для женщин. Модель европейско-азиатского вида, с черными волосами и голубыми глазами, нежно гладила себя по щеке, восхваляя уход за кожей.

Водитель свернул с магистрали. Наконец он объявил:

— Ну вот, магазины!

Я вылезла на жаркую, влажную улицу. Это был ночной рынок, ряды освещенных неоном ларьков, где продавали нефритовые браслеты, шарфы, животных, всякую фигню, где сидели гадалки и массажисты. Тут было полно и местных, и туристов. Пахло сахаром и подгоревшим мясом. Здесь можно было сделать массаж стоп. Можно было вырезать свое имя на куске нефрита, чтобы получилась личная печать. Можно было отведать пельменей, засахаренной китайки, сырого сахарного тростника, жареной лапши с овощами, крабов, осьминогов на вертеле.

Меня тут же сразил приступ ностальгии. В голове у меня был туман. Ребенком я любила есть сахарный тростник, сочные волокна, которые нелегко отделить от твердой оболочки.

Напротив, через улицу, маячил, как призрак американского лета, магазин 7-Eleven. Я нырнула в него, чтобы прийти в себя. Окруженная прохладой и жизнерадостным мерцанием, я бродила по проходам между рядами американских продуктов в азиатском стиле. Картофельные чипсы со вкусом осьминога. Kit Kat со вкусом сакуры. Полки, уставленные соком личи и соевым молоком. Но из всего этого я выбрала пепси-колу.

— Спасибо, приходите еще, — отбарабанил кассир по-английски.

На улице меня опять накрыло, но теперь уже не так сильно. Я отхлебнула пепси-колу, которую уже сто лет не пила, и кофеиновый приход пробудил во мне воспоминания. Мне было четыре, когда родители уехали в Штаты, и шесть, когда туда увезли меня саму. В эти два года в Фучжоу мой старший дядя и тетя по вечерам гуляли со мной по таким же улицам, как эта. Тогда я чувствовала то же самое, такое же возбуждение. По пешеходному мостику, переброшенному через улицу, мы отправлялись к освещенным лампами дневного света торговым центрам. К штабелям пижам с узорами, завернутых в целлофан.

Я побродила немножко, стараясь впитать в себя все, что вижу, останавливаясь у разных ларьков. Около одного из них сильно пахло благовониями. Я не сразу поняла, что именно там продается — принадлежности для траура или (и) культа предков? Деньги духов, желтые банкноты с золотым тиснением, перевязанные красной нитью, были сложены в толстые пачки. Когда я жила в Китае, бабушка часто жгла их. Она объясняла, что когда деньги обратятся в пепел, они перейдут в собственность духов наших предков. И те смогут себе что-нибудь купить, заключать сделки с другими духами или дать взятку небесным чиновникам. Загробный мир с его бюрократическими эшелонами и иерархиями работал так же, как наше правительство. Никто для тебя ничего не сделает, если ты сам не возьмешь все в свои руки.

Я подумала о маме и папе, голодных и бесприютных, на фоне адского пламени.

Некоторые банкноты духов выглядели в точности как американские доллары, китайские юани, тайские баты, вьетнамские донги. В мире духов имела хождение разнообразная валюта. И тут были не только деньги, но и разнообразные предметы роскоши. Бриллиантовые колье, мобильные телефоны и кабриолеты «мерседес», сделанные из картона. Кошельки Gucci и сумочки Fendi, чтобы предкам было где хранить свои деньги. Тут были даже бумажные копии айпадов и MacBook Pro. А на верхних полках стояли тщательно сделанные картонные домики, обставленные картонной мебелью.

В ту ночь я купила пачку денег духов. Американских долларов, разумеется. Пусть в загробном мире прольется зеленый дождь.

Когда я вернулась в Нью-Йорк, то провела ритуал. На пожарной лестнице я по одной клала банкноты в керамическую миску и подносила к ним зажигалку. Тонкая бумага быстро сгорала. Теплый отблеск пламени вспыхивал и сразу же гас.

Но приношение явно было недостаточным, учитывая то, как долго я ничего для них не сжигала. Мне хотелось дать им больше.

Под журнальным столиком в гостиной лежали журналы Джейн. Она выписывала всякие издания про стиль жизни, Vogue, Bon Appétit, Elle Decor, Architectural Digest и тому подобное. Бо́льшую часть из них она уже прочитала и забыла выкинуть, так что не стала бы возражать против их уничтожения.

Для отца я сожгла костюм от Jos A. Bank и броги от Сальваторе Феррагамо. Для более повседневных нужд я сожгла ему одежду от J. Crew. Я сожгла для него пару флисовых курток от Эдди Бауэра. Потом, подумав, что в загробном мире может быть очень жарко, я сожгла и несколько потоотводящих футболок Nike для тренировок. Я сожгла для него всякие книжные новинки. А чтобы ему было где читать книги, я вырвала из Architectural Digest фотографию кабинета с кожаными креслами. Я сожгла для него последнюю модель телефона Blackberry и тарифный план Verizon. Я сожгла для него серебристый «Ягуар-XJ». Я сожгла для него тарелку с жареными цыплятами из Bon Appétit. Он любил жареных цыплят. Когда моя мама надолго уезжала в Фучжоу, он только ими и питался. Я сожгла для него обезболивающее — от мигреней. Бывало, по вечерам он часами лежал в постели.

Журналы были напечатаны (вероятно, на ротационной машине) на глянцевой бумаге, напичканной разными химикатами, поэтому горели они с такой вонью, что у меня засвербило в носу и запершило в горле.