Ничего интересного

Минут через двадцать я наконец увидела просвет в деревьях и детей — там же, прямо у опушки. Они стояли на краю леса в купальной одежде, видимо не решаясь сделать последний шаг. Еще немного — и они сбегут: сразу за лесом виднелась дорога. Но Бесси и Роланд застыли, парализованные, прежде чем отважиться. И я догнала их. Я была уже рядом. Я поймала их, этих странных маленьких демонов.

— Вы меня до смерти перепугали, — выдохнула я и вдруг поняла, что не могла дышать нормально, пока не заключила их снова в объятия.

— Прости, — сказала Бесси, не глядя на меня.

— Вы что устроили? Почему вы меня бросили?

— Ты на нас не смотрела, — ответила девочка капризно, очень по-детски. — Мы и пошли. А потом просто не стали останавливаться.

— Мы попытались поймать машину, — признался Роланд, — но мимо проехало только две штуки, ну и они даже не притормозили.

— Почему вы вообще сбежали? — спросила я.

— Так проще, верно? — бросила Бесси. — Если мы просто исчезнем, все будут только рады.

— Я не буду, — сказала я абсолютно искренне. — Я страшно расстроюсь.

— Правда? — недоверчиво спросил Роланд.

— Да! Боже, да, я расстроюсь.

— Хорошо, — удовлетворенно вздохнул Роланд.

— А вы были бы рады?

— Нет, — призналась Бесси. — Не будем. Я тут стояла и не могла сдвинуться с места, потому что не знала, куда вообще деваться. Мамы нет. К бабуле и дедуле? Ни за что. А к кому еще? У нас никого нет, Лилиан. У нас никого нет.

— У вас есть я, слышите? — сказала я, и, кажется, даже не лукавила. В любом случае это факт. У них была я.

Все это время я так переживала о том, что случится со мной, если я облажаюсь. Я потеряю эту новую жизнь. Потеряю Мэдисон. Но я не думала о детях. Если я их подведу, что с ними станет? Ничего хорошего, это точно. Им будет гораздо хуже, чем сейчас. Карл был готов в любой момент от них избавиться. Вполне возможно, Джаспер с Мэдисон тоже не прочь отослать их куда-нибудь, стоит мне хоть немного оступиться. Я хорошо помнила то чувство, когда я ехала в долину, изгнанная из «Железных гор», как будто моя жизнь кончилась. И в каком-то смысле так оно и было. Я не позволю этому случиться с детьми. Они были дикие, как и я. И заслуживали большего, как и я. Я не облажаюсь. Я твердо решила. Я не облажаюсь. Ни за что на свете.

И тут к обочине подъехала машина, остановилась, опустилось стекло. Из окна высунулся мужик в гавайской рубахе:

— Вас подвезти?

— Нет, — резко сказала Бесси, покраснев, как помидор.

— Вы уверены? — уточнил он.

Я уже его оценила. В нем не было ничего угрожающего, просто тюфяк. Но нечего на нас смотреть. Мы не общественное достояние.

— Мы гуляем, — ответила я.

— В купальниках? — полюбопытствовал он.

— Катись, — рявкнула я как можно стервознее. Это было очень приятно.

— Ну как скажете, — пожал мужик плечами, трогаясь.

Мы смотрели, как машина удаляется, исчезает за поворотом.

— Давай вернемся в дом! — предложила наконец Бесси.

— Давай, — сказала я. — Идем.

И они взяли меня за руки, и мы двинулись по тропинке обратно к дому, нашему, но не совсем.

— Вы когда-нибудь слышали о йоге? — спросила я, и дети застонали, потому что предчувствовали, что от того, что зовется йогой, веселья не дождешься.

— Можешь просто нам почитать? — взмолилась Бесси.

Им было по десять лет, но иногда они казались совсем маленькими, недокормленными, одичалыми.

— Хорошо, — согласилась я. — Просто почитаем. Выберу вам книжку.

Мы слушали, как вокруг шелестит лес, а когда добрались до дома, заметили, что шорох листьев стих. А может, он просто спрятался у нас внутри. Как бы то ни было, мы вернулись. И больше не уйдем.

На следующее утро я проснулась оттого, что Роланд засунул мне в рот пальцы, а Бесси больно уперлась ногой в живот. Мысль о том, насколько это неуместно — спать вместе с детьми, на секунду парализовала меня, но потом я подумала — к черту, никто, кроме меня, к ним не прикоснется. Их жизнь в принципе была такой странной, что на этом фоне сон в одной кровати с едва знакомой взрослой женщиной — не такая уж необычная вещь. Я выплюнула пальцы Роланда, и он дернулся. Выгнула спину, и Бесси заворочалась, почувствовав сопротивление.

— Дети, просыпайтесь, — сказала я, потягиваясь.

— Что, опять в бассейн? — спросила Бесси и затихла: она, кажется, сама была в шоке оттого, что ей надоел сверкающий хлорированной водой бассейн.

— Нет. У нас новая программа, — ответила я, пытаясь поскорее придумать эту самую программу. — Сделаем пару упражнений.

— Прямо сейчас? — простонал Роланд.

— Да, прямо сейчас.

— А нельзя сначала позавтракать? — спросила Бесси.

— Думаю, хм-м, думаю, все-таки сначала упражнения. Нельзя заниматься спортом на полный желудок. Говорят, это вредно.

Конечно, я все сочиняла на ходу. Карл еще не принес мне кассеты с йогой, так что я попыталась вспомнить, что делал тот мамин мужик. Я понятия не имела, как правильно принимать позы, но совершенно точно знала, что попа должна торчать вверх, отчего мне всегда было ужасно неловко, к тому же тот мужик собирал волосы в хвост, что приводило меня в недоумение.

— А что за упражнения? — допытывалась Бесси.

— Дыхательные.

— Это что-то странное, — высказался Роланд, и я вздохнула:

— Просто сядьте на пол.

Они сели, поджав ноги.

— Скрестите ноги, вот так, хорошо? — продемонстрировала я.

Я была не то чтобы гибкой — всю жизнь напрягалась, следя, не пытается ли меня кто-то облапошить. Поэтому даже выпрямить спину и расположить таз и ноги ровно оказалось сложнее, чем я думала. Одна надежда была, что дети не заметят, но они уже с легкостью свернулись кренделями — казалось, они примут любую форму, как их ни скрути.

— И что дальше? — спросила Бесси.

— Закройте глаза, — проинструктировала я.

— Ну уж дудки, — отрезала девочка, и я снова почувствовала к ней прилив нежности, потому что сама понимала, какая это бредовая просьба. Я в десять лет тоже не закрыла бы глаза ни за какие коврижки.

— Мы все закроем, — сказала я.

— Что, и ты тоже? — недоверчиво уточнила Бесси, как будто этого она не ожидала.

— Да, — я старалась сохранять спокойствие и не раздражаться.

— Так ты не узнаешь, закрыли мы глаза или нет?

— Не узнаю, — согласилась я. — Похоже, придется поверить вам на слово.

— Можешь на меня положиться, — заверила Бесси, и я знала, что это проверка, так что просто закрыла глаза.

— А теперь, — сказала я, чувствуя тепло их тел, запах нечищеных зубов, колебания воздуха от их движений, — сделайте глубокий вдох.

Роланд втянул в себя воздух, как будто пытался выпить самый большой в мире молочный коктейль. Закашлялся.

— Медленно, глубоко вдохните и задержите дыхание, — продолжала я.

Следуя своим же инструкциям, я обнаружила, что воздуха захватывается больше, чем ожидаешь. Вдох сидел у меня внутри, смешиваясь с тем, что делало меня мной. И я не знала, дети дышат правильно или нет, но не собиралась открывать глаза. Я сидела задержав дыхание, и мне казалось, что мир крутится чуть медленнее, чем раньше.

— А теперь выдох, — сказала я и почувствовала, с каким облегчением они выпустили из себя воздух, одним долгим, прерывистым выдохом.

— Все теперь? — спросила Бесси.

Я открыла глаза и увидела, что у них обоих глаза были закрыты.

— Нет, — сказала я. — Теперь повторим.

— Сколько раз? — спросил Роланд.

Я понятия не имела.

— Пятьдесят? — предложила я, и Бесси немедленно вскинулась:

— Да ладно! Пятьдесят слишком много, правда, Лилиан!

— Ладно, ладно, — уступила я. — Двадцать раз.

С этим Бесси смирилась. Так мы и делали: вдыхали, задерживали дыхание, выдыхали. Я всегда считала, что яд, который сидел у меня внутри, нельзя разбавить, но теперь с каждым вдохом становилась чуть спокойнее. И потеряла счет времени. Я понятия не имела, сколько вдохов мы сделали. Я просто дышала и дышала, и температура в комнате не менялась. И наконец, когда мне показалось достаточно, я сказала:

— Хватит.

— Это все? — спросил Роланд. — Мы закончили? Можно завтракать?

— Ну как вам? — спросила я.

— Глупо как-то, — сказала Бесси. — Поначалу. Но вообще ничего. Нормально.

— Значит, будем делать так каждый день, — решила я.

— Каждый день? — простонали дети.

— Да. — Я была непреклонна. — И если вы почувствуете, что начинаете злиться или расстраиваться, начинайте вот так дышать. Хорошо?

— Не думаю, что это поможет, — сказала Бесси.

— Посмотрим, — ответила я, и мы отправились вниз есть кукурузные шарики и пить молоко из высоких стаканов.

После завтрака я достала из одного из шкафов маленькие рабочие тетради в обложках, изданные для чудиков, которые верили в приближающийся конец света и не пускали детей в нормальную школу. Хотя, может, это я зря. Может, это для родителей, которые не выпускали детей из дому, потому что те в любой момент могли загореться. Или просто для тех, кто надеялся научить своих детей чему-нибудь разумному, доброму, вечному. Кто знает? В любом случае, все тетради были отличного качества.

Я отыскала рабочую тетрадь по математике за четвертый класс. В каком классе учатся десятилетки? Я понятия не имела. Я попыталась вспомнить свое детство. Третий класс? Пятый? Нет, никак не могла сообразить. Четвертый класс подойдет, решила я, вырвала пару страничек с таблицей умножения и шлепнула на стол. Дети уставились на них, как будто там все было на китайском.

— Уроки? — простонал Роланд. — Не-ет…

— Я только хочу понять, что вы уже знаете, — сказала я. — Вам осенью идти в школу.

— Мама считает, в школу ходить не надо, — сообщила Бесси. — Говорит, что школа для баранов. Для тех, у кого совсем нет изобретательности.

— Ну, тут, конечно, есть доля правды, но такие изобретательные дети, как мы с вами, и из этого извлекают выгоду.

— Почему ты не можешь нас учить? — ныл Роланд. — Или Мэдисон?

— У нас нет специальной подготовки. Слушайте, времени еще полно. Пока что мы просто потренируемся. Попытаемся получить удовольствие, хорошо?

— Это отстой, — сказала Бесси.

— Тут все довольно просто. Вот, например, сколько будет четырежды три?

— Семь? — предположил Роланд.

— Нет, — ответила я, а потом поспешно добавила: — Но почти.

— Это отстой! — повторила Бесси.

— Да брось, Бесси. Четырежды три?

— Я не знаю, — сказала она, вся красная от стыда.

— Смотри, это просто четыре раза по три. Сколько будет три плюс три плюс три плюс три?

— Не знаю.

— Будет двенадцать. Четыре плюс четыре плюс четыре будет двенадцать. Четырежды три — двенадцать.

— Я это знаю, — Бесси повысила голос. — Я умею складывать. Умею.

Я видела, что ее смущение сменяется злостью. Видела, как она вся краснеет. Бесси взяла карандаш и начала рисовать на странице огромную цифру 12, но грифель сломался, прежде чем она успела закончить хотя бы единицу.

— Дыши, — спокойно сказала я. — Хорошо, Бесси? Вдохни поглубже.

— Мы не изучали математику, призналась Бесси. — Мы ее не изучали, так что мы ее не знаем.

— Ничего не говори, — сказала я. — Просто дыши.

Я оглянулась на Роланда, который сидел широко раскрыв рот. На листочке он нарисовал грустный смайлик. Но не покраснел. Не разозлился.