Ничего интересного

Два

Домой я так и не вернулась. На следующее утро я позвонила маме и сказала, что остаюсь во Франклине. У меня была приготовлена какая-то сложносочиненная история о том, что меня наняли в команду юристов работать над большим делом, касающимся токсичных отходов, но маме было как-то пофиг.

— Что делать с твоим барахлом? С только и спросила она.

У меня было не особо много вещей, по крайней мере нужных. Какие-то журналы, которые я стащила из магазина, любимая футболка и баскетбольные шорты — я копила на них несколько месяцев и надевала только на самые важные матчи… Но Мэдисон сказала, что купит мне все, что понадобится.

— Пусть будут у тебя, — сказала я. — Может, потом заберу.

— Ты там с Мэдисон? — спросила мама.

— Да, я останусь у нее.

— Она почему-то всегда хорошо к тебе относилась, — заметила мама, как будто ее поражала такая необоснованная доброта.

— Ну, ты же знаешь, как я ей помогла, — ответила я разгоряченно, готовая к ссоре.

— Этой истории сто лет в обед, — отмахнулась мама.

— Вообще-то я буду гувернанткой, — сказала я внезапно.

— Понятно, — ответила мама и повесила трубку, прежде чем я успела что-то объяснить.

Мэдисон ждала внизу, в укромном уголке, специально приспособленном для завтрака, за столом, который огибала широкая скамья, обитая гладкой кожей. Из большого окна, выходящего на залив, было видно, как по газону прыгают белки в поисках орехов. Я не сразу сообразила, что за столом сидел еще и Тимоти — с серебряной ложечкой, идеально лежащей в его маленькой ручке. Я попыталась вспомнить, сколько ему. Три? Четыре? Нет, все-таки три. Он был очень красив, но не так, как Мэдисон. Он выглядел странно, мультяшно. Глаза у него были такие большие, что, казалось, занимали три четверти лица, как у фарфоровой куколки из коллекции какой-нибудь престарелой дамы. Мальчик был одет в красную пижаму, на которой красовался флаг Теннесси.

— Привет, — поздоровалась я, но он продолжал смотреть на меня широко раскрытыми глазами. Тимоти не показался мне стеснительным, он скорее пытался сообразить, имеет смысл со мной разговаривать или нет.

— Поздоровайся с Лилиан, — сказала наконец Мэдисон. Она завтракала творогом с черникой.

— Привет, — произнес Тимоти и немедленно вернулся к своему омлету. Я его больше не интересовала.

— Хочешь кофе? — спросила Мэдисон, как будто я была ее ребенком, как будто мы не увиделись впервые за много лет.

Я вздрогнула, когда у меня за спиной из ниоткуда появилась женщина с дымящимся кофейником. Азиатка, очень маленькая, возраста неопределенного.

— Это Мэри, — представила ее Мэдисон.

— Я могу приготовить, что захотите. — Женщина говорила с акцентом, предположительно британским, хотя, возможно, он звучал так элегантно, что наводил на мысль о Европе. В любом случае это был не южноамериканский акцент, это точно. Мэри не улыбалась, но, может, ей это запрещалось. Лучше бы она улыбалась. Так было бы проще попросить у нее гигантский сэндвич с беконом.

— Просто кофе достаточно, спасибо, — сказала я.

Мэри налила мне чашку и вернулась на кухню. Сколько человек вообще работало у Джаспера Робертса? Десять? Пятьдесят? А может, сотня или даже больше? Все эти цифры представлялись мне вполне реальными. Как раз в ту секунду, как будто сотворенный из моих немых вопросов, по двору прошел мужчина в подтяжках и большой соломенной шляпе. На плече он нес грабли, напоминая солдата с ружьем наперевес.

— Сколько у вас слуг? — спросила я Мэдисон. Она напряглась. Не знаю, нарочно или нет, я пыталась заставить ее стыдиться собственного богатства.

— Больше, чем нужно, если по-хорошему, — наконец ответила она. — Но они не слуги. Они работники. Это, знаешь, все равно что управлять круизным лайнером. Просто в таком огромном доме множество дел, а для этого нужны люди с особыми навыками. Но я знаю их всех по именам. Знаю, где они и чем занимаются.

— А теперь у тебя есть я.

— Ты не работник, — радостно поправила Мэдисон, — а подруга, которая мне помогает.

Я выпила свой потрясающий кофе. Вкус у него был невероятно насыщенный. Я вдруг поняла, что мне придется все время переосмысливать порядок вещей. Я привыкла к кофе из комнаты отдыха, такому жидкому, что приходилось насыпать тонну сахара, чтобы придать ему хоть какой-то вкус. Пицца, которую мы ели прошлым вечером, была со слегка поджаристой корочкой, и такая свежая, что даже ощущались помидоры в соусе. Наконец на третьем десятке мне довелось испытать жизнь такой, какой она задумывалась. Без дешевых подделок.

— Чем ты сегодня займешься? — спросила я Мэдисон, а потом добавила: — Чем мне сегодня заняться? — Это было гораздо важнее.

— Можешь просто расслабиться. Пройдись по участку, осмотри все. После обеда съездим в Нэшвилл за одеждой и всем необходимым. Ах да, вечером приедет Джаспер; он возвращается из Колумбии. Я хочу, чтобы вы познакомились.

— Он часто тут бывает?

— Реже, чем можно предположить. У него много дел в Вашингтоне; и квартира там есть. Но мы часто видимся; семья для него очень важна, понимаешь?

Я не знала, как реагировать на такое заявление. В конце концов, я здесь исключительно ради его, по сути, осиротевших детей. Но тут до меня дошло, что Мэдисон просто выдала заученный ответ, подготовленный для прессы. Она глядела куда-то вдаль. Я знала, что в конце концов моя подруга проговорится и я выясню, что не так с сенатором Робертс. Надо лишь подождать.

— Я отведу Тимоти в садик, а когда вернусь, все тебе здесь покажу. Хорошо?

— Хорошо, — сказала я. Мне хотелось еще кофе, но я не знала, прилично ли идти за ним самой. Или вызвать Мэри только для того, чтобы наполнить чашку? А вдруг так будет еще хуже? Несомненно, я в любом случае все сделаю неправильно. Я знала: пока окончательно не удостоверюсь в том, что поступаю как надо, так и буду ошибаться.

— Попрощайся с Лилиан, — велела Мэдисон сыну.

Тимоти промокнул губы салфеткой. Я никогда не видела ничего настолько утонченного и настолько раздражающего. Потом он посмотрел на меня и сказал:

— До свидания.

— До свидания, Тим, — ответила я, надеясь взбесить мальчишку, сократив имя. Вот, я уже веду себя неправильно! Нужно было ему понравиться. Или постараться испытать к нему симпатию. Я могла на нем потренироваться. Пока не приедут близнецы, Тимоти оставался моим единственным шансом научиться разговаривать, общаться с ребенком. Научиться терпеть ребенка.

Я попыталась вспомнить, когда по собственному желанию общалась с детьми. Однажды какая-то малявка потерялась среди стеллажей магазина, где я работала. Я меняла ценник на хлопьях и вдруг заметила ее, как будто специально для меня материализовалось маленькое привидение. Глаза ее были раскрыты широко-широко — дети так делают, когда изо всех сил пытаются не заплакать. Я осторожно протянула руку. Она взялась за нее так просто, без колебаний, и мы зашагали по магазину в тишине, пока не дошли до последнего ряда, где ее безмозглая мамаша стояла перед морозильниками, выбирая готовый обед, не подозревая, что ее дочку могли в любой момент похитить. Не успела я пробормотать мамаше один из подготовленных пассивно-агрессивных комментариев, девочка сжала мою руку, поцеловала ее, а потом ее ладонь выскользнула из моей и малышка подбежала к матери, оставив меня одну. Пару секунд меня обуревало желание схватить девочку и оставить себе. Я открыла морозильник с мороженым и засунула туда голову, чтобы снова почувствовать себя нормальной и дождаться, пока мама с девочкой скроются из виду. Я была так выбита из колеи, что в конце смены украла целый кусок ветчины, только чтобы не думать больше о девочке. Следующие несколько недель я все надеялась, что она вернется, но больше ее не видела. Может, вот чем цепляют дети — ты отчаянно нуждаешься в них вопреки собственному желанию.

Я осталась за столом, хотя Мэдисон с сыном уже ушли. Я заметила, что она съела совсем мало творога, и притянула тарелку к себе. Как только я съела первую ложку, Мэри появилась снова — думаю, телепортировалась — и наполнила мою чашку свежим кофе.

— Я могла бы вам что-нибудь приготовить, — заметила она. — Стоило только попросить.

— А, ну да, я просто подумала, что могу и это доесть. Не хочу, знаете, чтобы еда пропадала.

— Объедки, — бросила Мэри.

Я не могла понять, сочувствует она мне или смеется надо мной. Обычно в таких случаях, если я сомневалась, склонялась ко второму варианту. Но врезать ей я не могла — пока непонятно, насколько Мэри важна для всей этой операции. А потом я сделала глоток кофе и расслабилась. «Вот что такое роскошь, — подумала я. — Не смей это продолбать из-за драки с прислугой, а то изгонят из рая».

— Можно мне сэндвич с беконом? — попросила я Мэри.

Та кивнула и непринужденно склонилась надо мной, забирая тарелку с творогом и черникой.

Я взяла кофе и последовала за поварихой в кухню.

— Я принесу, — сказала она, оглядываясь через плечо.

— Я с вами. Не хочется сидеть одной.

Мэри открыла холодильник размером с автомобиль и вынула огромную пачку бекона. Бросила на сковороду полосок сто — наверное, с килограмм. Даже не глядя на меня, отрезала два куска свежего хлеба и опустила в тостер, который выглядел одновременно и винтажным, и футуристическим.

— Вы давно работаете на Мэдисон? — спросила я.

Она не ответила, пока не выскочили тосты.

— Я работаю на Джаспера Робертса одиннадцать лет.

— Вам нравится?

— Нравится ли мне работа? — Мэри нахмурилась и напряглась, и я понимала почему. Каждый раз, когда в супермаркет нанимали нового оболтуса, я должна была поскорее оценить, сколько лишней работы мне нужно проделать, чтобы компенсировать все его промахи, сколько его косяков затронет меня. Но я завоюю доверие Мэри. Мои косяки останутся только моими. Ей ничего не грозило.

— В смысле, тут как, нормально?

— Работа как работа. Нормально. Сенатор Робертс вполне приличный мужчина. — Мэри опустила бекон на бумажное полотенце, чтобы оно впитало жир. — Чем-нибудь намазать хлеб? Или так оставить?

— Можно майонез?

Когда сэндвич был готов, Мэри положила его на тарелку, которую не стыдясь можно было бы поставить на свадебный стол. Казалось, тарелка разобьется, если на нее дохнуть.

— Я поем тут, у стойки? — спросила я.

Мэри пожала плечами. Ну и естественно, естественно, это был лучший сэндвич, который я когда-либо ела. Сначала я подумала, что это потому, что его приготовил кто-то другой, но мама время от времени готовила мне жалкие сэндвичи, так что, может, дело было в атмосфере. Я попыталась унять поток мыслей.

— Ужасно вкусно, — сказала я.

Мэри просто кивнула. Я съела сэндвич в три укуса и уставилась на тарелку, понятия не имея, что с ней делать. Мэри забрала ее и помыла прямо у меня на глазах. Я не стала спорить. Видимо, все так и должно быть.

— Значит, вы работали на мистера Робертса, когда он жил со второй женой? — спросила я.

— Да, конечно, — ответила Мэри.

— И как их дети?

— А какими они бывают? Дети как дети. Суматошные.

— Как Тимоти? — уточнила я, и мне показалось, что Мэри слегка улыбнулась.

— Нет, не как Тимоти, — сказала она и, чуть смягчившись, попыталась объяснить: — Суматошные. Но в хорошем смысле. Веселые, славные дети. Устраивали кавардак, но мне было не в тягость за ними прибирать.