Ничего интересного

— Ты такая красивая, — сказала она, и я ей поверила.

— А ты вообще похожа на супермодель, — ответила я.

— Хотела бы я быть супермоделью. Иметь календарь, где на страницах только я!

И вот так, моментально, все вернулось — мы вместе, я со своими странностями, и она, показывающая, что, господи, у нее тоже странностей навалом.

Карл посмотрел на часы, отвесил легкий поклон, запрыгнул в машину и уехал. Мы могли бы весь вечер стоять на крыльце и смотреть, как он удаляется. Да я в некоторой степени была бы не прочь. Я все ждала, когда его машина превратится в какую-нибудь дурацкую тыкву, а он сам — в мышь. Я ждала волшебства и искренне верила, что не разочаруюсь.

— Здесь такая жара, — сказала Мэдисон. — Идем скорее внутрь.

— Это твой дом? — спросила я.

Мэдисон улыбнулась:

— Один из домов. — Она сморщила нос, глаза заискрились. Мэдисон не смогла бы так разговаривать с мужем, с другими женщинами, которые выросли в роскоши. Это было замечательно. Она тоже до конца не верила, как ей повезло.

Внутри — не знаю, на что я рассчитывала, — внутри дом оказался довольно простым. Стены не пестрили причудливыми картинами, и, наверное, я надеялась увидеть какую-то космическую мебель, но тут царила такая роскошь, что не осознаешь ее масштаб, пока не вглядишься и не поймешь, как тщательно все сделано и из каких качественных материалов. В коридоре висел огромный портрет Мэдисон и ее мужа в день свадьбы. Она выглядела так, как будто ее только что короновали Мисс Америкой, а он был похож на некогда знаменитого конферансье. Не могу сказать, была ли это любовь, но не мне судить о любви: я никогда ее не испытывала и даже не видела вживую.

Мэдисон познакомилась с сенатором Джаспером Робертсом, когда начала работать над кампанией по его переизбранию, сразу по окончании университета Вандербильта со степенью по политологии. Она начала с самого низа, ее наняли, потому что сенатор, обычно недосягаемый, недавно бросил жену и двоих детей ради одной из своих самых щедрых покровительниц, какой-то наследницы, помешанной на лошадях и носившей затейливые шляпы. Организаторы кампании, видимо, хотели посмотреть на это с точки зрения женщины, Ребята сверху, к которым сенатор прислушивался, посоветовали ему держаться с достоинством, никогда этот скандал не обсуждать и мычать что то нечленораздельное, если кто-то поднимет тему. Я помню, как в одном из писем Мэдисон писала: «Господи, какие тупицы! Такое ощущение, что они никогда в жизни не пытались исправить ни одного своего глупого поступка». Благодаря невероятному уму Мэдисон, ее манере говорить прямолинейно и при этом так, что мозг собеседника разрывался пополам, сенатор в итоге поручил ей возглавить кампанию. Конечно, он так поступил еще и потому, что начал в нее влюбляться, как и все вокруг, и к тому же наследница не затыкаясь болтала о какой-то лошади, которую ей не терпелось купить.

Мэдисон помогла ему успокоиться. Она писала все его речи. Сенатор покаялся, признал, что из-за желания добиться процветания избирательного округа, желания помочь каждому человеку, которого представлял, потерял из виду счастье собственной семьи. И теперь, когда он утратил ее, никак не мог потерять свою вторую семью — избирателей великого штата Теннесси. Убедить их было несложно. Джаспер был представителем политической традиции, поколения мужчин по фамилии Робертс, которые держали в своих руках такое богатство, что люди как-то сочли, что обязаны голосовать за него. Ему требовалось только показать, что он в курсе, что совершил фигню.

И он победил. А Мэдисон прославилась в политических кругах. «На самом деле это из-за того, что его оппонент вообще не соображал, что делает, — признавалась она мне в очередном письме. — Будь я на той стороне баррикад, Джаспер бы проиграл». А потом они поженились. А потом она забеременела. И теперь эта жизнь стала ее жизнью.

Мы сели на диван, и ощущение было, как будто мы на облаке — совсем не как на моем древнем матрасе, который ощущался дырой в полу, как будто поглотившей тебя на веки вечные. Я гадала, что из декора выбирала Мэдисон, а что осталось от предыдущей жены сенатора. На многоэтажной подставке красовались сэндвичи — много майонеза и огурца, — такие маленькие, что казались деталью кукольного домика. Кувшин сладкого холодного чая и два стакана с большими прозрачными кусками льда внутри. Лед еще даже не начал таять, и я поняла, что это все, видимо, материализовалось за несколько секунд до того, как мы вошли в комнату.

— Помнишь тот день, когда мы познакомились? — спросила Мэдисон.

— Конечно, помню, — сказала я. Не так много времени прошло. Или для нее много? — На тебе было платье с золотыми рыбками.

— Папа заказал его у портнихи в Атланте. Я это платье ненавидела. Золотые рыбки! Папа вообще ничего в этом не смыслил.

— Погоди, он что, умер? — осторожно спросила я, заподозрив что-то неладное.

— Нет, все еще жив.

— А, ну хорошо, — сказала я, ничего не имея в виду. Оно само вылетело. На всякий случай я добавила: — Хорошо.

— Ты тогда была такая растрепанная, я даже подумала, что ты с утра не причесалась…

— Нет, причесалась, совершенно точно.

— Помню, ты вошла в комнату, и меня как молнией ударило, я знала, что полюблю тебя.

В мыслях промелькнул вопрос: где ее муж? Казалось, мы вот-вот поцелуемся. Вдруг работа, о которой она писала, — быть ее тайной любовницей. Сердце колотилось, как всегда в ее присутствии.

Когда я не ответила, у нее на глазах внезапно навернулись слезы, и она сказала:

— Я всегда чувствовала, что лишилась чего-то прекрасного после твоего ухода из «Железных гор».

Час расплаты еще не настал, нет. Не сейчас. Мэдисон не собиралась упоминать тот факт, что ее все еще живой папа заплатил, чтобы я взяла на себя ее вину, и ей досталось поместье, муж-сенатор, дорогие вещи. Мы, как я поняла, вели себя вежливо.

— Но теперь ты здесь! — сказала Мэдисон.

Она разлила в стаканы чай, и я выпила свой, кажется, за два глотка. Она даже не удивилась, только налила мне еще. Я съела сэндвич, довольно мерзкий, но мне хотелось есть. Я проглотила еще два, даже не заметив на подносе стопочку крошечных тарелочек. Сэндвичи я держала в своих идиотских руках. Мне не хотелось даже глядеть на колени, я и так знала, что на них будут крошки.

— А где Тимоти? — спросила я, ожидая, что сын Мэдисон вот-вот войдет в комнату в енотовой шапке и с деревянным ружьем, бледный, как старый монарх.

— Он спит, — ответила она. — Обожает спать. Тимоти страшный лентяй, совсем как я.

— Я тоже обожаю спать, — призналась я.

Сколько сэндвичей приемлемо съесть в такой ситуации? На подносе оставалось еще штук двадцать. Нужно сколько-то оставить из вежливости? Мэдисон не взяла ни одного. Стоп, что, если они декоративные?

— Наверняка тебе не терпится узнать, зачем я попросила тебя приехать в такую даль, — наконец перешла она к делу.

Я осознала, что все это временно, что в какой-то момент нужно будет уйти, и вместе с тем заинтересовалась: действительно, что такого важного произошло, что мы наконец встретились после стольких лет переписки?

— Ты говорила, есть какая-то вакансия, — напомнила я. — Типа, работа?

— Лилиан, то, что я сейчас расскажу, очень личное, вне зависимости от того, что ты решишь делать. Я вспомнила о тебе, потому что мне нужен кто-то сдержанный, тот, кто умеет хранить секреты.

— Я умею хранить секреты, — сказала я. Просто обожаю. Не фиг делать.

— Я знаю, — согласилась Мэдисон, слегка покраснев.

— Все в порядке? — спросила я.

— И да, и нет, — Мэдисон скривила рот, как будто собиралась его прополоскать. — И да, и нет. Я тебе рассказывала о первой семье Джаспера?

— По-моему, нет. Я о них, кажется, читала. Ты же про его первую жену?

Мэдисон посмотрела виновато, как будто знала, что втягивает меня в историю, которая может мне навредить. Но не остановилась. Не отправила меня обратно к матери. Держалась за меня.

— Ну да, в первый раз он женился на женщине, с которой встречался еще со школы, но она умерла. Какой-то редкий вид рака, если я правильно помню. Джаспер о ней никогда не говорит. Я знаю, он меня любит, но ее он любил больше. Так вот, после этого он долго скорбел. А потом женился на Джейн, младшей дочери одного очень влиятельного в Теннесси политика. Джейн была… Странная. Было в ней что-то темное. Но — я, конечно, не хочу осуждать мужа — ему было политически выгодно оставаться с ней в браке. Она хорошо знала мир, где он вращался, и могла обеспечить нужную поддержку. У них родились близнецы, мальчик и девочка. И так они и жили, понимаешь? Пока он не встретил ту лошадницу. И все пошло к чертям.

— Но потом он встретил тебя, — возразила я. — Все же кончилось хорошо.

Мэдисон даже не улыбнулась. Она была сосредоточена. Настроена серьезно.

— Да. У нас родился Тимоти. Я продолжаю заниматься политикой, просто с другой позиции, в роли поддержки. И это славно. Джаспер ко мне прислушивается. Честно говоря, политика его утомляет. Для него это всего лишь семейная традиция. Ему нравится слава, но с законами он не очень ладит. Так вот, все было нормально.

— И что случилось?

— В общем, Джейн умерла. Пару месяцев назад.

— Мне очень жаль. — Я пыталась понять, с чего бы это смерть Джейн заставила Мэдисон страдать. Получилось не очень. Но я все равно сказала, что мне жаль.

— Ужасная трагедия, — продолжила Мэдисон. — Она так и не оправилась после развода. Всегда была такой хрупкой, такой странной. Если честно, она слегка спятила. Звонила нам по ночам, говорила всякие ужасные вещи. Джаспер понятия не имел, что делать. Мне приходилось ночи напролет с ней беседовать, пытаться примирить ее с новой реальностью. Я это умею, ты же знаешь.

— Что с ней случилось? — повторила я.

Мэдисон нахмурилась (у нее были восхитительные веснушки).

— Этим-то я и хочу с тобой поделиться, Лилиан, понимаешь? Теперь мне нужно, чтобы ты пообещала сохранить то, что я тебе скажу, в секрете.

— Хорошо. — Я начинала терять терпение. Я же уже сказала, что сохраню этот ее чертов секрет. Мне нужен этот секрет. Мне нужно проглотить его, чтобы он жил у меня внутри.

— Теперь, когда Джейн погибла, — продолжила Мэдисон, — встал вопрос: что делать с детьми Джаспера? Им десять лет. Близнецы. Бесси и Роланд. Славные ребята! Черт, нет, понятия не имею, зачем я так сказала. Я их не знаю. Ну, они дети. И теперь, понимаешь, это дети Джаспера. Он за них отвечает. И нам нужно изменить свою жизнь, чтобы обеспечить им все необходимое.

— Погоди, — перебила я, — так ты никогда не видела детей своего мужа? А он сам их видел?

— Лилиан, прошу тебя, давай не будем.

— Разве они еще не здесь?

— Пока нет.

— Но если их мама умерла уже довольно давно, что с ними? Они что, одни?

— Нет, конечно, нет. Господи. Их приютили родители Джейн, они очень старые и с детьми не ладят. Нам просто нужно было время все подготовить. Близнецы приедут уже через неделю. Будут жить с нами.

— Понятно.

— Они через многое прошли, Лилиан. Жизнь у них была не то чтобы сахар. У Джейн был трудный характер. Она держала детей при себе и никогда не выходила. Они обучались дома, но я совершенно не представляю чему. Дети не привыкли к людям. Не привыкли к переменам.