Ничто

XIX

Сначала появились местные газеты с западного побережья. Потом утренние. Затем представители различных региональных и столичных газет. Наконец, еженедельники и местный телеканал.

Мнения разделились.

Первые согласились с «Тэринг тирсдаг»: мы были неуправляемыми дикарями, место которым в исправительном учреждении. Вторые, к нашему большому удивлению, начали что-то бормотать об искусстве и смысле жизни, а последние больше склонялись к мнению первых. Вскоре дискуссия за и против стала невероятно оживленной.

За! Против! За × Против!

Мы были ошеломлены неистовостью, которая проступала в ярости и аргументах тех, кто был за и против, а также тем фактом, что люди со всей страны, особенно из столицы, — хотя прежде они никогда не проявляли никакого интереса к Тэрингу и его окрестностям — стали совершать сюда паломничество. Одно можно было сказать наверняка: благодаря этой ярости и аргументам за и против значение кучи смысла стало неотвратимо расти. Но что еще важнее: когда все это начали освещать в прессе и сюда устремились искусствоведы и многие другие шишки, а также парочка обывателей, полиции пришлось открыть лесопилку и разрешить посещения с двенадцати до четырех ежедневно.

Теперь ничто не могло помешать Пьеру Антону увидеть кучу смысла.

Но мы совсем не рассчитывали на то, что он не захочет.

«Никакого смысла не существует, и ничто не имеет значения. В вашей груде хлама тоже» — вот и все его слова. Он продолжал их повторять, что бы мы ни делали. Он был просто непоколебим. Каждый раз, когда мы пытались его уговорить или запугать, ответ был один: нет!

Это нас очень разочаровало.

Да, разочаровало так сильно, что мы почти пали духом, так как всё вместе — Малютка Оскар, невинность, Золушка, палец Ян-Йохана, малыш Эмиль, Даннеброг, синие волосы Рикке-Урсулы и все остальное из кучи смысла — напрочь утрачивало этот самый смысл. И то, что все больше и больше людей считали, что в этой куче действительно имеется смысл, нисколько не помогло, как и то, что нас больше не осуждали ни родители, ни учителя, ни полиция.

Мы не оставляли попыток.

По одному, в группах и целым классом (кроме Благочестивого Кая, который был приговорен к волонтерской работе в церкви и отбывал домашний арест на четыре недели дольше, чем все остальные). Мы ничего не могли поделать. Несмотря на то, что достигли чего-то, благодаря сначала шведским, затем норвежским и остальным скандинавским, а также большинству европейских, потом американским СМИ и даже одному представителю, по-видимому, мировой прессы, которые прибыли в Тэринг.

Достигли чего-то значит стали кем-то.

И это несмотря на то, что говорил Пьер Антон.

Было здорово, когда о нас написала «Тэринг тирсдаг». Было поразительно, когда появились национальные газеты и начали ссориться из-за кучи смысла. Но стало совсем невероятно и значительно, когда Тэринг наводнили СМИ со всех концов света. Обычно в январе в Тэринге особого веселья не наблюдалось. В этом году январь все никак не мог закончиться.

Январь.

Январь.

Январь.

Январь.

Январь продолжился в феврале, захватил Масленицу, а когда добрались до первого марта, январь все еще стоял на дворе.

Нас фотографировали и спереди, и сзади, и сбоку, и сверху, и снизу наискосок. Фотографы гонялись за нами, чтобы запечатлеть лучшую улыбку, мудрейшую морщинку на лбу, самый выразительный жест. Журналисты звонили к нам в двери кстати и некстати, телевизионные станции со всего мира устанавливали камеры рядом со школой Тэринга, снимая, как мы приходим и уходим. Даже Ян-Йохан был доволен, мужественно выставляя на обозрение всем журналистам свою кургузую повязку, чтобы отсутствие указательного пальца на правой руке было увековечено повсюду.

Но прежде всего журналисты и фотографы атаковали заброшенную лесопилку с целью обнаружить свой собственный взгляд на этот феномен.

Куча смысла вскоре прославилась.

Все были впечатлены.

Все, кроме Пьера Антона.