Молево

И она медленно опускается на бугорок из плотного песочка.

– Если мы потеряли, это вовсе не означает, что потерялся сам человек. – Мирон присел рядышком пониже. – Где-то он всё-таки есть.

– Где-то? Ах, да. Полагаешь, там же, где пещерка в Сусаниной горе? – Татьяна Лукьяновна с новой укоризной взглянула на Мирона сверху вниз. – Там нас вроде бы тоже на самом деле не существовало, а? Только голоса вместо нас были слышны.

– Ну, голос-то как раз признак существования кого-то. Он не бывает ничьим.

– Признак. Призрак, Признак-призрак. Призрак-признак. Эхэхе.

– Да. Если мы сами себе не умеем объяснить всё здесь делающееся, что мы поведаем нашим товарищам? – Мирон прихлопнул у себя на лбу комарика.

– Товарищам объяснять пока рано. Мы здесь, они там. – Татьяна Лукьяновна поднялась, опираясь на посох, и стала ходить вокруг Мирона, ощущая внутреннюю правоту. – А Ксениюшки нет ни тут, ни там, нигде. Так что нетушки. Я пойду на поиск, а ты как хочешь.

– Подожди. Надо сначала всё взвесить хорошенько, понять, что случилось. Может быть, вернуться к камню поворотному и снова всё повторить, да выйти на необходимый нам путь?

– Да чего там понимать! Действовать надо немедленно. Действовать! Действовать! Идти туда, откуда мы явились, а не плутать окольными путями! Вперёд, вперёд, к настоящей реальности!

И атаманша снова с ультимативной уверенностью в своём начальственном постановлении, живо углубилась в лес, без оглядки на изумлённого попутчика.

– Нет, а ты лучше оставайся на месте, не ходи никуда, – послышался её повелительный, но приглушённый деревьями крик издалека, и тот отдавался коротким утвердительным эхом, насыщенный правотой. – Что если пропащая объявится там же, куда вышли мы!

«Вот ведь как неуклюже всё вышло, – гонял мысль неудачливый инициатор похода, – предположил, будто женщины поймут все мои переживания, благодаря их чуткости, ан получилось эдакая необъяснимая оказия».

Он продолжал неудобно сидеть, упираясь жёсткими ладонями в песок, и шевелил в нём пальцами. Будто выискивал наощупь самое правильное для себя постановление, да немедленное, поскольку принять его необходимо в сей же час. Но, похоже, на него снова свалилось знакомое бесповеденческое состояние. Он лишь горестно вздохнул.

Тем временем, Татьяна Лукьяновна пробивалась сквозь чащу, не замечая серьёзного уклонения от прямой линии направо да направо. И внезапно сгустился сумрак.

– О. Либо я уже слишком долго шла и не заметила времени, либо случилось нечто подобное недавней прогулке с Денисом Геннадиевичем. – Она говорила сама себе вслух, довольно громко, как бы заодно обращалась к невидимым, но обязательно бытующим тут существам неизвестного происхождения.

Сумрак постепенно обернулся непроглядной ночью, не давая разглядеть собственных рук, приставленных к глазам. Одиноко стоящая женщина сделала попытку постучать посохом о землю, чтобы произвести спасительное происшествие. Но тот лишь поскрипывал, проваливаясь в мягкую почву с тонкими корнями в ней, и ничего не происходило. «Хм, волшебное слово нужно сказать, – смекнула она, – как в прошлый раз». И она громко крикнула:

– Согласна-а-а!

Стукнула посохом о землю. Тот попал в гладкое корневище и соскользнул с него вглубь. Мрак ничем светлым не наполнился. Посох и всё остальное оставались невидимыми.

– Помогите! Спасите! – возопила она, выдавая оперный вокал драматического сопрано.

Ответа не последовало даже от эха.

32. Беседа со священником

Возвращаясь в Муркаву, зодчий, глянув по пути на выбранный для покупки дом в начале села, постоял недолго возле него, думая-подумывая о способе поскорее найти его хозяина. Затем зашёл к отцу Георгию, чтобы сообщить ему о договорённости с Семиряковым с доставанием кирпича. Там он застал и знакомого нам возницу.

– Вот и кстати, – обрадовался священник. – Глядите-ка, отыскался хозяин полюбившегося вам жилища, – он указывает на возницу.

– Да, – отозвался тот, – дом давно не нужен мне. Решил продать. Вернулся в Думовею, хоть и не осталось там никого из старых дружбанов. Предложил сделку Семирякову, коль он столь богат. Даже изобрел удобный способ. Разберём, мол, избу, да поставим её впритык к двоим сенцам. И получится чуть ли ни дворец. Семиряков почти сразу согласился, сказал, что идея пришлась ему по вкусу, но потом его, наверно, отвлекла какая-то другая задумка. Засомневался. Походил из угла в угол, да сказал, что не к спеху таковое городить. А тут вовремя явился отец Георгий и высказал иное предложение. Он поведал мне об архитекторе, облюбовавшем тот дом, то есть, насколько я понял, о вас. А Саввич даже облегчённо махнул рукой.

– Да, – согласился зодчий, – так и есть.

– Вот я и пришёл сюда, чтоб глянуть на покупателя да на своё бывшее хозяйство. Пешком. Оставил коня вольно пастись.

– Коня? У вас есть конь?

– Есть. Изабелловой масти. Что, и его желаете купить?

Зодчий улыбнулся.

– Неплохо бы… – сказал он, почти не задумываясь, – масть, что надо. Но только не теперь.

– Да, но он и не продаётся. Потому, что не мой он. А дом уж точно мой. И документик имеется.

– Вот его и купим, коль документик есть, – весело сказал архитектор.

– Отлично, – в ответ сказал возница, – и разбирать его не понадобится. Место удобное для вас?

– Не только удобное, но даже слишком замечательное, – ответил священник за покупателя.

Зодчий молча поддакнул.

– Тогда, как говорится, по рукам? – возница воодушевился. – Ах, да, цена ещё не установлена. Семирякову-то я хотел продать максимально подороже. Но вам, безусловно, пусть будет по вашему усмотрению.

Архитектор, зная, сколько примерно стоит здесь сельская недвижимость, из-за того что многие сельчане тут соглашались на продажу, назвал цену. Возница даже и не взялся торговаться. Принял назначенную стоимость и повторил утвердительно:

– По рукам.

Они обменялись крепким рукопожатием. А после окончательного согласия о покупке дома, его хозяин позволил себе быть великодушным и оставил ключ покупателю.

– Можете уже сегодня заселяться, коль обо всём договорились, – сказал он взволнованным голосом и вложил ключ из своей ладони в ладонь покупателя, проделав своеобразный повтор делового рукопожатия. – Там я не живу. А чем скорее появится жилец в избе, тем лучше ей. Ведь, как говорится, живите в доме, и не рухнет он. Мебелишка там есть кой-какая. Стол, стулья, кровать.

Архитектор с довольной улыбкой принял данное предложение и обещал по возможности скорее расплатиться и подписать нужные бумаги в сельсовете, когда будет в Думовее. С тем и распрощались с уже бывшим хозяином заброшенного дома. Пока тот удалялся в очередной поиск давно исчезнувших старых дружбанов, новоявленный жилец с настроем любопытства подоспел к освоению замечательного приобретения. Благо, оно оказалось неподалёку, через десяток изб.

Вскоре туда явился отец Георгий с небольшим ведёрком святой воды.

– Сразу и освятим, – сказал он, – простите, что сам вызвался на сей поступок. Вдруг будут возражения?

– Да что вы! Очень даже кстати. Премного вам благодарен за столь необходимое участие.

Священник окропил святой водой углы просторной горницы и уселся за стол. Вынул из ёмкого кармана подрясника бутылочку кагора и пару стаканчиков.

– И обмоем, – не сомневаясь, он немедленно разлил содержимое бутылки по стаканчикам, сверкающим чисто вымытыми гранями.

– Да! У вас всё правильно выходит! – воскликнул новый владелец замечательной избы, – неожиданно, а главное, точно.

Они оба уселись за столом, взяли стаканчики.

– Чтоб он сгнил, – произнёс тост отец Георгий, обегая взглядом всю избу.

– Угу, – поддержал архитектор, – я знаю, это чтобы дом выстоял очень долго и не сгорел.

– Точно так.

Они чокнулись и выпили до дна.

Расходиться обоим не хотелось. Завязалась беседа о предстоящих делах по реставрации храма. Об исполнении начатого самым надлежащим образом, избегая всего лишнего, но находя только необходимое и достаточное. Казалось бы, уяснили, о чём надобно позаботиться особым образом, чтобы не упустить время и обойтись минимальными средствами. Довольные итогом производственного совещания, они вышли на крылечко.

– Виды у вас отсюда замечательные, – сказал Отец Георгий, – подобны тому, что и от входа в наш храм.

– Будем считать это символическим единством в наших с вами делах. – Зодчий, высказав скоропалительную мысль, подумал о двойном её значении. Одно, конечно, заключается в общем деле по восстановлению храма. А другое? Не новое ли его представление о мироустройстве и роли в нём человеческого творческого духа, не противоречащего промыслу Божьему? Ему стало не по себе от слишком дерзновенного значения пришедшей мысли, и он решил напомнить священнику об идее возделывания пространств без участия строительной индустрии, но уже в свете возведенной им естественно-научной модели.

Священник и сам пока не хотел никуда уходить, и они оба уселись на лавочке у входа в избу.

Отец Георгий внимательно слушал собеседника, а затем произнёс:

– А вам не кажется, что ваша концепция духо-пространства – почти то же самое, что и так называемое тайное знание волшебства?

– Так в этом нет ничего странного. Вся наука вышла из магии. Магия – родина науки, – зодчий вопросительно глянул на священника. – Жрецы да волхвы слыли людьми учёными.

Отец Георгий кивнул головой и сказал:

– Можно, конечно, утверждать, будто магия относится к науке. И будто она её родина, а скорее прародина, потому что нынешние университеты вышли из монастырей. Но там и там в учении присутствовало духовное начало. Это верно. – Священник остро глянул на архитектора и ухмыльнулся. – А волшебство-то встречается лишь в сказке. М-да…

– Сказка, – архитектор вдруг словно осчастливился. – Она действительно может претендовать на объяснение физики пространств. Все эти превращения, мгновенные возникновения, перемещения, всё такое возможно как раз в физике пространств. Там именно пространственные явления видоизменяются, возникают и перемещаются по чьей-то воле. Там волшебник играет роль учёного в области физики пространств. Хе-хе.

– Ну вот. Вы сами сделали вашу науку сказкой.

– Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, – архитектор теперь уже немного посмеялся, – была такая песня.

– И не сделали. Не так ли?

– Да. Не надо сказки претворять в быль. Пусть они будут вроде параллельной реальности.

– Но реальность-то одна.

– Не скажите. А искусство? Оно что? Ведь всё, что находится в искусстве, в этой реальности не существует.

– Стало быть, искусство и сказка – одного поля ягоды?

– Выходит так.

– Но ведь, как правило, искусство отражает эту реальность.

– Отражает, изображает. Да, есть так называемое реалистическое искусство. Более того, был ещё недавно в нашей стране соцреализм, который именно лишь отражал. Однако я не о нём. Я о том искусстве, где рождаются образы, несуществующие в этой реальности, ни с кого не списаны, они обязательно рождаются в процессе творческой деятельности.