Молево

– Вот матушка Зоя моя выслала вам гостинец, – он отнял крышку от одной из кастрюлек.

Оттуда пошёл вкусный пар.

– Здесь щи валаамские с грибами.

Отнял вторую. Оттуда донёсся густой аромат.

– Здесь архиерейские котлеты из орешков с картошкой, чесночком и луком.

Открыл третью, и оттуда вышел тончайший запах.

– Здесь гречневая каша со стручковой фасолью, морковью, томатами, да всякой всячиной.

Архитектор качал головой, подымая плечи.

– Тогда ж выходит настоящий пир, – сказал он, поднялся, принёс свежевымытые тарелочки и расставил из подле обоих гостей и подле себя.

– Не-не-не, – отец Георгий мотнул мягкой ладонью, – мне не надо, я сыт.

– Угу, настаивать не стану, – согласился архитектор, – а вот стаканчиков у нас всего только два.

Он привстал и поискал глазами что-нибудь подобное на полочке. Нашёл кружку.

– Сейчас, сейчас, – он вымыл её и поставил напротив Потапа.

– Не-не-не, – Потап в точности повторил отказ священника, – я теперь до самого начала работ ни капли в рот. И потом не буду. Вот, кстати, – он раскрыл папочку и вынул оттуда желтоватый документ. – Вот свидетельство о моей квалификации каменщика третьего разряда. А на самом деле я уже почти и до четвёртого выучился. Признаюсь, давно это было. Но руки-то помнить должны. Они лучше головы помнить умеют.

– Отлично, отлично, – развеселился архитектор, – о делах потом. С вами я буду есть, а с отцом Георгием пить, – и он разлил оставшийся кагорчик в два стаканчика. – Но от коврижки с печеньецем, надеюсь, вы не откажетесь.

– Не откажусь,

Затем он налил в кружку квасу.

– Надеюсь, и вы не откажетесь.

Потап повторил за отцом Георгием:

– Не откажусь.

И священник повторил вчерашний тост:

– Чтоб он сгнил!

Выпили, поели.

Потап оглядел углы избы и спросил:

– Образка-то у вас нет. Хотите, я вам принесу? У меня есть один в запасе. Очень старинный. Антоний Печерский.

– Хорошо, – сказал зодчий, – это очень даже кстати.

И отец Георгий одобрительно кивнул Потапу.

Поскольку никто не поспешал уходить, архитектор, имея в памяти вчерашнюю беседу со священником, поразмыслил и спросил у него:

– Помните, мы в прошлый раз обсуждали с вами возможность объединения всех разветвлений человеческого творчества в некую цельность восприятия мира? И волшебство, которое поселяется исключительно в сказке? – Он вызволил небольшой кусочек, отлупившийся от камня, найденного в Пликапике, и уложил на чуткой ладони. Коробочку оставил на столе.

– А, – молвил Отец Георгий, глядя на коробочку и на маленький камешек, одного и того же цвета до изумления. – Цвет как раз того камня, что изменил поведение нашего старинного помещика Флавьева. По описанию похож.

– Может быть, он в точности такой же, – вымолвил архитектор. – И если с помощью, вернее, посредством этого малого осколка того камня, донельзя насыщенного раствором духа, если доступна переделка поведенческого начала в собственном теле, как в случае с помещиком, иначе говоря, в некой доле пространственной всеобщности, само собой возникает предположение о том, что допустимо изменение окружения этого тела. Ведь всё в Божьем мире проявляется, благодаря поведенческому началу всякого рода пространств. Будь то квант, молекула, песчинка, скала, холм, земля, галактика. Изменив поведенческое начало того или иного пространства, изменишь его форму…

– Ну да, – отец Георгий слабо ухмыльнулся, – если хочешь изменить мир, начни с себя.

– Это я тоже где-то читал, – смущённо поддакнул Потап, сознавая, что он почти не понимает, о чём идёт речь, встал и отошёл в сторонку.

– Да. Эта крылатая фраза может иметь продолжение, поскольку всякое начало предполагает нечто дальнейшее. – Архитектор протягивает священнику ладонь с небольшим камешком цвета сердца. – Он имеет исключительное свойство. В нём растворён дух в чрезвычайной концентрации. Дух. Ни злой и ни добрый, ни святой, ни падший. Он просто представляет духовный мир. Что на это скажете?

Священник смотрит на осколок камня, почти нехотя берёт его, легонько вертит на пальцах, ощущает лишь твёрдость и более ничего, кладёт обратно.

– Да, кто его знает, – говорит он, не спуская глаз с камешка. – Хм. Чудо-камень нашего давнишнего помещика Флавьева. Редкий. Волшебный. Хе-хе. Но он всё-таки будто из некой легенды. – Отец Георгий призадумался. – Есть ещё и давно общеизвестные лечебные свойства камней. Драгоценных и полудрагоценных. Тоже из области легенд. Считается, будто всё дело в кристаллических решётках, в их естественных колебаниях определённой частоты. И если есть о них правильное знание, тогда силу колебаний можно использовать для врачевания или, по меньшей мере, облегчения недуга, поскольку и в организме человека имеются минералы, но при болезни, колебания их кристаллических решёток некоторым образом сбиты, а камень помогает им восстановиться при помощи заложенной в него силы вызывать резонанс. Трудно сказать, сколько тут правды и сколько фантазии…

Архитектор вспомнил, как его настрой вступал в резонанс с таинственными частотами неведомых колебаний камешка цвета сердца, как он сам испытал явную достижимость переналадки очагов обычных для него побуждений. И недавно представленное заказчику преобразование пространства на берегу Бородейки, прерванное появлением льва с барашком, тоже обрело понимание вместе с сомнением.

– Определённая частота колебаний в камне, если я понял, задаётся духом? – спросил он у священника.

– Исходя из вашей духо-пространственной физики, должно быть, так.

– Только вот неясно, каким духом. – Архитектор с лёгким волнением предался сомнению относительно происхождения влиятельной силы у найденного в Пликапике камня и попытался выйти из него. Но его опередил Потап. Он вернулся к столу, сказав:

– Я знаю, это так называемые "заряжатели" камней, что ли, экстрасенсы всякие, которых в телевизоре показывают, да в большом количестве?

– Они тоже, – ответил Отец Георгий, – они якобы умеют передавать камням взятую собой из космоса энергию и заряжать их так называемой информацией на исцеление. Вот мы давеча говорили о магии как предвестнике науки. Она есть и теперь. Но знаете, магическое сознание характерно для людей, лишённых представления о совести и воздаянии. Дело в том, что если религиозное сознание смиряет собственную волю с волей Бога, что происходит через молитву, и тем самым оздоровляет, усиливает её, то магическое совсем не то. Обман и вовлечение. Магия как бы с кем-то там договаривается. С духами, самим-то неясными. Но у них, этих духов лукавая цель: привлечь человека на сторону именно зла. Откуда мы это знаем? Пожалуй, из аналогий: злой (хитрый) человек всегда занят именно таковым делом: привлекать на свою сторону любыми средствами. Иначе его злоба (хитрость) не имеет смысла. А таинственные те духи самовольно выступают искомым усилителем. И глядите: будто при их помощи благополучно воплощается некая идея человека. Но вскоре тот человек, использующий такой усилитель, сам становится подвластным злу, ибо в том и заключается цель подлого духа: власть над человеком. Подлый дух трудится на подделку блага ради завлечения в свой стан, подобно любому безнравственному гражданину, насыщенному злом.

Архитектор выразил согласие движением головы, отпустив сомнение.

– А я помню, – сказал он,– помню ваши слова о том, что добро сильнее зла, потому что оно убедительнее. И со злом не борется, а только не поддаётся ему, отпихивая на исходные позиции. Поэтому и с «заряжателями» не стоит бороться, а просто заниматься добрыми делами без всякой подделки.

Тут снова вставился в беседу Потап. Решил не ударить в грязь лицом, да показать свои библейские познания, которые он произнёс с весьма уважительной интонацией:

– Я на счёт волхвов и чародеев. Они ведь бывают всякими. Есть среди них и те, которые, как вы говорите, смиряют свою волю как раз с волей Бога. Вот я, например, вспомнил Валаама. Он будто преобразился в себе. И вместо заданного проклятия Израилю исполнился Духом Божиим и благословил его. А потом ещё Каспар, Мельхиор и Валтасар, пришедшие поклониться младенцу Христу. Возможно, именно молитвенное состояние и смирение с Богом так повлияло на них? И что молитва? Она чем-то схожа с добром? И она тоже сильнее? Ну, сильнее любого безбожного волхвования, которое будто наподобие скрытого зла?

– Конечно, – священник улыбнулся Потапу. – Ведь молитва это свободное обращение к Тому, Кто выше человека и любого духа, причём, обращение, проникнутое творческой любовью. Потому-то и есть надежда на столь же любовный творческий ответ оттуда. В молитвенном состоянии ведь таится непосредственное творчество. Оно немыслимо без любви. Сам Бог ведь говорил о Своих творениях, что они хороши. Стало быть, Он творил с любовью. В молитве происходит сотворчество человека с Богом. А что делают обычные волхвы, в отличие от тех, кого вы назвали? Они связывают чарами низших духов, делают их как бы покорными. Будто приказывают им. А там, где приказы, отсутствует и любовь, и творчество. Приказы действуют лишь в среде без любви и творческого состояния. И эта среда далеко не всесильна. Потому что в ней растворено зло. Да, к сожалению, в ней мы по сути все немощны, если нет в нас любви. Ведь только любовь сильнее любого зла. Внешнего и внутреннего.

Зодчий повременил и сказал:

– Да. Любовь сильнее любого зла. Наверное, и добра тоже.

Отец Георгий поднял брови. Одновременно глянул на пустующую коробочку из-под обручального кольца.

– Даже не знаю, как назвать ваше замечание, – проговорил он, – надо полагать, что вы обладаете неким опытом. Или всё-таки в нём есть зерно истины.

– Ну. На истину я не претендую, как любой человек в трезвом уме, – зодчий покосился на выпитый стаканчик и легонько хмыкнул. – Но всё-таки вернёмся к духовному миру как таковому. – Он решил полностью освободиться от сомнения. – Там только Творец или бес? И третьего не дано? Среднего. Есть, скажем, духи природы. Они не могут быть добрыми или злыми, ведь в природе отсутствует деление на добро и зло. Там бывает лишь некое соподчинение. А человек? Просто человек? Не злой и не добрый. Не есть ли он тот самый, тот средний? Разве в нём отсутствует дух?

– Присутствует. Но только по Божьей благодати. И потом, по-видимому, средним он был только в раю, где не задумывался о нравственности до вкушения плода познания добра и зла. Того самого плода, что склоняет его на ту или иную сторону, по собственному произволению.

– Да. Я помню: «если в вас есть вера с горчичное зерно, скажите горе, чтобы она сдвинулась, и она сдвинется». Благодать передаётся человеку через веру, вырастающую из малого зерна в огромный тенистый куст. И это сравнимо с выходом в царство небесное. Или с возвращением в рай. – Архитектор кладёт малый осколок Молева в коробочку из-под обручального кольца.

Отец Георгий снова чуть-чуть приподнимает брови. Он ощущает некую тайну, содержащуюся в душе архитектора. Но даже и не помышляет её коснуться.