Сквозь века

ГЛАВА 11

Собирались в дорогу недолго, ибо большинство вещей уничтожил ураган. Взяли еду, воду, оставшиеся личные вещи и выдвинулись в путь.

Чтобы не заблудиться, было решено идти той же дорогой, какой мы пришли.

— Вот вам, кстати и порядки, — возмущался по дороге Глеб, — телефоны собрали ещё перед походом… Дисциплина, дисциплина… Зато сейчас могли бы спокойно позвонить и дело с концом.

— Хватит бузить! — подтолкнула его локтем сестра, — зато какое путешествие!

Мне очень нравилась эта черта её характера — даже в самом печальном событии она могла найти что-то хорошее.

А путешествие наше было нелёгкое: ураган прошёлся по всему лесу, поэтому его было просто не узнать. Деревья были так сильно навалены друг на друга, что порой приходилось идти прямо по стволам, как по полу. Обломанные ветки и сучья лежали повсюду, выставляя свои острые концы на показ нам. И приходилось порой изгибаться в каких-то немыслимых позах, чтобы не порвать о них одежду или не получить порез. Найти обратную дорогу тоже было непросто, ибо после ненастья всё вокруг было просто невозможно узнать. Но Александр Алексеевич точно находил маршрут и вёл нас.

Мы шли вплоть до наступления темноты. Встали лагерем, построили более-менее сносные шалаши, развели огонь. Оставшуюся еду Александр Алексеевич распределил так, чтобы осталось и на последующие остановки. Порции были небольшими, но голодными не оставляли.

Когда дело дошло до раздачи (которой занимался лично тренер), произошёл неприятный инцидент.

Мы подходили к наставнику по очереди, получали порцию и садились вокруг костра есть. Когда пришла очередь Глеба, он получил порцию, но тяжело вздохнул:

— Мало конечно…

И в ответ на его слова, один из пацанов сказал, желая пошутить и показать «крутость»:

— Конечно, ты ж еврей, тебе всегда мало.

Все разговоры сразу утихли в ожидании развязки. Обернулся даже Константин Константинович, который в стороне попыхивал сигаретой.

Выражение лица Глеба сразу переменилось. Ему было обидно, и он горел желанием отомстить обидчику.

Но ответить он не успел. Вместо него это сделал Александр Алексеевич: он встал, подошёл к парню, сказавшему эти слова, и дал ему увесистый подзатыльник.

Маршал тоже негодовал:

— Это же каким гадом нужно быть, чтобы на национальности перейти! Так только фашисты делали!

— Но ведь есть и плохие нации, — возразил я, — например американцы.

Рокоссовский бросил на меня быстрый гневный взгляд:

— Ты не прав. Не прав в корне. Нет плохих наций, есть плохие люди. Человек себе национальность не выбирает. Все нации равны, не нация человека определяет, а его поступки.

После данного происшествия разговоры как-то не клеились, поэтому все быстро закончили приём пищи и разошлись спать.

Перед сном я решил заглянуть к Владе. Какого же было моё удивление, когда я застал её со слезами на глазах.

— Что случилось? — сразу же кинулся я к ней.

— Понимаешь… Это же так обидно! Что за дурацкие стереотипы! — говорила она, всхлипывая.

Я обнял её, а она не стала отстраняться. На ум пришла идея повторить слова маршала. Влада действительно успокоилась, а когда я собирался уходить, сказала:

— Спасибо тебе. Я… Я просто не сдержалась…

— Ничего страшного. Я всё понимаю. Спокойной ночи!

— Спокойной ночи!

Я вышел из шалаша и сразу же наткнулся на Глеба.

— Глеб? И давно ты тут стоишь?

— Как ты зашёл, так и стою.

— Зачем?

— Ну а что мне вам мешать?

— Ладно. Давай.

Мы попрощались. А по дороге в шалаш самые разные мысли бились у меня в голове. На душе было легко и спокойно от той мысли, что с Владой всё складывается так хорошо. И мысль эта заставляла меня не идти, а лететь в шалаш.

Я зашёл и сразу завалился спать в импровизированную постель, состоящую из веток лапника. Было весьма неудобно, хотя Рокоссовский говорил, что мягче такой «перины» не бывает.

— Чего такой довольный? — спросил Ярик, который уже лежал.

— Да так… Ничего. Просто настроение хорошее.

Друг мой усмехнулся и перевернулся на другой бок. Конечно, он всё знал.

Я же, едва закрыв глаза, провалился в сон.