Невезение. Сентиментальная повесть

Такие чудеса в то время у нас не продавались, и потому вопрос был только один, и я не мог его не задать: — Откуда?

Оказывается, Дима успел поработать пару лет связистом систем закрытой связи по контракту в Афганистане, там заработал вожделенные боны, которых хватило бы на «Волгу»-24, но сердце мотоциклиста не выдержало, и он приобрел своего двухколесного красавца. С одним — единственным недостатком. Везде, где он появлялся, гаишники не могли подавить искушение поднять жезл, чтобы остановить и воочию ознакомиться с чудом импортного автопрома.

Трехкомнатная квартира моего армейского друга блистала чистотой и радовала уютом. В комнате его сына восьмиклассника Васи, увлекавшегося радиолюбительством, на столе валялись цветные проводки, лежал потертый электропаяльник, бросался в глаза толстый том И.Беляева: «Как самому сделать детекторный приемник». Наш Толик, опеку над которым немедленно принял гостеприимный Вася, только успевал рот открывать, общаясь с новым товарищем.

Мы славно посидели вечером. Уже потом уединились с Димой на балконе, а Женя помогала Насте наводить порядок после застолья на кухне. Разговор неумолимо скатился на армейское прошлое. Почему-то приходили на ум только смешные, нелепые истории.

Вспомнили начальника медсанчасти толстого майора Айрапетяна, любившего распускать разные слухи с медицинским контекстом. То он поделился секретом, что в двухэтажном домике за забором, где проживала дружная армянская семья, радовавшая нас отменной чачей по рублю за бутылку, полтора месяца назад скончался близкий родственник, тело которого по местному обычаю обмыли в благородном напитке. И мы, надо понимать, все это время пьем самогон после его употребления в ритуальных целях. А то выстроил солдат в спортгородке и объявил, что в уборную части страшно заходить, так все обрызгано везде спермой. Сулил всяческие беды онанистам. Говорил, что такие идиоты все свои половые возможности профонтанируют в туалетах, а их будущих жен станут ублажать те, кто такой дрянью не занимался. Пугал, что заставит всех пить специальный порошок, чтоб у них не стояло. Якобы по секрету, обмолвился, что у тех, кто дрочит, на ладони обязательно растут густые волосы. А когда при этих словах половина строя рефлекторно взглянула на свои ладони, так раскричался, что мы даже испугались, как бы его не хватил кондратий:

— Вот, видите, все дрочите, все — безмозглые негодяи… Прикажу командирам подразделений написать вашим родителям, чем занимаются на службе их детки. Пусть гордятся, что у них покамест стоит…

— А помнишь, как мы с тобой чуть не стали воинами-интернационалистами, спасителями братского вьетнамского народа? — улыбнулся Дима. — Когда в 1965, на втором году службы, к нам приехал из штаба дивизии немолодой полковник?

Еще бы не запомнить того бравого вояку, который горько рассказывал о вьетнамских событиях, о злобном американском агрессоре, уничтожающем мирное население и сжигающем напалмом села, и предложил нам выполнить интернациональный долг: добровольно прийти на помощь братскому народу.

Полковник нам понравился. На груди орденские планки — память про Великую Отечественную, в голосе спокойная уверенность: сынки не подведут, будут достойны своих отцов…

Вечером в части только и говорили на эту тему. К тому времени я кандидатствовал в члены партии, и в моей бордовой карточке красовались стихи Межирова: "Коммунисты, вперед!". Мог ли я со своим верным товарищем, связистом Димкой Мечиком, отказаться помочь несчастным маленьким вьетнамцам, остаться в стороне от такого важного дела!

В общем, на утро следующего дня наши заявления, типа: "знакомы со всеми системами отечественного стрелкового оружия, просим не отказать в возможности исполнить свой интернациональный долг", — были сданы помощнику начальника штаба капитану Григоренко, и с благостным чувством людей, сделавших доброе дело, мы разошлись по местам службы.

Конечно, больше всего нам хотелось домой, а не в Индокитай, но служить ещё оставалось целых два года, так что и повоевать успеем, и домой вернуться с наградами, радовать знакомых девчонок, да выступать перед школьниками, как давали прикурить заокеанским супостатам.

Правда, когда на следующий день выяснилось, что из всей части только мы с Димкой оказались интернационалистами, а некоторые, трезво оценивая нашу доблесть, водили пальцем у виска, настроение у нас слегка испортилось, но что уж там, заявления сданы, дело сделано…

Шли недели и месяцы, но нас никуда не отправляли. То ли забыли двух суперменов из Ленинакана, то ли там своих придурков хватало, во всяком случае, мы дослужили в мире и довольствии и, несолоно хлебавши военных приключений, тихо демобилизовались.

Правда, за полгода перед дембелем какая-то поганка пустила слух, вроде пора нам собираться. Конечно, мы расстроились, а Дима пару вечеров пилил меня, что из-за моего доброхотства домой нам скоро не вернуться. Слава Богу, все как-то обошлось и остались одни воспоминания.

***

Беседуя с Димой, я ему невольно завидовал. Моя жизнь после армии пошла кривым извивом, только в последнее время удалось более — менее подняться. Он же с самого начала шел прямым путем. Создал крепкую семью. Знает, во имя кого и чего живет. Работает старшим мастером в областном управлении закрытой связи. Состоявшийся зрелый человек.

Нам постелили в большой комнате. Толик уснул как убитый. Мы тихонько поговорили с Женей. Она была довольна поездкой, но перед сном обмолвилось, что у Димы с Настей не всё просто. Настя склонна к алкоголю, советовалась с ней, как с врачём, призналась, что ее уже не раз лечили. Держится исключительно за счет внимания мужа и сына. Хороший человек, только с исковерканным любвеобильным отчимом детством.

— Смотри, как много узнала всего-то за один вечер; увы, милая, ты тоже далеко не простая барышня — подумалось мне о Жене.

В субботу отправились отдыхать на Каролино-Бугаз. Мы с детьми на машине, Дима с женой на мотоцикле. Своими глазами убедился, как часто гаишники останавливают супер BMW. Причем, делают это в наглую: не сообщая хозяину причину остановки, неторопливо обходят мотоцикл, о чем-то переговариваясь между собой. Потом неохотно отпускают.

Нашли хорошее местечко в Каролино Бугазе, расположились. Женщины споро организовали стол. Выпили раз и другой. Дети купались поблизости. Разливая «Московскую», Дима критически прищурился и стал рассказывать, что в Одессе, несмотря на борьбу с алкоголизмом, процветает самогоноварение, причем, готовят напиток, который не только не уступает, но и превосходит фабричный.

Вспомнил нашумевшую историю про известного одесского ученого, доктора химических наук, который в эпоху выкорчевывания виноградников сподобился изготавливать собственный напиток. Кто помнит те годы: огромные очереди за спиртным, бутылка «Столичной» стоимостью в 10 рублей (цена пяти килограммов колбасы-варенки) — не сильно осудит профессора. Но какой разразился скандал!

Преподаватель университета, благородный наставник студенчества, ищущего примеры, с кого делать жизнь, и он же — кустарь-одиночка, самогонщик… Правда, в газетах писали, что напиток у химика был отменного качества — тройной перегонки. Содержание масел в нем, не в пример даже магазинной водке, было минимальным; самогонный аппарат — являл собой высокотехнологическое устройство из нержавейки, бронзовых трубок и с отстойником в виде дубового бочонка, да и рецептура, надо полагать, у нашего ценителя Бахуса была на уровне.

Разумеется, плоды своего химического творчества профессор не продавал, потихоньку экспериментировал с разными настойками и потчевал ими родных, приятелей и избранных коллег по работе, то есть достаточно близкий круг допущенных к его столу.

И вот, на тебе — анонимка, обыск и несусветный позор, исключение из партии и изгнание из ВЫША, жизнь сломана, зато какой урок действенной борьбы с самогоноварением!

Научное сообщество бурлило. Одни осуждали попавшегося неудачника, другие были не прочь отведать его знаменитой водочки, но мало кто обратил внимание на главное. Ведь химик наш стал жертвой не столько таланта тройной перегонки алкогольного продукта в домашних условиях, сколько своего неумения разбираться в людях. Пустил в дом какого-то мерзавца, который, выпивая — закусывая, да поддерживая интеллектуальные беседы, попутно снимал отовсюду узоры, чтоб заложить впоследствии гостеприимного хозяина.

Вы спросите, что же это за человеком надо быть, чтоб так ошельмовать дом, где к тебе — всей душою? Это не простой вопрос, так как касается душевного свойства, определяемого одним из семи страшных грехов — зависти.

Между прочим, это такая коварная штука, которая губит не только людей, но и целые народы. Наблюдают за удачливым соседом, раззавидуются на что-то, а там и до войны недалече…

Нейрофизиологи проверили, как возникает человеческое чувство злобы на чужой успех и пришли к выводу, что зависть — это не грех, а болезнь мозга.

В статье «Зависть» говорится: «Четыре тысячи лет назад в древнеегипетской Книге Мертвых это зловредное чувство вообще стояло первым в списке пороков. Наши предки были уверены, что зависть прямиком ведет сначала в царство мертвых, а потом и к погибели души.

Вот почему в народе завистников всегда награждали нелестными эпитетами. Так, по-латыни слово «зависть» звучит livor — «синева», поэтому древние римляне говорили «посинел» от зависти, в то время как русские — «позеленел». А в Китае зависть имеет красный цвет, потому что ее там называют «болезнью красных глаз». Но чаще она бывает «черной», рождающей тупую злобу, хотя украинцы используют свой емкий термин: «жабодавка».

Многие пытаются оправдать это чувство, деля зависть на черную и белую. Типа, черная зависть: у него есть машина — пусть горит, гад, в аду! И белая: чтоб заполучить такое авто — я сам согласен гореть там же! Но эти попытки не очень удачны. Когда успехи ближнего радуют, а не озлобляют, это уже не зависть, а что-то совсем другое.

***

На пляже четко определились парами. Отдельно мужчины, женщины, дети. Мне очень понравился Вася-младший. Послушный мальчик с умными глазами. Не перебивает взрослых, услужлив. Несколько раз ловил его внимательный взгляд. Не выдержав, поинтересовался: чего он так смотрит? Получил неожиданный ответ: мне вы интересны. — Почему? — Мне хотелось бы лучше узнать человека, именем которого меня назвали…

Вот те и новости. Признаться, мне и в голову не приходило, что Дима так оценит нашу армейскую дружбу. Теперь всякие колебания исчезли. Я понял, что смело могу рассказать ему о своих поисках и главной цели после убийства Дины.

— Не нравится мне эта история, — задумчиво произнес Дима. — Напрасно ты связался с кагебешником. В таких делах чем меньше людей знает, тем лучше. Твое присутствие при раскалывании директора рынка тоже не обязательно. Сразу несколько человек убедятся, что ты в деле. Мог бы просто попросить записать на диктофон их разговор. Дальше. Ты уверен, что у этого Петровского нет своих интересов? Ну, вербанулся ты в легкую— это сегодня ничего не значит. Заставить тебя на себя работать они не могут, да и не будут пытаться без серьезного компромата. Их служба, судя по настроениям общества, идет ко дну. Чего только стоят передачи «Взгляда» с ежедневными разоблачениями людей с холодными головами, горячими сердцами и чистыми руками…