Ловушка миллиардера

— Погоди, я еще не все фишки использовал. Ты же помнишь, что обещала меня простить, если я кое-что сделаю?

Разморенная и уставшая, я только кивнула на это вступление и уставилась ему куда-то в область шеи, ожидая продолжения банкета, но Тимур вдруг заткнулся. В буквальном смысле сцепил челюсти, отчего на щеках заиграли желваки, и подозвал официанта, чтобы рассчитаться.

Тему тогда замяли, хотя счетчик уже отбивал тихий ритм и готовил к неизбежному.

Проснувшись в пустом номере отеля, я меньше всего ожидала череду записок, нарочито небрежно брошенных в разных местах. Сомнений не осталось — Раевский настолько себе на уме, что с ним как на войне. В плане — хочется надеть бронежилет и осторожно ступать по паркету, боясь налететь на мины.

Именно так я себя чувствую, пока иду от одной бумажки к другой.

Первая лежит на прикроватной тумбочке рядом с телефоном. Пара строк о том, чтобы шла в ванную. Я подчиняюсь, все еще пытаясь продрать глаза, и заодно хватаю сотовый, чтобы дозвониться до Тимура и спросить, не подтекла ли у него крыша. А то точно едет куда-то не туда. Впрочем, ответа нет. Перебрасывает на автоответчик.

Я задумываюсь: уже обед, меня никто не разбудил, Тимура и след простыл. Что за приколы?

О таких фишках он вчера говорил?

И все же любопытства чуть больше, чем раздражения. Щелкаю выключателем, освещая ванную, и нахожу еще одну записку. «Прими душ».

Нет, ну правда, какого черта? Нутром чую неладное, не понимаю, с какой стороны ветер дует.

Делать нечего — пока ничего из рук вон выходящего я не вижу. Все равно каждое утро по расписанию, я бы и без «подсказок» под воду залезла.

Особо не разлеживаюсь, все-таки хочется разобраться в ситуации. Открываю дверцу душевой и выбираюсь наружу, чтобы просушиться. Так и замираю с включенным феном. На запотевшем после горячего душа зеркале проступает надпись: «Кухня». Буквы едва заметны, напотело слабо, чтобы прочитать полностью, но суть я улавливаю.

Проклятый Тимур в детстве в игрушки не наигрался. Он наверняка чем-то опрыскал зеркало. Сама мысль о том, что он так заморочился, рождает странное волнение, бегающее по кончикам пальцев. Это чудно и так на него непохоже.

Сперва на кухне я вообще ничего не замечаю и растерянно бегаю взглядом по мебели. Все на своих местах, ничего не изменилось, и даже чашка с недопитым кофе, оставленным вчера на столе, до сих пор стоит на том же месте. Потом я решаю на всякий случай включить свет. Думаю, вдруг поможет.

И действительно — на подоконнике мукой или чем-то более вязким набросаны два слова: «Погрей еду». Я вздыхаю, вымученно простонав в ладонь. Вот так задачка — что мне разогревать, если у нас не то, что еды, даже продуктов нет. Мы только и делали, что питались в ресторанах или доставкой еду получали. Ну серьезно, мне что, порванную пачку чипсов греть?

Так и подмывает снова ему позвонить, но что-то мне подсказывает, что ответ будет тот же. Молчание. Ладно. Попробую просто включить.

Ставлю на минуту, облокачиваюсь о подоконник и, чтобы быстрее скоротать время, наливаю воды. От таких сюрпризов не только в горле сохнет. Наконец, раздается тихий писк. Я открываю микроволновку, особо ничего не ожидая, но в итоге вновь врастаю ногами в пол. На подставке лежат карточки, которые светятся неоном. Видимо, из-за температуры. Снова указание: «В мою спальню».

На это остается только фыркнуть. Гоняет по всему номеру и совесть не просыпается. Я, вообще-то, с удовольствием бы поела, но сама заказать ничего не смогу, языка не знаю.

Крепко пообещав себе еще воздать ему за мучения, плетусь в соседнюю комнату. Я здесь бывала лишь пару раз, и то когда мы с Тимуром смотрели какой-то фильм, а потом играли в карты. Сюжет я не запомнила, в карты продула, так и уснула в неудобной позе, от которой потом спину ломило весь следующий день.

На постели лежит платье кремового цвета с короткими рукавами до локтя, отделанными изумрудным кружевом. Сетка витиеватыми узорами стягивает область талии, и я уже сейчас могу почувствовать, как она давит на ребра. Чертыхнувшись, начинаю переодеваться. И вроде все не так плохо, дыхание не спирает, кожу не режет, смущает кое-что другое. Почему-то щеки непроизвольно краснеют, когда я поворачиваюсь и смотрю в зеркало. Это просто…слишком.

Платье не вульгарное, стильное, доходит до колен, без всяких разрезов у бедра и декольте. И всё же ткань окутывает тело, как вторая кожа. Будь у меня нижнее белье с косточками, каждая выемка бы стыдливо выглядывала наружу.

А что делать дальше? В смысле, мне строить из себя принцесску и ждать появления рыцаря или надо опять куда-то идти? От сомнений кольнуло виски. На туфли-лодочки я наплевала, решив обуть белые кроссовки. Стало чуточку комфортнее, каблуки я на дух не переношу.

Неожиданно в прихожей что-то хлопнуло. Звук был похож на лопнувший воздушный шарик, который внезапно разорвался на куски и оставил только горстку пепла. Нерешительно приоткрыв дверь, я вышла в зал. Из него прекрасно было видно и коридор, и входную дверь. Звук пиликанья привел меня к датчику, лежащему рядом с очередной запиской. В ней был адрес, марка и номер машины, на которой я, наверное, должна была добраться.

А дальше все завертелось, запульсировало, затряслось. По крайней мере, меня точно била нервная дрожь, пока я ехала с неразговорчивым водителем, уточнившим лишь адрес. Кое-как на языке жестов мы договорились и тронулись.

Калейдоскоп мыслей гонял кровь по венам и разжигал дикий пожар эмоций, отчего я с трудом держала себя на месте и не бежала на улицу. Что-то мне подсказывало, что не так просто Тимур возился с этими записками, а платье явно заказал еще в Москве. Он что-то планировал, вот только будет ли это хорошей новостью?

К концу поездки у меня дрожали не только руки, но и ноги. Я с трудом вытащила свое трясущееся тело на улицу, прокручивая в голове сотни вариантов. И ни один из них меня не успокаивал. Может, он устал и решил отпустить? Закончить то, чего даже не было?

Захотелось съежиться и спрятаться в какой-нибудь подворотне, где никому не будет до меня дела. Пережить это в одиночку, не показывая страх, явно играющий на моих нервах. Я бы, возможно, так и поступила, позорно сбежав, но меня очень быстро перехватил сотрудник ресторана. Он тоже особо ничего не говорил, только как-то смазано уточнил мое имя и повел внутрь.

Ресторан находился на самом последнем этаже. Панорамные окна открывали вид на город, в самом мини-зале звучала тихая музыка, голубой свет едва приглушен, но в контрасте с огнями города на фоне это выглядело так, что воздух невольно застревал в горле. Я занервничала еще сильнее. Разглаживала несуществующие складки на платье, прикусывала щеки и оттягивала волосы, рассыпавшиеся по плечам.

Тимура не было. Собственно, кроме официантов, я больше никого не видела. Села на краешек стула, судорожно втянула носом аромат ментола и хорошо мне знакомого парфюма. Сердце сделало кульбит, грохоча по ребрам, тело невольно вытянулось, а руки сжались на тонкой скатерти. Нет, еще немного, и я правда помру тут. Виски пульсировали от жгучего напряжения, ватные ноги с трудом поддавались контролю, голова налилась свинцом, опухая от безумного желания рвануть вперед, и поминай как звали.

Музыка сменилась на более плавную, но я этого не заметила. Слишком сосредоточилась на шаркающих шагах, отсчитывала про себя секунды до момента, когда столкновение неизбежно. Все же вздрогнула, когда на плечи опустились тяжелые ладони, а шею опалило горячее дыхание.

— Ты выглядишь даже лучше, чем я себе представлял, — провел пальцами до сгиба локтя и самостоятельно, не дав и шанса на сомнение, развернул к себе лицом.

Я молчала, потому что чисто физически не могла вытянуть из себя ни одного словечка. Грудь стянуло в тугой узел, сердцебиение сорвалось даже не на бег, а на гонку с препятствиями, когда выбор лишь между жизнью и смертью, стоило моим глазам столкнуться с его — бездонными, серыми, полными невыраженной нежности, которой долго не давали волю, но теперь-то она выбралась на свободу. И мучила сильнее угроз.

Видя мое белое, как мел, лицо, не тронутое ни каплей косметики, Тимур хмыкнул чему-то своему и потянул за руку, вынуждая встать. Хрипло спросил.

— Разведемся?

Таким игривым и насмешливым тоном он это сказал. В его низком голосе отчетливо пробивалось лукавство, но оно быстро сменилось беспокойством. Видимо, я и правда выглядела хуже утопленника.

— Почему у тебя такое лицо? — обнял за талию, перебирая мягкую ткань платья. Сморщил нос, смутившись. — Это ведь твое условие. Сама говорила, что тогда сможешь меня простить.

— Но ты ведь не…

— Не могу. Да, — поддакнул, вскинув бровь, — вернее, могу, но с последствиями. Потеряю кучу бабла, стану нищим и бесполезным, совсем тебе не нужным, — нарочито вздохнул, втянув аромат волос. — Ну а что поделать? Ты же вредина. Просто так не уступишь.

— Я до этого тебе много раз уступала, — резонно возразила, еще не понимая, расслабляться мне или напрягаться.

— Согласен. Поэтому и предлагаю тебе развестись, а потом снова расписаться. На этот раз по-настоящему. Как ты там хочешь: с большим залом, гостями, огромным, приторным тортом и все такое.

Я замялась. Отчего-то робко потянулась навстречу, будто впервые его касаюсь, и тихо уточнила.

— То есть это не прощальная вечеринка?

— Прощальная, — подлец так и напрашивался, усмехаясь, — прощальная для твоей мечты проходить практику не у меня в компании.

— Разве в случае развода ты не потеряешь компанию? — хваталась за крохи разума, боясь утонуть в этом круговороте чувств. Сжимала руки, комкая ткань дорогого пиджака, изо всех сил цепляясь за Тимура, будто он был единственным якорем, способным удержать меня на месте.

— Мира, я же говорил. Я еще не все фишки использовал, — впечатывал в себя, не оставляя ни миллиметра «между», заставляя забывать о преграде в виде одежды и чужих взглядах, на которых мне впервые было по-настоящему наплевать. Коснулся губ, мягко накрывая их сверху. Уже без дикого отчаяния, просто как ритуал, к которому можно без зазрения совести обращаться каждый день. — Так это значит да?

Он не ждал ответа. Просто наклонился и губами сорвал всего две буквы. Две, а не три. Линия наконец-то обрела пробелы. Короткие, рваные и лишь временами разрывающие черту на несколько частей, они были подобны хлипкому доверию, которое прокладывало мост, висящий над разверзавшейся пропастью. И пусть это лишь первый настоящий шажок вперед, но стало легче. Всё будто снова возвращалось на круги своя.

И только где-то сиротливо грустил мост Понте Веккьо, так и не получивший от нас должного внимания.