Арзамас

Мышеловка

Однажды в сумерках Чехов извлек мышь из мышеловки, отнес ее, держа двумя пальцами за хвост, через весь сад и отпустил, Мышь умчалась прочь по пыльной тропинке. Он хотел сразу же вернуться в дом и продолжить писать с того места, где его отвлекла возня пойманной мыши, но тут оказалась скамейка, и он решил немного посидеть в сгущающихся сумерках, которые быстро изменяют формы теней и вещей. Однако быстро стемнело, как темнеет песок от накатившейся на него волны, время незаметно окаменело, и в наступившей тишине издалека, прямо к скамейке, донесся рокот моря.

Если так неподвижно сидеть, подумал Чехов, то в глубине души можно обнаружить бесконечную звонкость звука, ту, что не слышна ушам, а приходит из ментального пространства детства и ненадолго задерживается в дремлющих мыслях и чувствах, как радостный отклик. От этой мысли Чехову стало неописуемо приятно, в этот исключительный момент время для него потеряло свойство дурной бесконечности, и он, закрыв глаза, начал улыбаться.

Потом вздрогнул от резкого звука какого-то громкого разговора, который быстро усиливался. Открыл глаза и увидел, как пережитое им быстро исчезает в клочьях тумана. Затем в поле его зрения оказались две барышни, которые, болтая, шли вдоль забора. Одна из них даже остановилась и заглянула в сад, не прекращая говорить. Ей показалось, что она видит кого-то, сидящего на скамейке. Вскоре барышни удалились, и голоса их затихли.

Меня никогда не привлекало то, что меня не касается, я никогда не был любопытным, нахмурился Чехов, глубоко вздохнул, чтобы погасить прилив гнева, угрюмо встал со скамейки и в дурном расположении духа направился к дому.