Я выбираю Элис

ОБО МНЕ И МОИХ ЖИЗНЕННЫХ ЦЕЛЯХ

19 июля

Новый день и новая жизненная цель.

Жизненная цель № 7: создать новый образ (как и выбор профессии, он должен отражать мою уникальность).

Сегодня меня приняли за продавщицу в магазине спецодежды. Впрочем, я даже не пыталась увернуться. Какая-то тетка подошла ко мне и спросила, где найти красные кальсоны марки «Стэнфилд». По-моему, тетка тупила. Она поняла, что ошиблась, когда я метнула в нее взгляд, выражавший самое сильное отвращение, на какое я была способна. После этого она издала какой-то кудахтающий звук и сказала, что для нее все дети на одно лицо. Что это означало, даже не догадываюсь. Меня тревожит, что я ношу на себе столь явную печать принадлежности к магазину спецодежды.

Я знаю, что не хочу быть кутюрье, моделью или еще кем-то в этом роде, но также знаю, что не хочу выглядеть как девушка с плаката для трудящихся масс. До сих пор я старалась не обращать внимания на моду. Моя стандартная униформа — джинсы и рубашка в клетку. Однако я понимаю, что если намереваюсь создать какой-то индивидуальный образ, то этому образу придется найти отражение и в одежде.

Думаю, что в отношении стиля позаимствую кое-что у своей двоюродной сестры Фрэнк (сестру действительно так зовут, ее родители очень глубоко погрузились в наркоманскую атмосферу шестидесятых). Со стилем у нее полный порядок. Помню, когда мы были поменьше, папа как-то сказал, что он мог бы выплатить всю нашу ипотеку на деньги, вырученные за один из нарядов Фрэнк. Я не видела ее несколько лет, однако она приезжала к нам в начале весны и выглядела, как всегда, здорово. Вид Фрэнк сразу говорит о том, что у нее альтернативная система ценностей: короткие, зачесанные назад волной волосы, как у женщин двадцатых годов, тонкие, подведенные брови дугой. Одета Фрэнк была в сине-зеленый пуховый жилет, красные синтепоновые штаны в обтяжку, на ногах — серебристые туфли на платформе. Видок очень, скажем так, альтернативный.

Фрэнк должна была пожить у нас с неделю в ожидании, пока ее не примет врач в Ванкувере, чтобы назначить какое-то специальное лечение. Мне до смерти хотелось с ней поговорить, однако она выбиралась из своей комнаты лишь за тем, чтобы сходить в туалет. Видимо, у нее маленький мочевой пузырь или что-то в этом роде, потому что она ходила туда чуть ли не каждые десять минут.

К полудню я уже увидела большинство нарядов Фрэнк. До обеда она успела поносить восемь из них. Ее четвертый ансамбль включал в себя завитой седой парик и тиару. В какой-то момент она перестала хихикать, вошла в кухню и запела «Аве Марию». После этого натянула на ноги какие-то ботфорты и исполнила номер под названием «Эти сапожки сделаны, чтобы в них ходить»[6]. Мне он понравился, но на папу, кажется, впечатления не произвел. Примерно на шестом наряде, еще до того, как Фрэнк вышла на улицу и принялась гонять соседских кур, я преодолела робость и сказала сестре, что хочу походить на нее. Она ответила, что все, что для этого требуется, — несколько дополнительных заколок для волос. Она вернулась в свою комнату и вышла из нее с пригоршней таких заколок. В основном они были маленькие металлические, однако некоторые из них оказались из пластмассы, типа тех, что носят маленькие дети. Фрэнк утыкала ими всю мою голову.

Вообще-то, не о такой внешности я мечтала. Фрэнк нацепила слишком много заколок с одной стороны, так что я превратилась в точную копию того утыканного булавками парня из фильмов ужасов[7]. Мама, увидев меня, заявила, что ранний маразм мне не к лицу. Временами она демонстрирует невероятное отсутствие вкуса и такта.

Прежде чем посоветовать мне что-нибудь еще, Фрэнк испарилась. Она применила пневматический дробовик, чтобы помочь собрать вместе соседских кур, а они (соседи, не куры) нажаловались моим родителям. Мать запаниковала и позвонила в больницу, чтобы спросить, является ли поведение Фрэнк «нормальным для девушки в ее состоянии». Больница ответила, что понятия не имеет, и предложила маме вызвать полицию, раз ее племянница угрожает домашней скотине дробовиком. Лично я считаю, что эти Стэнки получили по заслугам за то, что содержат так называемую хобби-ферму в городской черте. Из-за этой фермы весь район смотрится как-то совсем по-деревенски, чего нам (если вы понимаете, о чем я) надо всячески избегать. Как бы то ни было, мама и папа начали обсуждать, не слишком ли это — вызывать полицию; в конце концов, не размахивала же Фрэнк пушкой двадцать второго калибра! Видимо, Фрэнк их услышала, потому что, когда родители пошли ее проведать, сестры в комнате не оказалось. Позже мы выяснили, что она автостопом вернулась в Ванкувер, где стала жить с парнем по прозвищу Клей.

Краткосрочный визит Фрэнк расстроил мою мать, на что папа сказал ей, что было нереалистично полагать, будто приезд в Смитерс сможет кого-нибудь наставить на путь трезвости. Он добавил, что это скорее приведет к осознанию того, насколько важную роль играют в нашей жизни наркотики, способные сделать ее сносной. Маме не хотелось говорить своему брату, дяде Лэйрду, о том, что мы не знаем, где Фрэнк. Дядя Лэйрд — богатый адвокат, он всегда дает Фрэнк лучшее. По словам папы, недавний курс в лечебном центре обходился ему в пятнадцать тысяч долларов в месяц. У Фрэнк есть такая атласная куртка-«пилот» с надписью «Бетти Форд» на спине[8]. Надеюсь, ее тоже включили в цену. Но на исчезновение Фрэнк дядя Лэйрд отреагировал не слишком болезненно. Мама сказала, что он как будто того и ждал.

Удивительно, как Фрэнк, которая очевидно была наркоманкой, смогла запихать столько всего в ланч-бокс для Барби и рюкзачок «Семейки Брейди»[9].

В любом случае, последнее оскорбление моего достоинства в магазине спецодежды укрепило мою решимость следовать стилю Фрэнк. Думаю, мне нужно постричься. Возможно, стоит также сходить в секонд-хенд «Все как новое». Однако меня немножко беспокоит то, что, поскольку все в этом городишке зациклены на вонючих шестидесятых, у владельцев «Всего как нового» не окажется ничего из семидесятых. Я читаю журналы. Я знаю, что модно, а что нет.

Так как на нашей последней встрече сообщить Властелину смерти мне было особенно нечего, я рассказала ему о визите Фрэнк и о том, что работаю над некими жизненными целями, но говорить о них пока не готова. Мне кажется, он считает, будто мы уверенно движемся вперед. По его мнению, важно говорить о функциональном расстройстве, которое имеет место в наших семьях, если мы, конечно, рассчитываем со временем придать динамику нашему межличностному взаимодействию. Ну что ж, Боб, спасибо и на этом.

20 июля

Наконец-то я нашла себе хорошую профессию. Думаю, что стану критиком-культурологом. Стопудово, в профессии критика пригодятся мои неудовлетворенность и тотальное отрицание. Собственно, эти качества являются обязательными. Идея мне пришла во время чтения одной журнальной статьи. Ее автор — чрезвычайно авторитетный критик-культуролог, которому чего-то позитивного уж точно сказать было нечего. По-моему, ему, как и мне, состояние, в котором находится мир, кажется ужасающим. Возможно, для критика-культуролога это даже плюс — жить в Смитерсе, сидеть взаперти и получать школьное образование на дому.

Думаю, я буду радикальным, но респектабельным критиком, возможно в области перформанса с использованием настоящей крови, но без эпатажа. Это будут серьезные размышления об искусстве. Моя критика будет достаточно яростной, это будут такие остросатирические статьи, вроде той поэмы «Похищение локона»[10], которую я читала в прошлом году. В общем, классические критические статьи.

Мне кажется, у меня природная склонность к критическому мышлению. Например, несколько лет назад родители пытались приучить меня называть их по именам: Диана и Джон. Они полагали, что это поможет нам сделать наши отношения менее иерархичными. Видимо, думали, что я буду считать большой для себя честью называть их по именам. Я посмотрела на это критическим взглядом и решила, что со стороны родителей это неуместная попытка снять с себя груз родительской ответственности, связанная, возможно, с жалким и нездоровым нежеланием признавать свой истинный возраст. Стареют, короче. Поэтому я решила обращаться к ним «мама» и «папа» до тех пор, пока мне не исполнится пятьдесят, чтобы помочь им осознать свою роль и выработать соответствующее их возрасту поведение. Я даже попыталась называть их мамочкой и папочкой, но это было уж слишком даже для меня. «Мать» и «отец» — вполне нормальное обращение, но если пользоваться только им, начинаешь казаться снобом. Поэтому я по возможности называю родителей мамой и папой, особенно на публике, — так нас уж точно по ошибке не примут за какое-то сверхпрогрессивное семейство.

Ну, если уж и это не является доказательством моего критического мышления, то и не знаю. Думаю, у меня просто талант.

Позже

После решения стать критиком-культурологом я, по-моему, стала довольно критически настроенной. Папа говорит, что это далеко не то же самое, что разбираться в чем-либо, но он ничего в этом не понимает. Папа даже ни разу не читал «Спин». Он все пытается мне доказать, что журнал «Роллинг Стоун» и был «Спином» его поколения[11]. Ну конечно.

Наверное, мне не надо было говорить маме и папе о своей новой потенциальной карьере. Как-никак это мои родители, и мой долг в той или иной степени скрывать от них вещи личного характера. В свою защиту могу сказать, что я им, собственно, и не говорила. Я сказала Макгрегору, а они услышали. Макгрегор — мой брат, и хотя ему всего лишь десять лет, он прекрасно умеет слушать и является чрезвычайно цельной натурой. Он интересуется природой, но не в том плане, чтобы позировать перед репортерами с лозунгами протеста, как какой-нибудь хиппи. Вовсе нет. Брат вечно бродит, разглядывает жуков, копается в болотах и прудах. Выписывает журнал OWL[12]. Макгрегор из тех, кто может надеть резиновые сапоги от разных пар, проходить в них весь день и даже этого не заметить. Возможно, он гений. Любой, кто настолько не замечает ужасов мира людей, несомненно, гений.

Родители пытались обучать Макгрегора дома, однако он был слишком для них развитым. Кроме того, у него, по-видимому, не возникает проблем с общением в классе обычной школы. Брат служит мне вдохновляющим примером. Я рассказала ему о своих критико-культурологических планах сегодня днем, пока он возился со своими аквариумами. Макгрегор разводит тропических рыбок, но лишь жизнестойких, способных размножаться в неволе. Он пытается добиться от своих рыбок-ангелов потомства и меняет обстановку в аквариумах, чтобы создать им нужное настроение. То, что Макгрегор знает, какого вида романтическая обстановка требуется его рыбкам, — еще одно из множества замечательных качеств моего младшего брата.

На мое предложение передвинуть на пару дюймов влево кусок дерева для достижения максимально тесного сексуального контакта между рыбками он лишь рассмеялся.

Ну вот, уже скоро ужинать, а у нас гости. Подруга моей мамы Джеральдин и ее дочь Джейн более часа назад заехали к нам на минутку. Джеральдин не из тех, кто уходит из гостей, когда накрывают на стол. Мама познакомилась с ней на какой-то конференции для людей, которые занимаются домашним обучением, посвященной проблемам воспитания трудных подростков, и они тут же поладили. Слава богу, они отказались от попыток подружить меня и Джейн. Во-первых, Джейн лет на десять меня старше. Во-вторых, она довольно злобная. Раньше ее звали Шайеннское Лето, но она сменила имя на Джейн, и пусть я не испытываю к ней особой симпатии, этот поступок одобряю. Джейн все еще живет с матерью, которая говорит, что ее дочка учится в десятом классе. По какой-то причине они почти всюду ходят вместе, однако Джейн никогда не вылезает из машины. Сидит себе в салоне, курит, читает и злобно зыркает по сторонам.