Кофе по-турецки

После всего того, что произошло в том знаменитом отеле, она вернулась в ту квартиру, которую они снимали. Очень долго туда шла. Придя, рухнула на кровать. Проспала до утра. Не плакала. Слёз просто не было. Была лишь головная боль. Острая, почти невыносимая. Утром она собралась и пошла на работу. Но до неё так и не дошла. На какой-то узенькой улочке она вдруг потеряла сознание. Почему-то всё время думала о том, что сейчас её одежда и она сама станут очень грязными. А она так не любила грязь.

Когда очнулась, вокруг было очень тихо. Она лежала на огромной кровати и рядом с ней сидел какой-то пожилой человек, пытающийся нащупать её пульс.

— Слава богу! Наконец-то вы очнулись. Милая моя, а вы знаете, что беременны?

— Нет.

— Ну теперь уже знаете.

А потом он кого-то позвал. В комнату вошёл высокий, элегантный, красивый мужчина. Лет сорока. Доктор ему всё объяснил.

— Она, видимо, перенесла какой-то стресс. Хорошо, что всё это не закончилось выкидышем. Назначения мои будут очень просты. Три дня постельного режима, обильное питьё и лёгкая еда. Я буду заходить каждый день.

Потом уже, обратившись к ней, он сказал.

— Будьте паинькой. И ничего не бойтесь. Здесь вы в надёжных руках, и никто вас не обидит. До свидания.

***

— Ну, и как же этот ангелочек попал в твой дом?

— Так она упала в обморок. Прямо напротив моей двери.

— Удачное место. И кто же первым это увидел?

— Конечно же, я. Это же было во время моего завтрака на веранде. Я уже два года там завтракаю. И всё время смотрю, как эта прекрасная пара проходит мимо меня. Метров за сто до моего дома они сворачивают на эту улочку. И идут практически обнявшись. Проходят ещё пятьдесят метров от моего дома и снова сворачивают за угол. Этих ста пятидесяти метров мне вполне достаточно, чтобы вдоволь понаблюдать и за ним, и за ней.

— Странно всё это. А ещё говорят, что ты новую любовницу завёл. Правда?

— Да. Раз говорят, то значит так и есть.

— Ну тогда, наверное, она очень похожа на этого ангелочка?

— Ну ровно настолько, насколько один человек может быть похож на другого.

— Я тебя не узнаю. Впервые за последние годы у тебя горят глаза, звенит голос, появился интерес к жизни. Я ещё в комнате обратил внимание на то, что ты смотришь на эту девушку как влюблённый мальчишка.

— Да разве я один такой? Наш сумасшедший чайханщик уже принёс чайник свежезаваренного чая. Букинист притащил какую-то русскую книгу. А из лавки сувениров владелец прислал прекрасные янтарные чётки. И это ещё не всё. У нас же в эти последние два года солнце дважды восходит на нашей улице. Сначала на восходе, а потом тогда, когда она идёт на работу.

— А что же с ней всё-таки случилось? Ведь такая красавица не может быть одна. У неё есть муж? Где он? — Говорят, вчера он бросил её. Уехал из Стамбула с какой-то исполнительницей цыганских романов. Очень красивый мужчина. Один из тех, кого женщины просто обожают. А ещё к тому же граф. Он из Белой армии. И как у любого воина армии, проигравшей войну, у него масса проблем. Ну, плюс ещё те, что есть у всех русских в Стамбуле. Трудно привыкнуть к тому, что человек ещё вчера принадлежавший к высшей элите общества сегодня является водителем у какого-то французского пижона.

— И он действительно её бросил?

— Эти дамы из Бюро, где она работает, разнесли на весь квартал сплетни о том, что она сама написала ему письмо. Обвинила в измене и сказала, что уходит к другому. Они утверждают, что никакого «другого» нет, но именно так она объяснила ему этот разрыв. Сознательно пошла на этот шаг. Они говорят, что он просто как идиот поверил всему этому бреду.

— И что же ты теперь будешь делать? Утешать брошенную красавицу?

— Не говори глупостей. Ты же видишь сам, какая она. Очевидно, что она не допустит никакой фамильярности. А ты просто перестань копаться своими грязными докторскими ручищами в моей душе. Найди лучше приличного врача, который будет вести её беременность. И пусть она пока поживёт здесь. Дом большой. Мне она мешать не будет.

***

А потом у него состоялся очень непростой разговор. Мадмуазель хотела немедленно вернуться в свою квартиру. А хозяин этого дома всё пытался доказать, что ей лучше этого не делать.

— А если Вы опять потеряете сознание?

— Ну потеряю, так потеряю.

— Вы рассуждаете как ребёнок. В вас уже живёт

новый человечек. И ради него стоит отбросить все предрассудки и ваши личные капризы. Все эти месяцы вам нужен будет покой и хороший уход. Мы можем с вами заключить официальный договор. Я могу профинансировать ваше проживание и врачебное наблюдение. И дам вам отсрочку на пять лет, чтобы вы могли выплатить мне эти деньги. Не беспокойтесь. Проценты будут, но они — не грабительские.

— Очевидно же, что я никогда не смогу расплатиться. У меня ничего нет. Даже профессии. И навряд ли я когда-нибудь найду такую работу, чтобы вернуть вам столь большую сумму.

— Считайте, что работу я вам уже нашёл.

— Какую?

— Мадмуазель, мы же с вами всё время говорим по-французски. Вот и будете вы преподавать французский язык тем ребятишкам, которые собираются поступать в Галатасарайский лицей.

— Я говорю по-французски. Он для меня как родной. Но это не означает, что я могу учить французскому.

— А это очень просто. Научитесь. Невелика наука. Пойдёмте. Я вам кое-что покажу.

Тогда он повёл её на последний этаж своего особняка. Там она увидела такое количество книг, что не могла поверить своим глазам. Они сделали бы честь любой библиотеке. Да, собственно говоря, вся эта огромная зала с тёмными полками и специальными лестницами сама и являлась прекрасной библиотекой, способной удовлетворить самые изысканные запросы. Войдя сюда, она как бы потерялась во времени. Переходила от одних полок к другим. А ещё она удивлялась тому, что большая часть книг здесь была на французском языке.

— Откуда всё это богатство?

— Я учился во Франции. А потом жил там. Немало книг осталось от отца. Есть очень редкие.

Он тут же отыскал и вручил ей внушительное количество детских французских книжек. Конечно же, он не стал говорить, что это книги родом из детства его сына. Обрадовался тому, что они вызвали у неё неописуемый восторг.

— Имея под рукой такие пособия, вам будет очень легко работать с малышами. Попробуйте. Может быть, мне и не придётся субсидировать вас. Что заработаете, то и будете тратить.

Почему-то она ему сразу поверила. Он был настолько отстранённым и холодным, что она не могла разглядеть в нём какую-нибудь угрозу для себя. Он казался ей предельно асексуальным существом. Но тем не менее она всё же спросила:

— А зачем вы это делаете? Сегодня в Стамбуле много тысяч обездоленных людей. Им практически никто не помогает. А почему вы делаете всё это для меня?

— Я потерял всю свою семью. Мой сын погиб в битве при Чанаккале. Жена не выдержала его смерти и очень быстро ушла из жизни. Почти сразу же после него. Если не считать слуг, то в этом доме я живу совершенно один. Мне скучно. Если вас устраивает такое объяснение, то вы — моё лекарство от скуки. От вас веет чистотой и наивностью. А это такая редкость в наше время. Я буду пить ваши эмоции. Подпитываться вашей энергетикой. Разговаривать с вами. Развлекаться, наблюдая за вашей жизнью. Чем не театр? Тем более что в Стамбуле нет хорошего театра. Всё это многого стоит.

Когда она тяжело вздохнула, он добавил:

— И ради бога, не придумывайте себе разные-всякие гадости. Я и не мечтаю превратить вас в свою сексуальную игрушку. У меня есть официальная любовница. И мне этого вполне достаточно.

После всего этого он как-то странно посмотрел на неё. Что-то в этом взгляде её насторожило. Потом он опять помолчал и добавил:

— Учитывая ваше физическое и душевное состояние, не надо бы вам об этом говорить. Но я дал себе слово, что буду предельно честен с вами. Поэтому я всё же скажу.

Мне немало лет. Я многое видел. И последние годы, в силу многих причин, нередко думаю о смерти. Так вот, с тех пор, как я увидел вас, лежащей без сознания на грязной улице, я всё время задаю себе один вопрос. И заключается вот в чём. Когда я умру, меня могут спросить:

— Почему ты, облечённый таким богатством и огромными возможностями, не спас эту красоту? Не ты ли восхищался ею и говорил: «Хвала тебе, господи. Спасибо за то, что ты создал это чудо из чудес».

Он замолчал, увидев, что им несут поднос с чаем и сладостями. Когда слуга вышел, он, медленно отпивая из своего стакана, продолжил:

— Мне много чего могут сказать. И о многом могут спросить. Например, о том, почему я всегда верил в то, что красота спасёт мир? Я бы мог найти ответы на все эти вопросы. Без ответа же оставался бы всего лишь один.

— Почему же ты не спас ту женщину, которой была дарована красота, способная покорить весь мир?

Глядя на вас, я понимаю, что из-за таких женщин, как вы, мы, мужчины, способны начинать войны, штурмовать крепости, сходить с ума и делать множество глупостей. Всё это во имя вас и с вашим именем на устах. Кто же виноват в том, что ваша красота обладает такой силой воздействия? Не я же.

Он вновь замолчал. О чём-то задумался. Потом, чему-то улыбнувшись, продолжил:

— В жизни много чего случается. Бывают парадоксальные ситуации. Чуть хуже или чуть лучше, чем у вас. Она всё время требует от нас ответов на очень сложные вопросы и неожиданные повороты судьбы. Конечно же, я не знаю всех ответов. Я не мудрец, не суфий, не ясновидящий. Я всего лишь обычный человек, осмелившийся всего один раз взглянуть на вас. Когда вы в первый раз появились на нашей улице. С того самого момента я ощущаю какое-то бремя ответственности за вас.

Я не уверен, что мне удастся сохранить вашу красоту. Но я чётко знаю только одно: если человек каждый день просыпается и видит вас, то значит, в его никчемной жизни есть ещё какой-то смысл. Извините меня за эту откровенность. Может быть, вам с вашей утончённостью, это покажется просто пошлостью. Простите меня, старика, выжившего из ума. Но я обязан был вам всё это сказать.

***

А потом потянулись будни. Обычная рутина. Она могла не видеть его целыми неделями. Но чётко знала одно: он её видит каждый день. Её не выпускали из дома. Пугали какими-то инфекциями. И опасностями. Сумели её убедить в том, что она просто фарфоровая кукла, которая может запросто разбиться на вы мощенных булыжниками улицах Стамбула.

Она много гуляла во внутреннем дворике особняка. Там был прекрасный сад и поразительная тишина. В шумном Стамбуле это место казалось ей чудесным оазисом в пустыне. Именно в этом месте она обретала настоящий покой. В саду всё то, что происходило с ней в последние годы, казалось просто дурным сном. Она как наяву ощущала, что сюда вот-вот войдут её родители и они все вместе куда-то поедут.

Просто проедутся по Невскому. Может быть, нанесут кому-то визит, заедут в модную лавку или поедут за город. И всё будет точно так же хорошо, как было когда-то. Но уже через минуту она понимала, что это всего лишь иллюзия.

Именно эти мысли о прекрасном прошлом позволяли ей не сойти с ума от понимания простого факта, что отныне она одна-одинёшенка в этом мире. И ей было страшно потому, что её малыш родится уже изначально лишённым каких-либо перспектив на будущую счастливую жизнь. От этого ей очень хотелось плакать. Всё время. А доктор постоянно объяснял ей, что этого делать категорически нельзя. Надо всё время улыбаться, даже смеяться. Словом, быть настроенной на позитив. Ведь малыш чувствует её настроение как никто другой. И не годится его огорчать.