Кофе по-турецки

Он блестяще окончил Галатасарайский лицей. Поступил в университет. Когда он учился на последнем курсе, их вдруг специальным письмом пригласили к ректору. Он их принял. Вначале просто выражал Паше своё уважение в самых изысканных и высокопарных выражениях. А потом перешёл к делу.

— Я бы никогда не осмелился побеспокоить вас просьбой о посещении университета. Скорее всего, я бы сам за честь счёл нанести вам визит. Но у нас находится здесь один очень известный американский профессор. У него особая миссия. Он отбирает самых способных студентов для участия в одном проекте. На меня возложена обязанность познакомить с ним вас и вашу супругу. А дальше уже разговор будет проходить без моего участия. Вы позволите мне это сделать?

— Да. Пожалуйста.

И тогда появился этот американец. Его глаза лучились умом, а лицо улыбкой. Первый раз в жизни она видела, что столь некрасивый человек может вызывать такую бездну симпатий. Он представился. И они тут же с Пашей стали обсуждать такие сложные вопросы, что она сразу оказалась выключенной из беседы.

Профессор объяснял им, что в отеле «Вашингтон» уже подписаны какие-то соглашения, которые в скором времени изменят мировую экономику. Исчезнет золотой стандарт. И его величество доллар станет универсальной единицей оценки всего и вся. Такому решению должны будут подчиниться все страны, подписавшие это соглашение. Но и те, кто его не подписывал, всё равно подпадут под его действие. А ещё он говорил о каком-то Всемирном банке, Валютном фонде и тысяче вещей, абсолютно непонятных ей, но пре дельно ясных для её мужа.

— У вашего сына просто феноменальные аналитические способности. Разрешите ему поехать с нами в США. Он не просто получит интересную работу. Он станет одним из тех, кто будет выстраивать экономику будущего.

Они уходили из университета просто оглушённые. Им, конечно же, было очень лестно, что способности их мальчика так высоко оценивают. Но им он казался ещё просто ребёнком.

— Тебе было ровно столько же, когда ты приплыла в Стамбул. Разве тебе не было страшно? Ведь, по существу, ты была точно таким же ребёнком.

— Но это был не мой выбор. Его за меня сделала судьба.

— Ну, будем считать, что в этом случае госпожа судьба захотела принять облик доброго человека из Нью Йорка. Ну, давай не будем себя мучить. Спросим у него. Как он решит, так и сделаем.

— Я почти не сомневаюсь в том, что он выберет Америку. Он такой же авантюрист, как и его отец.

— С каких это пор я кажусь тебе авантюристом?

— Извини. Прости, пожалуйста, Паша. Я не хотела тебя обидеть.

— Нет, видимо, просто хотела мне напомнить, что я не его настоящий отец. Ошибаешься. Настоящий отец — это как раз таки я.

— Это я знаю лучше всех.

Они поговорили с сыном. Тот, конечно же, захотел уехать.

— Хочется всё-таки попробовать. Может быть, у меня что-то и получится.

Правда, при этом, как бы утешая их, он повторял: — Если мне там не понравится, то я вернусь.

Ему не захотелось оттуда возвращаться. Они гордились, что этого мальчика за океаном считали одним из архитекторов новой экономики и прочили ему большое будущее. В нём было немало черт, унаследованных от его очаровательного графа-отца, хотя внешне он казался просто копией своей мамочки. Только он, в отличие от неё, был шатеном. В отца. А ещё у него был стальной характер человека, который его вырастил, привил ему жёсткую дисциплину и выработал умение достигать любых поставленных перед собой целей.

Конечно же, они скучали по нему. Одно письмо в неделю и регулярные телефонные звонки были всего лишь суррогатом настоящего общения. И к этим новым реалиям надо было привыкать.

Паша, который все эти годы окружал свою жену безграничной заботой, огорчался оттого, что она всё чаще грустит и замыкается в себе. Он возил её на какие-то курорты, к тёплым источникам и минеральным водам. Пытался показать ей, что Турция не сводится к одному лишь Стамбулу. Во время одной из таких поездок она вдруг спросила его:

— А ты можешь узнать, где сейчас граф?

— А мне и не надо узнавать. Я это и так знаю. Он расстался с той певичкой. Поступил в иностранный легион. Отслужил там пять лет. Получил французское гражданство. Теперь живёт в Бордо. И вроде бы неплохо устроился. Ему досталось в наследство какое-то имение с замком. Вот там он и выращивает виноград. Кстати, он делает очень неплохое вино.

— Удивительно, что за все эти годы он ни разу не подал какой-либо весточки о себе.

— Тебя он точно не искал. Если бы пытался, то я бы знал об этом. А о моём существовании, наверное, он даже не подозревает. Но я знаю, что он так и не женился. Словом, он жив, здоров и, видимо, считает, что всё, что связано с тобой, осталось в его далёком прошлом.

— Что и следовало ожидать. Такие люди, как он, слишком горды для того, чтобы признавать свои собственные ошибки. Бог ему судья.

— Я, собственно говоря, не считаю его виноватым в вашем расставании. Ты сама была столь юна и неопытна, что попалась в чисто женскую ловушку. Он же был просто убеждён в том, что это ты его бросаешь. Мстишь ему за его измену. В результате же оказалось, что судьбе было угодно сделать мне царский подарок. Я вечный должник графа.

Всем было хорошо известно, что Паша не любил быть должником. Он не стал ей разъяснять, что нынешнее стабильное материальное положение графа является делом его рук. Тот же был искренне убеждён в том, что это прекрасное имение досталось ему от какого-то дальнего родственника, о существовании которого он и не подозревал до момента оглашения завещания.

Когда после окончания Второй мировой войны отступавшие немцы уничтожали французские виноградники, то досталось и графскому имуществу. Паша ему вновь помог. Правда в этот раз привлёк страховые фонды. Но, конечно же, бывшей жене графа не полагалось ничего знать обо всём этом.

Но всё же спустя неделю Паша задал ей весьма странный вопрос:

— Почему ты вдруг, спустя столько лет, спрашиваешь о графе? Ты по-прежнему его любишь?

— Он просто мне приснился в ту ночь. А наутро я тебя спросила о нём. Я никогда и ничего не рассказывала тебе о нём. Было просто очень больно говорить об этом. Теперь боли нет. И я хочу кое-что рассказать. Но только если ты готов выслушать меня.

— Я готов.

Она начала рассказывать всё, начиная с того бала, когда она впервые его увидела. Рассказывала о том, как она стала невестой, а потом женой графа.

— Я должна была умереть на том корабле. Он спас меня. Такое нельзя забыть. Через это нельзя переступить.

Потом она замолчала. Снова заговорила лишь три дня спустя. И начала говорить о Крымской трагедии. — Он назвал нас живыми трупами. Говорил, что лучше бы мы умерли в Севастополе, чем жить так, как мы живём. Мне стало страшно. Я подумала, что во всём этом хаосе, что нас окружает, его страсть может угаснуть, а любовь просто умереть. Тогда моя жизнь потеряет всякий смысл. Эта певичка, что пришла ко мне, лишь подтвердила мои самые страшные опасения. Я его оттолкнула, чтобы спасти.

— Ты в этом уверена?

— Конечно же, как все женщины, я до последнего мгновенья всё же на что-то надеялась. Думала, что он войдёт в этот злосчастный отель, обнимет меня за плечи и скажет:

— Какая же ты дурочка, милая моя! Ты думаешь, я поверю этому идиотскому письму? Немедленно вставай! Пошли домой!

Этого не произошло. Думаю, что он просто перегорел. Слишком много негатива было вокруг нас. Этот груз его раздавил. Сейчас мне порой кажется, что он меня бросил просто потому, что умерла его любовь ко мне. И это было очень больно. Я же жить не могла без него, без его сумасшедшей любви, без… Да разве всё перечислишь!!! Кто знает, может быть, ты действительно забрал с той грязной улицы просто живой труп.

— Значит, всё-таки ты любишь его до сих пор. Прости его и отпусти. Не держи в себе эту боль.

— Нет, это не любовь. Я обвиняю его в измене, но ведь, по-существу, со временем я сама разлюбила его. Моя любовь к нему как-то испарилась, исчезла, умерла, растворилась в той обстановке обожания, которую ты создал вокруг меня. Мне трудно найти такие слова, которые могут отразить мои чувства к тебе. Ты безусловно понимаешь, что чувства двадцатилетней девушки и сорокалетней женщины разительно отличаются друг от друга. За эти годы ты стал для меня всем. Каждое утро я благодарю всевышнего за то, что в моей жизни, в самый трагический её момент, появился ты. Я не верю в судьбу, в предопределение, в предначертанность того, что может случиться с нами. Но я твёрдо знаю одно: тебя мне послали небеса.

— Странно. Никогда не думал, что ты способна так пафосно выражаться.

— Я тоже. Но постарайся это понять и простить меня.

Больше они не возвращались к этому разговору. Не было нужды. Всё уже было сказано.

Беда пришла совершенно неожиданно. Та аневризма, которая, оказывается, жила в её мозгу с самого рождения, вдруг дала о себе знать. Однажды утром она просто не проснулась. Он же никак не мог привыкнуть к тому, что отныне он будет жить без неё. А он и не смог. И незадолго до своей смерти он говорил друзьям:

— Удивительно. Когда мы поженились, я был вдвое старше неё. И всё время переживал о том, что она будет делать после моей смерти. А она взяла и умерла. Что же делать мне теперь?

На этом стамбульском кладбище все воспринимают эти четыре могилы как могилы отца, матери, дочери и сына. Просто исходят из возраста похороненных здесь людей. Удивляются лишь имени дочери. Но, как известно, у богатых свои причуды.

Их сын приезжает сюда. Раз в год. Ходит на это кладбище, посещает все те места, где когда-то бывал с родителями. Они ему так ничего и не рассказали о графе, который был его биологическим отцом. Как правило, во время этих визитов он остаётся в отеле. Не ночует в их особняке. Сюда он приходит днём, на пару часов. Ходит по комнатам и вспоминает о том времени, когда были живы его красавица-мать и самый мудрый из отцов, который когда-либо существовал в этом мире.

Этот дом он сохранил просто как память о них. Всё остальное же имущество он распродал, исходя из того принципа, что деньги должны работать. А ещё он очень удивлялся, узнав после смерти отца о том, что, оказывается, его родители были очень небедными людьми.

Он любит говорить о Стамбуле, как о городе, который постоянно дарит ему свою потрясающую энергетику. Несмотря на всю свою рациональность, он уверен в том, что этот мистический город способен выстраивать все людские судьбы по одному ему ведомым сценариям. Все. В том числе и его судьбу.

А ещё он всегда завтракает, обедает и ужинает на берегу Босфора. Пьёт много кофе. И всё время говорит о том, что такой подают только в Стамбуле. Кофе по-турецки. Когда он направляется к берегу, а его кто-то спрашивает, куда же он идёт, то он произносит очень странную фразу:

— Надо пошептаться.

И говорит это по-русски. И тайной за семью печатями остаётся всё, о чём же этот красивый молодой человек хочет пошептаться с Босфором. Видимо, ему ещё очень нравится само звучание этих слов. Он произносит их точно так же, как когда-то произносила его мать. И, конечно же, не догадывается о том, что когда-то в Стамбуле жил какой-то граф, придумавший такую форму общения с Босфором. А о том, что этот граф имел какое-то отношение к их семье, помнит только Босфор. А он так хорошо умеет хранить любые тайны. Особенно чужие.