Русский диссонанс. От Топорова и Уэльбека до Робины Куртин: беседы и прочтения, эссе, статьи, рецензии, интервью-рокировки, фишки

* * *

Первый звоночек. Антология. «У меня гениальная идея» – «?..» – «Надо издать Антологию оригинальных русских сочинений с шестнадцатого по двадцать первый век». – «Почему оригинальных? Что вы вкладываете в это слово?» – «Ну… Оригинальных, потому что автор вносит что-то свое в текст…» – «Так все же свое вносят – удобрение, этакий навоз». – «Ну… а, например, некоторые слова заимствованы из других языков…» – «???» – «Живущим авторам – заплатить. А хочешь… Хочешь быть, ну, главным редактором? Ты сможешь вступительную статью написать? Называй меня на ТЫ! Нет? Почему? Ну, как хочешь…» – «Статью-то можно, а вот где деньги, Зин?» – «Нет, не знаю, и вообще, я сижу в шарфе, меня прострелило. Ты знаешь, что такое сидеть в шарфе? Нет, ты не представляешь!» – «Еда-то есть?» – «Есть еда, а нужно пятьсот тысяч долларов на книгу». – «А тираж какой?» – «Тысяча экземпляров на хорошей бумаге, я бы на верже вообще… Хотя бы Кузмина на верже, отдельно…» – «Дык, никто не даст пятьсот тысяч долларов за тысячу экземпляров какой-то антологии!» – «Ну пусть хоть триста тысяч дадут. Пусть дадут хоть двести… Ну авторам же надо платить…» – «М-м… Пусть дадут, конечно, но кто даст?» – «Ну, вот этого я не знаю, может З. позвонить, это жена В., у нее много телефонов всяких… Хочешь, дам ее телефон?» – «Может, сами?» – «Да, я, наверно, ей сама, а вот С. из ПЕН-клуба… Но ему я тоже лучше сама… Наверное…» – «А каких авторов-то в антологию хотите?» – «Ну… Ломоносов – он же абсолютно потрясающий. Карамзин, конечно. Тредиаковский. Декабристы. Батюшков – Батюшков вообще гениальный! Михаил Кузмин, Георгий Иванов, Ходасевич – обязательно. Бродский… Хотя он вроде и „не очень русский“… Из современных – Битов, Аксенов, Витя и Венедикт Ерофеевы». – «А как насчет прав на Веничку?» – «Не, не знаю…» – «А Палей читали?» – «О, Марина – очень хорошая женщина!» – «А еще?» – «Ну, Свету Василенко, их всех…» – «А деньги-то?..» – «Ну, надо искать фонды. Ты знаешь, у людей вообще-то куча бабок, они не знают, куда их девать, и хотят вложить… м-м-м… в культуру. Часто. Надо только найти этих людей-то. А хочешь, на ТЫ меня называй… В общем, как хочешь…».

Стихийки. «…не спишь? Я что хочу сказать: движение стиха вообще вещь мистическая. И потом: никто же не говорит, что так нужно писать стихи! И вообще, писать стихи не нужно: они пишутся в очень крайнем случае. Когда ты не можешь, например, определить погоду… Ты выходишь на улицу в сентябре, а оказываешься в некотором мае, или просыпаешься: крестьянин торжествует! – а на дворе апрель. Все, конечно, крутят у виска… А именно так складывались некоторые очень хорошие поэты. Тютчев, скажем, да – почему нет? Вообще, душевный мотив обеспечивается некоей погодой. Понимаешь?» – «М-м-м».

Душ. «Что нового, спрашиваешь? Не что, а кто! Любовник! Но я все испортила…» – «Зачем?» – «Что? Не слышно!» – «Заче-ем?» – «Объясняю. Я за всю жизнь такого никогда не испытывала, понимаешь?» – «Надеюсь». – «Он, короче, муж моей знакомой по курсам. Иногда подвозил нас. Ну, не важно… Короче, когда мы оказались у него в гараже… Натуль, как я орала, ты не представляешь!» – «М-м-м…» – «Нет, не представляешь, потому что я и сама не представляла! Он что-то такое со мной сделал… Языком… То есть отодвинул как-то клитор… Не знаю даже, каким словом-то и назвать это… И он стал… как цветочек стал… Как бутончик… Понимаешь?» – «М-м-м…» – «Да ты не понимаешь! Он это делал… как, наверное, это делают женщины! Теперь понимаешь?» – «М-м-м…» – «Да ну тебя! Ты не знаешь, что со мной было! Все тело дергается, вся в судорогах… Я жила столько лет и не знала, что это такое, а? Вот скажи, у тебя такое было?» – «Погоди-ка, ты говорила, будто все испортила…» – «Ну да. Он мне надоел… Секс сексом, но сам-то – скучный… Примитивный такой тип в галстучке… И интрижка сама – пошленькая… Вот и я попробовала в ду́ше… Знаешь ведь, у меня классный душ с тугим напором, и… Не пробовала?» – «Обошлась». – «Я ж говорю, ты ничего не понимаешь! А еще книжки пишешь! Вот о чем писать надо, вот! О ду́ше! Как душ отбивает все желания!..» – «Да почему отбивает-то?» – «Элементарно! Там же напор сильный. Непрекращающийся. За три минуты можно себя так довести… и никакой мужик не нужен. Баба тоже! Ни один, даже самый „умный“ язык, на такое не способен… Поэтому, когда после этого душа мы с ним встретились, я уже не орала… И вообще – вообще – ничего не чувствовала… Хотя он делал то же самое… Все то же самое, понимаешь?» – «М-м-м…» – «И он тоже так расстроился…» – «А ты?..» – «Грустно все это, не находишь?» – «Нет, по-моему даже забавно». – «Короче, я – дура» – «?..» – «Дура с большой буквы… Взяла – и все испортила!».

Молодой писатель. «А сейчас выступит наш молодой писатель Василий Т.: его дебютная повесть „Жизнь“ опубликована в прошлом номере. Выходите, выходите же, не стесняйтесь!» – «Й-а-я… оч-чень благодарен… за эт-ту публикацию, пот-тому что она… эт-та пуб-б-б-ликация… оч-чень для меня-а-а важна-а… Я оч-чень б-б-бла-а-годарен уваж-ж-жаемым Ник-к-колаю Степановичу, Татьяне Дмитр-р-риевне, Анне Леопольдовне, Эльзе Леонар-р-рдовне, Григорию Ефимовичу, Зейле Ахметовне, Варваре Тихоновне, Ирине Петровне, Петру Юрьевичу, Вере Антоновне…»

Толстой и Набоков. «А ты вообще знаешь, кто главные герои „Карениной…“ на самом деле?» – «Ну, допустим» – «Нет, не знаешь! Анна и Левин главные герои! Вот они, линии, вот! А какова композиция?.. А они, эти сопляки, говорят мне, будто Толстой им не интересен!» – «Мне он тоже малоинтересен, „Каренину“ вообще не дочитала – скука, все эти крестьяне к тому же…» – «Ты не понимаешь, ты ничего не понимаешь!» – «Сомневаюсь» – «Сомневайся сколько хочешь! А ведь Толстой на полном серьезе говорил, что Бог не должен его забирать…» – «?..» – «Считал, будто слишком велик и не может умереть. Что такие, как он, должны жить вечно…» – «Идиот». – «Не смей!» – «Ну идиот же! Кли-ни-ка… И эти его нравоучения…» – «Замолчи!» – «…» – «Ну мы же с тобой не поругаемся из-за этого графа, правда?» – «Простите. Нет, нет, конечно. К тому же, я люблю Набокова» – «Набоков – это всего лишь синтаксис. Суперсинтаксис» – «Набоков – это больше чем синтаксис. Это даже больше, чем литература» – «Нет! Ты не понимаешь…» – «Он гениален. Он называл вещи своими именами. Свиней, кстати, – свиньями, а их, увы, большинство. Вероятно, поэтому-то это самое большинство так раздражено…» – «Он холоден, подчас вычурен!» – «Он искренен… Он – Моцарт. Но мы же не поругаемся из-за Моцарта?» – «Прости. Прости. Ты же знаешь, как ты мне дорога…»

Богиня. «Подвиньте, пожалуйста, сумку» – «Не подвину». – «Почему?» – «Потому что я первый сел» – «Но это место не для багажа» – «А мне насрать» – «Вы что, хотите, чтобы я стояла двадцать минут в маршрутке?!» – «Мне пох» – «Уберите, или я сама уберу» – «Не уберешь» – «Почему вы мне тыкаете?» – «Я тебе щас тыкну! А ну, руки убери от имущества!» – «Сань, ты посмотри, какая хамка! Такая молодая, а наглая – жуть!» – «Да они, молодые, сейчас все такие…» – «Уберите сумку, я не собираюсь стоять до метро» – «Иди отсюда…» – «О, „великий народ“…» – «Ты народом-то не прикрывайся, краля, можно подумать… Да ты вообще на букву б.» – «Конечно, на б. Богиня!»

Хоббиты. «А когда же вы писали?» – «А я или писала, или была замужем. А так как замужем я была четыре раза…» – «Поэтому не порчу паспорт…» – «И не надо. А знаешь, десять лет назад он предложил мне жить втроем. Я, конечно, отказалась от роли „старшей жены“» – «…» – «Пиши. И не выходи уже замуж… Впрочем, все они были очень интересные люди, да-да. Так что можешь еще раз-другой и сходить… За интересного-то человечка… Ненадолго только… Туда и обратно» – «Ага. За хоббита».

Гарднереллёз. «Не узнаешь? Это я… И, собственно, по делу… а как называется… Ну… Чем мы тогда болели, в общем?» – «Чем мы болели, не знаю. А у тебя гарднереллёз нашли». – «М-м-м… Просто из головы название вылетело… А я… я из страны уезжаю». – «Надолго?» – «Как получится» – «Туда, куда и хотел?» – «Туда, куда и хотел. Диагноз все боялся перепутать. Смешно, да?» – «Очень» – «Ну, в общем, ты это… давай там» – «И ты… и ты там… давай» – «Я еще приеду». – «Ага» – «Я буду преподавать» – «А-а…» – «Там очень ценят русских» – «Отлично» – «Ну, это, ты…» – «Даю, даю» – «Давай…» – «Да-да» – «Так, значит, гарднереллёз? Погоди, запишу…» – «И я тебя запишу» – «Не понял? Что-что?..»

Таблица умножения. «…и опять, опять: Набоков – это синтаксис» – «Чем уродливей мир, тем больше будет спрос на Набокова. А что мы видим красивого? На самом деле, строить фразу просто так не научишься – должна быть внутренняя подоплека. Охломонам местного разлива не понять: кухаркина методология! Восприятие же писателем времени… ну, это отдельная тема: Прошло уже столько лет, как он уехал, а воспоминания все так же свежи!» – «Ну да, ну да: что-то в этом роде г-н профессор и говорил…» – «Есть люди с таким ощущением времени и пространства, для которых границ времени не существует. Другое восприятие! Есть уездная, коммунальная насквозь „проза“ – про то, как холодильник сломался, – и мировая литература: Пруст, Джойс… Неужели это так сложно понять?» – «Дважды два».

Будьте осторожны. «Я, Наташа, живу дома почти как в гостинице. Это очень странное существование. Идеальные лабораторные условия для воспроизведения невроза, если хотите. Но на самом деле я звоню, чтобы рассказать сон. Вот представьте себе: в Москве организуется новая система спусков в метро. Менты говорят: „Вы должны тренироваться. Должны научиться входить правильно“. А на земле лежит шнур – то есть, надо спускаться в метро, как бы не сходя с его линии… Понимаете? Я кому-то даже отдала сумочку, чтобы случайно не оступиться… А менты гудят: „Для предотвращения скопления пассажиропотока в дверях… Профилактика… Для вашей безопасности…“ Потом говорят, будто идти нужно по одному, что абсурдно при таком количестве народа… И: „Граждане, если рядом с идущим по шнуру будет хотя бы один человек, его разнесет в клочья. Тут же“. Ну вот, а утром этот взрыв…»

Бананы. «Нет, это невозможно! Вот, смотри, что пишут: Поев бананов, человек начинает чувствовать себя гораздо лучше, а если он до того находился в состоянии депрессии, ее как рукой снимет» – «Где пишут-то?» – «В журнале… м-м-м… Женском» – «И давно ты читаешь женские журналы?» – «Господи, да я там работаю. Неделю уже…» – «Ты что, ревешь?» – «Ненавижу… Ненавижу… Ненавижу…» – «Подачка-то нормальная? Да не реви…» – «…» – «Через час буду. Никуда не уходи. Красного или белого? Что? Все равно?..»

С днем рождения. «Ой, ты дома! Где пропадаешь? С днем рождения!» – «Спасибо… Не пропадаю как бы». – «Как жизнь-то вообще?» – «По-разному. А сама?» – «Ой, малой болеет, мать с работы уволилась, этот запил… Ну, рассказывай». – «Что рассказывать?» – «Все рассказывай». – «Да все хорошо. Рассказывать нечего. Ты все там же?» – «А где ж? Чего искать-то?» – «Ну, десять лет на рынке – срок…» – «Да у нас работать негде, ты чего выдумала – срок! Живешь-то все с тем же?» – «М-м-м-да, да» – «А зарплата какая?» – «Хватает» – «Сколько получаешь, говорю?» – «Нормальная зарплата. Гонорары» – «Чего?» – «Го-но-ра-ры» – «А… А мужик твой сколько получает?» – «Хватает» – «Ты что, не знаешь, сколько твой мужик получает? Ну, вообще!» – «Не знаю» – «Ну, ты… вообще… даешь! Ну, с днем рождения!» – «Спасибо».