Любовь как закладная жизни

Отъехав от клуба, куда они с парнями приехали после встречи, он выехал на проспект. К дому, что он купил для Бусинки, можно было доехать минут за сорок. Это если машину пожалеть и ехать хорошей дорогой. Ему сейчас было плевать на машину, потому Вячеслав свернул к району комбинатов. Там, если знать проезд, держать приличную скорость и срезать через отвалы, а потом по проселочным — можно было добраться минут за пятнадцать.

Уже поворачивая в проезд, когда до дома оставалось метров двести, он набрал Федота, чтобы тот открыл ворота. Не хотелось будить Бусинку, а она наверняка спала в начале четвертого утра-то. У него аж шею ломило и плечи свело. И не от усталости после этих двух напряженных суток, а так сильно он ее хотел увидеть. Просто глянуть. Будить не будет, пусть поспит. Вячеслав надеялся, что хоть она-то в прошлую ночь не вскакивала каждые десять минут, а отдыхала. Потому как перед отъездом он своей Бусинке никакого продыху не дал. И понимал, что в конец выматывает, а расслабиться не мог. Его девочка ему настолько нужна была. Реально. И за прошедшие два дня он это еще четче понял. Странные конечно, выдались дни. Вроде напряга столько, и четкое понимание, по какому лезвию идешь. Шаг один не туда, и все, накроют тебя, пристрелят и на свалку отвезут. А в такой ситуации, как оказалось, все, кроме самого простого и до дикости очевидного и нужного на задний план отодвигается. Все вторичным становится, кроме понимания, ради чего ты на такой рожон прешь.

Федот ворота открыл. Достаточно тихо. Напряженно и тяжело глянул на него. Вячеслав даже четко расслышал похрустывание суставов. Он мог понять друга. Сам на таком стреме последние дни провел, что «мама не горюй».

— Нормально все, Андрюх. Утрясли, — хлопнув Федота по плечу, махнул головой Вячеслав, ощущая внутри себя какую-то непривычную эйфорию, туманящую мозги похлеще водки.

Вот вроде и не видно было, а сразу почувствовалось, как Федот попустился. И тут же за сигаретами полез, начав ухмыляться во всю морду.

— Чего тут у вас? — поинтересовался Боруцкий, наблюдая, как закрываются ворота.

Краем глаза отметил Лысого, маячившего на пороге.

И все спокойно, тихо так, что слышно легкий ветер, которые шатал ветки с только пробивающимися листьями.

— Тихо, вроде. Нормально, — так же негромко, как он сам, отчитался Федот, затягиваясь. — Только знаешь че, Славка? Я думал, это ты двинутый. Ага, фиг вам, Бусина твоя сто очков вперед тебе даст, — друг как-то так неуверенно глянул в его сторону. — Вон, Лысый видел, как я ее есть заставлял. А она на полном игноре. Как помешанная по дому бродила. Так что если че — мы не при делах. И за малышкой смотрели.

Вячеслав чуть не рассмеялся. Сдержался, хоть и не до конца подавил улыбку. Кивнул, типа успокаивая друга, что не будет за это ему счет выставлять и наезжать. Сам все понимал. Да и че, он не видел, что ли, что Бусинка и его заверениям не особо поверила, когда он ее успокаивал. Так на него смотрела, провожая, будто точно знала, на что Боров идет. Чуйка в этом вопросе у нее на «ура» сработала.

— Она спит?

— Вроде, — Федот пожал плечами. — Я ее три часа назад чуть ли не силой наверх погнал. Сил смотреть не было, как она то в окно, то на ворота, то на свой телефон пялится. Или просто в чай втыкает. Так что или спит, или сидит тихо. Не знаю.

Еще раз хлопнув Федота по плечу, теперь в качестве благодарности за столь непривычную для него роль опекуна, Вячеслав пошел в дом. Уж больно невтерпеж ему было. Хотел убедиться своими глазами, что с Бусинкой все в порядке, хоть и понимал, что ничего с ней не случилось.

На втором этаже было темно, единственным источником света служили отблески лампы с лестницы. Вячеслав пару секунд переждал, пока глаза немного привыкнут. И пошел к единственной комнате, где могла быть малышка. Просто только в той спальне имелась кровать, идущая в «комплекте» к дому от застройщика, как подарок покупателям. Тихо открыл двери, он всмотрелся в темноту. И тут же нахмурился — Агнии там не было. Кровать оказалась совершенно пустой, даже без подушек и одеял, которые Федот купил бы точно, Боров предупреждал его, что здесь ничего этого нет.

Ни фига не понимая, он зашел внутрь и обалдел совсем: малышка спала, завернувшись в одеяло до носа, как и обычно, полусидя, опираясь спиной на подушку. На полу между кроватью и окном.

Какого хрена?

Он бы очень хотел задать этот вопрос вслух. Но сдержался, решив, что лучше просто поднимет ее вместе с этим коконом и уложит на постель. Однако стоило ему сделать еще шаг, как Бусинка встрепенулась и вскинулась, сев на своем одеяле. Сонно моргнула и глянула прямо на него. Он замер. Бог знает с чего. Но просто не получалось сдвинуться с места. Смотрел на свою девочку, на ее растрепанные волосы, на бледные щеки. И в глазища ее, уставившиеся на него сначала с потерянным выражением, немного не от мира сего, явно еще не проснувшиеся, а потом начавшие наполняться таким счастьем, такой радостью. Смотрел, и у самого внутри такое закружилось, что грудь сдавило. Сердце бухнуло, раз, второй. И стоять больше сил не было.

Вячеслав шагнул к ней, только и малышка уже на месте не сидела. Бусинка подскочила со своих одеял, подушек. И неясно было, кто быстрее рванул, кинулся вперед. Да и неважно. Просто бросились навстречу друг другу, так что уже через секунду он слишком сильно сжал ее, обнял руками, притянув к себе. А она, ни капли не жалуясь, со всей своей силой прижималась к нему. И оба, казалось, не дышали. Только через пару секунд этого обоим же стало мало. И он запрокинул ее голову, вглядываясь в лицо, пальцами обводя каждую черточку лица малышки. А Бусинка, почему-то хватая воздух ртом, будто начала задыхаться, пыталась прижаться щекой к его ладони. Ее ладошки уже выдернули его рубашку из джинсов, и малышка скользнула, прижалась руками кожа к коже. Пробежалась пальцами по его спине, словно проверяя, все ли с Вячеславом нормально.

И куда уж теснее и ближе, кажется? А все равно обоим не хватало контакта. И хотелось стать еще ближе.

Вячеслав прижался губами к ее виску, поцеловал веки, ощущая, как отчаянно его девочка моргает. Чувствуя дрожь, которая трясла ее тело и с которой Бусинка пыталась справиться. Он обнял ее еще крепче, стараясь помочь малышке с этим совладать. Доказать, что все нормально и здесь он, и с ним все в порядке. Агния ткнулась лицом ему в шею, словно спряталась. Коснулась губами кожи, обжигая, заставляя по-новому бурлить кровь, которая и так еще не утихла.

Агния дышала, вроде, а кислорода не хватало. И мысли лихорадочно неслись в голове, сумбурные, радостные, встревоженные грустные одновременно.

Живой! Невредимый! Здесь. Рядом с ней.

Господи! Как же она была благодарна Всевышнему за это! Сколько молилась эти дни, сколько умоляла, чтобы Он сохранил Вячеслава от всего на свете.

Агния сама не знала, почему была так уверена, что с ним вообще может что-то случится, несмотря на все заверения и самого Вячека, и Федота. Просто ощущала, чувствовала, что все совсем не так просто, как они пытались ей показать. И дико боялась. А сейчас на нее нахлынуло такое облегчение!

Хотелось дотронуться, убедиться, точно-точно проверить, что все хорошо. И прижаться еще крепче. И обнять.

Но вместе с этим в Агнии плеснулось и возмущение. Злость даже. Так захотелось… ну, не отругать (как такого человека отругаешь?), а хоть сердито вычитать. Потребовать, чтоб он никогда больше так не делал. Чтоб не пропадал, не обманывал и не скрывал от нее того, что происходит на самом деле. Не сводил с ума, заставляя воображать Бог знает что, и медленно умирать от неизвестности.

Только что она могла сказать? Какие упреки высказать? Разве Агния не знала, кто такой Вячеслав Боруцкий? Чем он занимается? Знала, понимала, помнила. Как и то, что не имела по сути никакого права пытаться чего-то требовать и сердиться, заявляя, что он мучает ее. Он так жил десятки лет без нее. И она ведь полюбила и выбрала его таким, все видя и понимая. Не маленькая. Хоть и старой, конечно, не назовешь. Даже не очень взрослой. Но иногда «взрослость» ведь не возрастом определяется или прожитыми годами…

Вот и молчала она. Только тяжело дышала от избытка всего, что плескалось внутри. От слов и чувств, которые душили, проступали на глазах слезами, а Агния их отчаянно смаргивала. И от этого напряжения дрожь в ее теле усиливалась еще больше.

— Бусинка моя, ну что ты? Хорошо все. — Он погладил ее плечи, поцеловал волосы, веки. — Ну чего ты дрожишь? Тебе холодно? Какого хера ты на пол улеглась? А если простудилась?

Она глубоко вдохнула, покачала головой, уткнувшись лицом в ворот его рубашки. Втянула в себя такой знакомый и родной запах Вячека, горьковатый от примеси сигаретного дыма.

— Хорошо все. Не замерзла.

Она запрокинула лицо, наслаждаясь каждым прикосновением пальцев Вячека. Посмотрела в глаза любимому. И почему-то зажмурилась от того, что бушевало там с безумной силой. Попыталась в себя прийти.

— Вячек, ты голодный, наверное? Хочешь, я чая заварю? Или нагрею чего-то, там Вова привез много. Или приготовить могу…

Ему вдруг так весело стало. От этого ее вопроса, вот о еде он сейчас меньше всего думал, если честно. И горячо было от того, как она его обнимала, как глянула. И хорошо так, словами не передать, просто потому, что стоял сейчас и обнимал свою малышку. И даже не хотелось ничего больше. Потому что реально казалось, что просто не выдержать ему сейчас большего кайфа.

— Вячек? Правда, мне совсем несложно чая тебе сделать. Хочешь? — Она снова прижалась лицом к его шее.

Он покачала головой, коснувшись губами ее волос на макушке. Обнял свою девочку еще сильнее, даже приподнял немного. Мало было Вячеславу. Именно соприкосновения мало. Все хотелось еще большего ощущения Бусинки около себя. И все вдруг стало куда проще и легче. Элементарно и четко. И сложности все, какие-то блоки внутри — ушли:

— Люблю тебя, — четко и внятно признался он, ясно поняв, что в эти слова можно вложить до невозможного много. Куда больше, чем кажется на первый взгляд. Всю его одержимость ею, все то, что с ним сделала эта девчонка.

А малышка вдруг, ни с того, ни с сего застыла в его руках. Ну, что статуя, ей-Богу. А потом медленно так запрокинула лицо и уставилась на него с совсем ошалевшими глазами. И губы закусила.

Ну, в общем, как-то Вячеслав ждал другой реакции.

Но попытаться выяснить причину такого странного поведения не успел. Бусинка, которую он все еще держал приподнятой на руках, вдруг резко, сильно обняла его за шею. Стиснула так, что чуть горло ему не перекрыла:

— Правда-правда? — тихо прошептала малышка, ему на ухо.

— Правда-правда, — в тон ей усмехнулся Вячек.

Блин, ее затрясло еще сильнее.

— Вячек, я… — Она сглотнуло, словно это ее горло было сдавлено чьими-то, неожиданно сильными ручками. — Я знаю, что не имею права. И все знала. И… Господи! Вячек, — Агния отклонилась, глянула на него, совершенно растерявшегося от этого ее бормотания. И вдруг прижалась к его губам. Жадно, с силой. Так он, наверное, ее всегда целовал, словно проглотить хотел. Оторвалась. Начала покрывать все лицо короткими, горячечными поцелуями. — Я не выдержу, если с тобой что-то случится, Вячек. Честно, — бормоча ему в рот, призналась Бусинка. — Тебя я потерять не смогу. Просто не перенесу.