Любовь как закладная жизни

— Я не специально, Вячеслав Генр… Вячеслав. Правда. Просто подарок принесла, а потом ваш голос услышала. Думала, что в руки отдам… — Бусинка снова всхлипнула. — Но я не… Вы не думайте. Я ушла. Просто — это так больно было. Вы с другой. А перед этим ночью меня целовали. И я растерялась…Очень больно, — она снова бормотала, глядя вниз.

— Бусинка, — Вячеслав прочистил охрипшее горло, снова подумав, а чтобы он бы ощутил, застав ее в такой ситуации? Точно не ушел бы. Однозначно…

— Нет, я не маленькая, и понимаю, что у вас, вам… надо… Тебе, — она вцепилась в мокрый свитер у него на груди. — Просто, эта женщина… Мне хотелось ей так же больно сделать. Очень, — еле слышно призналась его девочка, так, что Борову пришлось пригнуться к ее лицу, чтобы услышать. — Просто… я для тебя все-все сделаю, не надо… Пожалуйста, — она придушенно вздохнула.

Против воли уголки его губ дрогнули. Девочка, девочка. Это он мог понять. Сам, наверное, тупо мордобой бы устроил. Если не хуже.

— Агния, — надавив на ее щеки, он поднял лицо малышки. — Девочка моя, грозная ты, как я погляжу, — попытался пошутить Вячеслав, и провел по щекам Агнии большими пальцами, пытаясь стереть слезы. Хоть, хрен там разберешь, где слезы, а где просто вода. — Малышка, я тебе даю слово, что не уйду. Только так, на минутку, ты в курсе, вообще, что это преступление? — он подмигнул ей. — То, че я на кухне с тобой делал. Подсудное дело…

— Вам страшно? Тебе, — вот, только плакала, а теперь наглости хватает прятать лукавую улыбку, хоть и шмыгает еще носом.

— Ага, до жути просто, — рассмеялся Боров.

Понял, что с него уже на пол вода течет. Встал, стянул свитер. И застыл, услышав тихий вздох со стороны малышки. Вячеслав обернулся, собираясь успокоить ее, что не будет больше трогать. И не смог.

Она так на него смотрела. И покраснела опять. И стояла посреди ванной во весь свой рост полностью голая, сводя его с ума. Он вновь ощутил, как кровь рванула в пах и в ушах пульс застучал.

— Вячеслав Ге… — она провела рукой по волосам, кажется поняв, что у него в голове закрутилось. Хреновый из него сегодня конспиратор, блин. — Я правда, все могу, скажи только… И я готова… — малышка неуверенно переступила с ноги на ногу.

— Успокойся, Бусинка, что я, совсем зверь? — обняв ее ладонями за талию, Боров притянул девочку к себе и коснулся ртом впадинки пупка, втягивая воду, которая скопилась на коже. — И так тебя сегодня измучил…

— Нет! Ты что! Мне понравилось, правда, — она уцепилась в его плечи руками. — Ой! — отдернула.

Вячеслав вздохнул. Ругнулся в голос.

— Можно, Бусинка, — хрипло разрешил он, или приказал даже. — Можно касаться. Блин! Я ХОЧУ чтобы ты меня касалась. Ты разве не видишь? Я от взгляда твоего на взводе, девочка моя. Тебе все можно! Что ни захочешь.

— Но, ты там, той говорил… — она робко протянула руку и погладила его плечо, замедлив пальцы на наколке в виде ножа.

— Забудь, — Вячеслав стиснул ее пояс руками и сам подошел ближе, понимая, что реально не может перестать ее касаться и целовать живот Бусинки. — Все, малышка. Обо всем, что видела и слышала — забудь. Я тебе дал слово? — он дождался, пока она кивнула. — И что других не будет больше — говорю. На кой хрен они мне нужны, если ты у меня есть, Бусинка?

Она вдруг сильно обняла его, обхватив шею руками, и прижалась губами к губам Вячеслава. Не то, чтоб умело, но да, явно помня все, что он показывал ей на той крыше. Он застонал, обхватил ее затылок, сильнее прижав к себе, к своему рту, и опять погрузился языком в ее рот.

— Бусинка моя, — его руки сами скользнули ниже, обхватив ее грудь, пальцы потерли соски.

Она выгнулась, застонав в его рот. И он почувствовал, как участилось дыхание его малышки.

— Вячеслав… — с той же хныкающей тоской в голосе, которая уже раз сорвала ему крышу напрочь, протянула она. — Мне… Это нормально, что мне опять хочется? — не глядя на него, покраснев, все-таки спросила она достаточно внятно и громко.

Блин, ему, наверное, не стоило бы так лыбиться.

— Тебе больно будет, Бусинка. Мы подождем, — заметил он, пряча улыбку тем, что добрался ртом до ее груди.

— А тебе не хочется? — с недоумением спросила она, проводя пальцами по его голове.

Вячеслав не выдержал, рассмеялся, поднял голову, глянув ей в глаза.

— Девочка, я из-за того, что тебя хочу, уже год спать нормально не могу, так что еще ночь как-то перетерплю, тем более что ты моя, и не денешься никуда уже, — он с довольством осмотрел ее всю.

— Но… — Бусинка наклонила голову к плечу.

Боров улыбнулся, узнав свой жест. И вдруг его что-то стукнуло. Опять, по ходу. Вот, глядя на нее, всю такую мокрую в каплях, разомлевшую и распаренную, Вячеслав вспомнил все свои косяки за сегодня. Впрочем, это не помешало ему по новой завестись с полоборота. И стояк был такой, словно он и не брал ее меньше часа назад.

— Повернись, — севшим голосом велел Боров, дернув застежку мокрых джинсов.

Бусинка помедлила только секунду, с удивлением глянув на него. И послушно повернулась лицом к стене. Вячеслав переступил край ванны. Впритык подошел к малышке. Обхватил ее бедра и дернул Бусинку на себя, упершись членом чуть пониже соблазнительной попки, которую он еще и не рассмотрел толком так, как хотелось. Но сейчас он не тем собирался заняться.

— Иди сюда, Бусинка.

Не позволив ей развернуться, Вячеслав сжал ее запястья и заставил поднять руки, забросив их себе на шею. Ладонями скользнул по мокрой коже. Накрыл одной рукой грудь, вырвав у малышки легкий вздох. Скользнул ниже, к животу, погладил. И надавил, заставив прогнуться так, чтоб устроиться членом у нее между бедер. Не входя внутрь тела малышки, каким бы сладким и желанным это ему сейчас не виделось. Но и мучить ее лишний раз Боров не хотел. Заставил малышку сжать ноги, показывая, чего хочет от нее. И после этого провел пальцами, стирая капли воды с кожи, пока не добрался до низа ее живота. Надавил, накрыв ладонями мягкие складки. И скользнул пальцем между ними.

Агния задыхалась. Смена страха, отчаяния, радости и почти восторга от того, что он сказал ей, что пообещал — и так было много для нее после всего. И новое возбуждение, вдруг всколыхнувшее, поднявшее внутри все, что затаилось после прошлого раза, так и не найдя выхода.

А теперь, когда он начал касаться ее, гладить — она совсем понимание чего-либо потеряла. Агния растворилась, потерявшись в струях теплой воды, в прикосновении губ Боруцкого, целующих, покусывающих ее затылок под волосами. В движениях его тела, не очень ей понятных, вызывающих недоумение тем, что он так и не погружался внутрь нее. Но больше всего ее сбивало с толку прикосновение его пальцев к ее телу. К таким чувствительным точкам в ней, о которых Агния и не знала. Она пыталась отодвинуться, как-то уменьшить давление, напор, трение, но Вячек не позволял, не отпускал. Не давал сдвинуться и на сантиметр, продолжая свои настойчивые движения.

И это было больше, сильнее того, что она уже испытала. Напряжение внизу ее живота закрутилось, сжалось в такую спираль, стало таким невыносимым, что когда он изменил ритм, надавив и задержав пальцы — Агнии показалось, что она действительно взорвалась.

И она не слышала ни свой тихий крик, ни того, как повторяла в этом крике его имя, ни шума воды, ничего уже. Только пульсацию крови в ушах и безумно сладкую дрожь в каждой мышце, в каждой клетке тела, которое стало слабым-слабым. И даже сомнения уже не возникло, что уж вот это — оргазм. Однозначно.

Он подхватил ее, не дал сползти, удержав. И это было хорошо, потому что Агния не устояла бы. Она покорно опиралась на него, подчиняясь, когда Вячек вдруг прижал ее к стене животом, сжал бедра ладонями и еще несколько раз сильно толкнулся между ее кожей. И сам обмяк, придавив ее всем телом к кафелю. Агния подчинялась. Ей было слишком хорошо, чтобы пытаться на что-то влиять.

Глава 24