Клятва Ненависти

Глава 12

Райдер

Включив музыку на автомобильной стереосистеме, я рассчитываю досадить людям в этом районе, пока жду возвращения Пенни. Просматривая свой телефон от скуки, я понимаю, что пропустил несколько сообщений и звонков от девушки, с которой я часто трахался в клубе. Она была моей любимой добычей до того, как у меня появилась удобная киска в доме круглосуточно. Я удаляю все сообщения и кладу телефон обратно в карман.

Посмотрев в сторону дома, я все еще не вижу Пенни. Я начинаю слегка беситься из-за того, что она так долго собирает свое дерьмо, как вдруг меня пронзает иное чувство. Может ли она быть настолько глупой, чтобы попытаться сбежать от меня? От этой мысли маленькие волоски на моей шее вздымаются. Она не станет.

Прежде чем я успеваю подумать об этом, песня заканчивается. Между окончанием этой песни и началом следующей наступает небольшой отрезок тишины. В эти две секунды я слышу что-то похожее на крик, доносящийся из дома.

Я вскидываю голову и смотрю на дом, выключая радио одной рукой, а другой держась за дверную ручку. Когда я слышу второй высокий крик, мое тело движется само по себе. Я выхожу из машины и в мгновение ока оказываюсь у входной двери.

Не потрудившись проверить, не заперта ли дверь, я использую импульс своего бега, чтобы с ходу ударить ногой в эту дерьмовую дверь. Дерево легко поддается, и дверь слетает с рамы, когда я вхожу в дом.

По дому разносится эхо криков, и я следую за звуками, пока не оказываюсь на кухне. Пенни лежит на полу, ее руки пытаются защитить лицо. Какой-то парень навалился на нее сверху, удерживая ее туловище, и осыпает ее ударами.

Всепоглощающая ярость пронзает меня, заполняя все фибры моего существа, когда я наблюдаю за происходящим передо мной. Я чувствую, как вибрируют мои мышцы, как мое тело готовится к драке. В следующее мгновение я уже нахожусь в другом конце комнаты и руками обхватываю шею парня. Он был так занят избиением Пенни, что даже не заметил и не услышал моего приближения.

Я оттаскиваю его от нее за шею, отбрасываю к ближайшей стене и готовлюсь выбить из него всю душу, когда вижу его лицо.

Какого хрена? Томас Келлер?

Его грудь вздымается, глаза расширены от шока, и я представляю, что выгляжу в точности так же. Толчком я отпускаю его, и он прижимается к стене, задыхаясь.

— Какого хрена ты здесь делаешь? — выплевывает он мне в лицо, когда снова обретает голос.

На мгновение я так шокирован его присутствием, что просто стою и смотрю на него. Это ее парень? Он? Парень, из-за которого меня выгнали из школы. Причина, по которой меня отослали из единственной приемной семьи, которой было до меня дело.

Предательство Пенни, словно старая рана, снова открылась и режет меня, как тупой нож.

Я поворачиваюсь и смотрю на нее, все еще лежащую на полу. Одной рукой она поддерживает себя, а другой закрывает кровоточащее лицо. Слезы текут по ее лицу, и даже с расстояния в несколько футов я вижу, как содрогается ее тело. Она смотрит на меня красными глазами, в которых отражается шквал эмоций. Я настолько погрузился в глубину этих голубых глаз, что лишь смутно осознаю, что Томас бросился бежать.

Задняя дверь открывается и захлопывается, оставляя нас с Пенни одних в доме. Остается лишь звук ее неровного дыхания.

Проходит мгновение, прежде чем я могу собраться с мыслями и спросить:

— Он? Ты жила с ним? — она только кивает, а по ее и без того опухшему лицу стекают новые слезы. Я должен, блять, оставить ее здесь… с ним. Она заслуживает этого. И все же, я не могу заставить свои дурацкие ноги двигаться.

Всхлипнув, она падает обратно на пол и сворачивается калачиком. Я пытаюсь заставить себя уйти и наслаждаться тем, как она разваливается на полу, сломанная и избитая. Все, что мне нужно, это уйти отсюда и оставить ее позади, покончить с ней… но я, черт возьми, не могу, и за это я ненавижу ее еще больше. Ненавижу ее за то, что она заставила меня волноваться.

Когда мои конечности возобновляют работу, я топаю мимо нее и прохожу через весь дом, пытаясь найти спальню. Когда мне это удается, я вижу наполовину полную сумку, лежащую на кровати. Я открываю шкаф и хватаю еще немного одежды, запихивая в сумку все, что могу. Когда она набита до отказа, я застегиваю молнию и перекидываю сумку через плечо.

Я возвращаюсь на кухню и иду к ней. Нагнувшись, я просовываю руки под ее маленькое, дрожащее тело и поднимаю ее. Не глядя на ее лицо, я несу ее к своему грузовику. Каким-то образом я открываю дверь, не опуская ее на землю. Усадив ее на пассажирское сиденье, я прохожу к своей стороне грузовика, бросая ее сумку на заднее сиденье.

— Тебе нужно к врачу? — спрашиваю я, садясь за руль. Я намеренно сохраняю свой голос монотонным, не желая, чтобы она знала, как сильно все это на меня повлияло.

— Нет, — хнычет она, когда я выруливаю на дорогу. Спасибо, черт возьми. Поход к врачу был бы сейчас настоящим затруднением.

Мы едем домой в тишине, и я все еще не решаюсь посмотреть на нее. Даже не могу заставить себя взглянуть на то место, где она сидит.

К тому времени, как мы подъезжаем к моему дому, даже ее хныканье и всхлипывания затихают. Я паркую грузовик, глушу двигатель и выхожу. Захватив ее сумку с заднего сиденья, я не обращаю внимания на то, что она вылезла из машины и последовала за мной внутрь.

Моджо обходит меня и направляется прямо к Пенни, поскуливая, когда видит ее. Я бросаю ключи на стойку и направляюсь в свою комнату, захлопывая за собой дверь. Я не могу в это поверить. Почему она была с этим членососом?

Боже, я должен был догадаться, что это он. Она продала меня и солгала, чтобы защитить его. Конечно, она осталась с ним. Возможно, она любила его даже тогда. Возможно, любит и сейчас. Иначе с чего бы ей так поступать? Почему еще она позволила ему так обращаться с ней? Пошел он и пошла она.

Когда метаться по комнате становится недостаточным, я сбрасываю ботинки и джинсы, заменяя их шортами и кроссовками. Покинув свою комнату, я спешу через дом, чтобы выйти через заднюю дверь. Как только дверь захлопывается за мной и мои ноги ступают на траву, я бегу.

Я напрягаю ноги, пока мои мышцы не начинают кричать, чтобы я остановился, но даже тогда я продолжаю бежать. Я бегу, пока мои легкие не начинают гореть, а сердце, кажется, вот-вот разорвется. Только тогда, когда я уже довел себя до грани потери сознания, я сбавляю темп и возвращаюсь домой пешком.

Когда я возвращаюсь к дому, уже стемнело, я понятия не имею, как долго я бежал, но я уверен, что это был самый длинный забег в моей жизни. В доме все тихо, и только одна лампа горит в гостиной. Пенни свернулась калачиком на диване, Моджо раскинулся перед ней, даже не сдвинувшись с места при виде моего приближения.

Я опускаюсь на пол рядом с ним и провожу пальцами по его шерсти. Впервые с тех пор, как я нашел ее на полу в кухне, я заставляю себя посмотреть на Пенни. Действительно посмотреть.

Она спит, ее руки сложены под щекой, а губы слегка раздвинуты. Распухшая правая сторона ее лица приобрела черно-синий оттенок. Пряди волос прилипли ко лбу, и я не могу удержаться, чтобы не смахнуть их. Часть лица покрыта засохшей кровью, но больше всего беспокоит то, что ее дыхание кажется затрудненным. Черт, может, мне все-таки стоило отвести ее к врачу?

Я достаю аптечку из ванной и смачиваю тряпку. Тихо и осторожно я сажусь на пол рядом с диваном и начинаю очищать ее лицо. К счастью, она не просыпается. Не думаю, что смогу выдержать, если она будет наблюдать за мной, пока я занимаюсь этим. Черт, я не думаю, что вообще смогу выдержать ее взгляд на себе, и опять же, я не понимаю почему.

Почему это так тяжело для меня? Видя ее такой, я должен чувствовать себя лучше. Знание того, что она была с Томасом последние несколько лет, не должно иметь для меня значения. Все это не должно иметь для меня значения. Она не должна иметь для меня значения.

Когда я заканчиваю промывать ее раны, я поднимаюсь на ноги и натыкаюсь на журнальный столик позади себя. Шум будит ее, и ее глаза открываются. Она смотрит на меня, словно собираясь что-то сказать, но ее губы не шевелятся. Тогда я решаю заговорить вместо нее.

— Ты уверена, что тебе не нужен врач. Ты тяжело дышишь. Мне не нужно, чтобы ты умерла на моем диване.

— Я в порядке. Это просто ушиб ребра. Все будет хорошо, — говорит она, в конце ее голос ломается. — Я не умру из-за этого. Со мной все будет хорошо.

Я не уверен, пытается ли она убедить себя или меня.

Я уже собираюсь повернуться и уйти, когда она кашляет. Ее лицо искажается в маску боли, когда она закрывает рот рукой. Как только она отдергивает руку, я вижу ярко-красное пятно на ее ладони. Гребаный Христос.

— Ты не в порядке. Ты кашляешь кровью. Поехали, я отвезу тебя в неотложку.

— Я уверена, что все в порядке…

— Вставай, — рычу я, не давая ей закончить. Когда она пытается самостоятельно встать, я замечаю, как ей тяжело. Поскольку она едва может подняться на ноги, я хватаю ее под мышки, как ребенка, и осторожно тяну вверх.

Я помогаю ей дойти до грузовика, и мне приходится поднимать ее на сиденье. Она морщится при движении, но не жалуется.

— Ты упала с лестницы, поняла? — спрашиваю я ее, когда мы уже почти добрались до места. — Я не могу привлекать копов. Они сейчас пытаются найти что-нибудь, что можно на меня повесить.

— Поняла, — сразу же подтверждает она. Я беспокоюсь не столько о том, что Пенни будет лгать, сколько о том, что какая-нибудь добропорядочная медсестра позвонит в полицию и скажет, что я ее избил.

Я хочу спросить ее, почему. Почему она осталась с ним, и почему она позволила ему уйти от ответственности за ее избиение. Действительно ли она так сильно любила его?

Столько вопросов, но я не осмеливаюсь задать их вслух, потому что, по правде говоря, я не хочу знать ответ, в основном потому, что я не готов его услышать.