Клятва Ненависти

Глава 20

Райдер

Ее нет уже две недели. В доме пусто, как будто не хватает чего-то жизненно важного. Здесь тихо, слишком тихо. Моджо тоже это знает. Он хандрит, скучает по ней, как и я.

Я не должен удивляться тому, что она уехала. Я не давал ей причин оставаться, не давал причин доверять мне. Я обращался с ней как с дерьмом, пинал ее, когда она уже была на дне. Я знаю все это, но ничего из этого не облегчает ее уход. Скорее наоборот. Это делает его более тяжелым.

Как только я понял, что она ушла, я послал одну из девушек-барменов клуба в женский приют на ее поиски. Я знал, что они не подпустят меня ближе, чем на десять футов к входной двери. Ее там не было, поэтому я пошел в единственное другое место, о котором мог думать.

Я подкрался к дому, пробираясь и заглядывая в окно, как последний гад. Она была там, сидела за обеденным столом со своей семьей. Семьей, которую мы однажды делили.

Я уже собирался выбить дверь, вытащить ее, потребовать, чтобы она вернулась ко мне, но тут кое-что произошло.

Она улыбнулась…

Она, черт возьми, улыбнулась, и в тот же миг я почувствовал, как ледяная оболочка моего сердца треснула, разлетелась на миллион осколков. Каждый кусочек врезался в мою грудь, причиняя боль, которую я никогда раньше не чувствовал.

Это был маленький, казалось бы, незначительный жест. Она улыбнулась чему-то, что сказала ее мама, ее глаза загорелись, а плечи слегка задрожали, когда улыбка превратилась в хихиканье. Она была счастлива, удовлетворена.

За все те недели, что она жила у меня дома, ни разу — никогда — я не видел, чтобы она улыбалась. Ни разу я не видел, как загораются ее глаза, не слышал ее смеха. Я видел только ее боль, ее слезы и чувствовал, как она дрожит от страха.

Я ненавидел ее за то, что она сделала со мной, ненавидел ее так долго. Теперь я понимаю, что сделал гораздо хуже, и ненавидеть мне приходится только себя.

Звонит телефон, вырывая меня из мыслей. Я отвечаю, не проверяя дисплей, точно зная, кто это.

— Где ты, черт возьми? — голос Мэддокса гремит через динамик моего грузовика.

— Просто катаюсь. Что случилось?

— Возможно, у нас есть зацепка на Такера. Завтра я буду знать больше, так что будь готов.

Связь обрывается, в типичной манере Мэддокса.

Напоминание о Такере только омрачает мое и без того мрачное настроение. Этот ублюдок обокрал нас. Пенни была права. К сожалению, он узнал, что мы его разыскиваем, прежде чем мы смогли его поймать. Теперь мы не можем его найти.

По крайней мере, никто из братьев не встал на его сторону после того, как мы показали им доказательства. То, что он так удрал, только усилило его виновность.

Выбросив из головы мысли о придурке Такере, я сосредоточился на реальном моменте.

Я паркуюсь в паре домов ниже, — всегда на другом месте, — а затем прохожу остаток пути пешком. Сейчас два часа ночи, все в этом тихом пригородном районе спят — все, кроме Пенни.

Она сидит на заднем крыльце и смотрит на небо. В руках у нее чашка. То, как она делает осторожные глотки, говорит о том, что это что-то горячее.

Стул на лужайке, на котором она сидит, издает слабые звуки, когда она двигается, подтягивая ноги. На ней мой свитер, тот самый, который она надевала, когда ушла. Он ей настолько велик, что она похожа на ребенка, который носит взрослую одежду.

Я остаюсь в тени за деревом. Она не знает, что я здесь, никогда не знает. Я прихожу к ней почти каждый день, это стало рутиной, своего рода навязчивой идеей.

Необходимость видеть ее заставляет меня поступать так, но это все, что я делаю. Я просто приезжаю сюда, чтобы увидеть ее. Убедиться, что с ней все в порядке, а потом уезжаю, возвращаюсь домой, в свой пустой дом, желая, чтобы он не был таким пустым.

Бросив на нее последний взгляд, я впитываю ее в себя. Каждую черточку, каждую прядь ее волос, — я запоминаю все. Я жду, пока она допьет все, что было в ее чашке. Затем я смотрю, как она поднимается и возвращается в дом. Только когда я знаю, что она благополучно вернулась в дом, я поворачиваюсь, чтобы уйти.

Я делаю два шага, прежде чем резко остановиться.

— Забыл, где находится дверной звонок? — спрашивает Джеймс, его всегда добрые глаза бросают на меня вопросительный взгляд. Внезапно я перестаю быть хладнокровным преступником. Я вновь стал подростком, стоящим перед единственным отцом, который у меня когда-либо был.

— Я просто пришел проведать ее, — объясняю я, засовывая руки в карманы.

— Я понял, — кивает он, — Пенни нам все рассказала. О своей лжи и о том, что ты позволил ей немного пожить у тебя.

Чувство вины и стыда смешиваются глубоко внутри меня. Я уверен, что она не рассказала ему о том, что я просил у нее взамен. Что я брал у нее в качестве платы. Надеюсь, он никогда об этом не узнает, потому что, по правде говоря, я не хочу, чтобы он разочаровался во мне. Он всегда был добр ко мне, хорошо ко мне относился, принимал меня в свой дом, когда никто другой этого не делал.

— Мне жаль, что она солгала, и мне жаль, что мы тебе не поверили, — его извинения искренни, что только заставляет меня чувствовать себя хуже из-за моих действий.

— Я никогда не злился на вас, и я больше не ненавижу Пенни за то, что она сделала.

— Это хорошо. Это слишком большая ненависть, чтобы держать ее в себе. Такая ненависть может поглотить тебя изнутри.

Разве я, блять, не знаю?

— Дерьмо случается, — я пожимаю плечами.

— Почему бы тебе не зайти внутрь, не выпить со мной пива?

Я испытываю искушение сказать «да». Снова стать частью их жизни. Быть частью жизни Пенни нормальным образом. В моем сознании возникает крошечная вспышка счастливого будущего. Мир, где все хорошо, где у нас с Пенни нормальные отношения, без ненависти и обиды между нами. Но потом я вспоминаю, кто я такой, каким человеком я стал, и что я сделал с Пенни.

— Уже поздно. Может, в другой раз?

— Может, в другой раз, — повторяет он мои слова. — Тебе всегда здесь рады, Райдер.

— Я буду помнить об этом.

И я буду помнить об этом, но не стану действовать, потому что знаю, что ничего не выйдет. Было бы неправильно снова ступить ногой в этот дом. Это было бы несправедливо по отношению к Пенни.

Лучшее, что я могу сделать для нее сейчас, это уйти. Пусть она построит ту жизнь, которую заслуживает. Жизнь, которую она потеряла пять лет назад, в тот же день, когда я потерял свою.