Клятва Ненависти

Глава 29

Пенни

Еще до того, как Райдер забирается обратно в грузовик, я понимаю, что наши планы скоро изменятся. Я не слышу, о чем они говорят, но могу прочитать достаточно языка их тела, чтобы понять, что Мэддокс о чем-то просит Райдера. Поначалу Райдер не соглашается, но потом его плечи опускаются в знак поражения, и он слегка кивает.

Тяжелая голова Моджо покоится у меня на коленях. Я провожу пальцами по его мягкому меху, позволяя ему немного успокоить мои нервы.

Райдер открывает дверь и садится на водительское сиденье, а мотоцикл Мэддокса с ревом проносится рядом с нами. Даже после того, как Райдер закрывает дверь, мотоцикл ревет так громко, что я чувствую вибрацию, исходящую от него. А может, это просто я дрожу от страха.

— Он нашел Такера, и мы собираемся остаться у Мэддокса на ночь. Там ты будешь в безопасности.

— Ты говорил то же самое, когда отвез меня в клуб.

— И? Тебя кто-то обидел в клубе?

— Ну, нет, но… — твои друзья чуть не изнасиловали меня.

— Но ничего. Я оберегал тебя, как и обещал, — он заводит грузовик и выезжает с парковки.

— Хорошо, — соглашаюсь я. Вряд ли он передумает.

Мы едем гораздо дольше, чем я ожидала. Я думала, что Мэддокс будет жить недалеко от клуба, как Райдер, но на самом деле он живет примерно в часе езды.

— Он редко сюда приезжает. Большую часть дня он проводит в клубе, — отвечает Райдер на один из моих невысказанных вопросов, пока мы едем по длинной и извилистой подъездной дорожке.

Я не видела другого дома в течение примерно пяти минут, что означает, что у него нет соседей. Не сомневаюсь, что его уединение — продуманный ход.

Когда мы подъезжаем к дому, открывается пристроенный гараж, и Мэддокс загоняет свой мотоцикл внутрь. Райдер паркует свой грузовик перед гаражом и глушит двигатель.

Моя голова идет кругом, когда я смотрю на двухэтажный особняк, который выглядит так, словно здесь живет большая семья. Интересно, живет ли он здесь один? Из того немногого, что я знаю о Мэддоксе, он одиночка. Я сомневаюсь, что у него есть девушка или кто-то еще, живущий с ним.

Я настолько погрузилась в свои мысли, что вздрогнула, когда открылась задняя дверь.

Райдер забирает Моджо из грузовика, а я сползаю с сиденья следом за ним. Когда я вылезаю, рядом с грузовиком стоит Мэддокс, его руки скрещены на широкой груди.

— Расслабься, я дал Райдеру слово не трогать тебя, — говорит он мне, его тон дает мне понять, что он не рад этому.

Просто кивнув, я следую за Райдером в дом, через гараж. Моджо все еще двигается вяло, и я уверена, что он отключится, как только получит возможность где-нибудь прилечь.

Внутри дома на удивление уютно. Первым делом мы попадаем на кухню. Белые, обветренные шкафы охватывают угол, а в центре комнаты стоит большой кухонный островок, с потолка над которым свисают кастрюли и сковородки. На окне над глубокой двойной раковиной висят занавески в виде подсолнухов, что придает кухне атмосферу загородного дома.

На стене у лестницы висят фотографии — семья с тремя маленькими детьми, и я задаюсь вопросом, действительно ли это дом Мэддокса.

Гостиная такая же красивая, как и остальная часть дома. Большой диван стоит перед кирпичным камином, над камином висит телевизор.

— Просто уложи Моджо на диван, — говорит Мэддокс, напоминая мне, что он находится прямо за мной.

— Садись и оставайся с ним, — говорит мне Райдер, когда Моджо устраивается.

Ему не нужно повторять мне дважды. Я обхожу диван и сажусь, осторожно прижимаясь к Моджо.

Парни исчезают в другой комнате, но я знаю, что они недалеко, потому что слышу их приглушенные голоса. Я неловко устраиваюсь на диване и жду, пока они закончат свой разговор.

Когда они возвращаются, они выглядят такими же взбешенными, как и раньше. Я надеялась, что разговор разрешит то, из-за чего они ссорятся. Очевидно, нет.

— Мы оставим тебя здесь ненадолго, — объявляет Райдер. — Мы позаботимся о Такере… после я отвезу тебя обратно к тебе домой, и ты забудешь, что последние несколько недель вообще когда-либо происходили.

Его слова не должны причинять мне такую боль, но они причиняют. Они режут так глубоко, что мне кажется, будто мое сердце кровоточит. Он не только прогоняет меня, но и хочет, чтобы я все забыла. Я должна радоваться, должна испытывать облегчение от того, что он дает мне выход, способ начать жизнь с чистого листа, но мое глупое сердце не дает мне этого сделать.

Слезы наворачиваются на глаза, но я отгоняю их. У меня будет много времени, чтобы поплакать позже наедине.

— Это поможет ему отключиться на некоторое время, — говорит Райдер, протягивая Моджо таблетку, завернутую в сыр. — Ты можешь подняться наверх в комнату для гостей.

— Я лучше останусь здесь с Моджо, — говорю я ему, мой голос дрожит от непролитых слез и миллиона эмоций, бурлящих в моей душе.

— Как знаешь, — присоединяется к нашему разговору Мэддокс. — В холодильнике есть еда.

Я предполагаю, что он подразумевает, что я могу что-то съесть, не говоря об этом.

— Мы вернемся через несколько часов, — Райдер бросает на меня взгляд, который гласит: «Не делай глупостей».

— Хорошо, — кивнув, я наблюдаю, как они исчезают через парадную дверь. Я начинаю плакать, как только щелкает замок. Райдер, выходящий за дверь и не оглядывающийся, слишком сильно олицетворяет то, что он делает со мной.

Молча, я позволяю слезам свободно струиться и утешаюсь теплом, которое дает мне большое тело Моджо.

Вскоре после их ухода Моджо погружается в глубокий сон. Я продолжаю поглаживать его еще некоторое время после того, как он отключился, просто наслаждаясь тем, как его шерсть ощущается между моими пальцами.

Когда я больше не могу сидеть на месте, я поднимаюсь и прохаживаюсь по комнате. Я ощущаю себя здесь странно, особенно в одиночестве. Но это не мешает мне немного пошарить вокруг.

Я рассматриваю фотографию, висящую на стене. Присмотревшись, я понимаю, что дети — это два мальчика и девочка. Все они близки по возрасту, возможно, с разницей в год. Оба родителя выглядят счастливыми и влюбленными.

Первые несколько фотографий сделаны, когда дети, должно быть, учились в начальной школе. По мере продвижения по коридору дети становятся старше, пока не оказываются на выпускном в средней школе. Тогда я впервые узнаю его.

Он похож на другого человека без татуировок, бороды и постоянного сердитого хмурого выражения лица, но я уверена, что это Мэддокс. Я не могу не задаться вопросом, как он так сильно изменился. Что с ним случилось? Что случилось с его семьей?

Эти вопросы не дают мне покоя, мой желудок урчит, а с дивана доносится мягкий храп Моджо. Я иду на кухню, решив найти что-нибудь перекусить.

Хотя Мэддокс сказал, что у него есть еда, но открыв холодильник, я обнаруживаю, что он почти пуст. Как у типичного парня, у Мэддокса больше пива и всяких заправок, чем настоящей еды. Однако я обнаруживаю немного сыра и мяса для сэндвичей, спрятанных за упаковкой пива.

Я роюсь в шкафах в поисках хлеба, но быстро сдаюсь. Достав тарелку, я выкладываю на нее сыр и ветчину. Запах мяса заполняет мои ноздри, и меня охватывает волна тошноты.

Голод внезапно превращается в бурление в желудке, и я судорожно вздыхаю. Какого черта?

Бросившись к раковине, я хватаюсь за стойку по обе стороны и опускаю голову. Закрыв глаза, я делаю несколько глубоких вдохов через нос, пока тошнота не проходит.

Еще больше слез текут из моих глаз и стекают по лицу. Мне не нужно быть гением, чтобы понять, что это значит. Наш неизменный секс без презервативов настиг нас. У меня нет регулярных месячных, поэтому я не могу судить только по этому признаку, но тошнота в дополнение к этому — явный знак.

— Тогда тебе лучше принять таблетку экстренной контрацепции. Потому что я не собираюсь заботиться о каком-то сопляке, — слова Райдера проносятся у меня в голове. То, что я беременна, ничего не изменит. Он все равно отправит меня прочь… все равно бросит меня.

Как я буду заботиться о ребенке? Я едва могу позаботиться о себе.

Как только мысль об аборте приходит мне в голову, я сразу же ее отбрасываю. Я никогда не смогу пройти через это. Неважно, насколько трудно будет, я никогда не смогу этого сделать… никогда.

Оторвав кусок бумажного полотенца, я вытираю глаза и беру свою тарелку. В этот момент я слышу, как что-то разбивается. Возможно, стакан или ваза. Я бегу в гостиную, уверенная, что Моджо, должно быть, зашевелился и что-то сбил, но когда я добегаю до дивана, Моджо все еще в отключке. Мне кажется, он вообще не двигался, и в комнате тоже ничего не разбито.

Неужели мне показалось?

Затаив дыхание, я остаюсь неподвижной и совершенно тихой, прислушиваясь к любому звуку. В течение долгого времени нет ничего, кроме тишины. Затем я слышу, как что-то движется… прямо позади меня.

Я не успеваю повернуться. Кто-то врезается в мою спину. Две руки обхватывают мое тело, заключая меня в клетку.

— Привет, маленькая зверушка, — Такер хихикает мне в ухо. — Наконец-то мы остались вдвоем. Нам будет так весело вместе.

«Нет!» — мысленно кричу я. Я не могу позволить этому случиться.

Мое сердце замирает, и кровь стынет в жилах, когда Такер разворачивает меня в своих объятиях, так что я оказываюсь лицом к лицу с ним. Его глаза безумны, они больше похожи на глаза дикого животного, чем человека.

Его губы кривятся в злобной ухмылке, словно он обдумывает все жестокие вещи, которые собирается со мной сделать.

Я толкаю его в грудь в слабой попытке вырваться, но он лишь усмехается, перекидывает меня через плечо, словно мешок с картошкой, и уносит. Я знаю, что не должна бороться, знаю, что это только усугубит ситуацию, но я должна попытаться вырваться. Я должна, потому что, возможно, мне придется защищать не только себя. Если я действительно беременна, я обязана бороться за жизнь, растущую внутри меня.

Я бью кулаками по его спине и сдвигаю колени, чтобы освободиться, но он только сильнее прижимает меня к себе.

— Продолжай бороться, от этого мой член становится только тверже, — он шлепает меня по заднице и смеется.

Когда мы оказываемся на улице, я слышу, как он открывает машину. Он бросает меня в багажник. Буквально бросает меня. Я больно ударяюсь спиной о дно багажника, что выбивает из меня дух. Прежде чем я успеваю прийти в себя, он захлопывает багажник, запирая меня внутри и погружая в темноту.

Я бьюсь, пинаюсь и кричу всю дорогу, надеясь, что кто-нибудь меня услышит. Я не знаю, сколько мы едем, но мне кажется, что целую вечность. С каждым толчком мое тело подпрыгивает на неумолимом дне багажника.

Когда машина наконец останавливается, у меня болит горло от криков, а руки болят от ударов о металл.

Такер открывает багажник, и мне приходится зажмурить глаза — внезапный свет ослепил меня. Я вслепую размахиваю кулаками, отталкиваясь ногами и при этом кричу о помощи во всю мощь своих легких.

Его кулак появляется из ниоткуда и бьет меня по лицу. Моя голова откидывается назад, и зрение на мгновение темнеет.

— Заткнись. Ты режешь мои гребаные уши, — рычит Такер.