Недотрога для Сурового

– Ой, ну и цирк! – смеётся Мирка. – Элька сейчас из платья, наверное, выскочит, как хочется чуточку внимания нового препода заполучить!

– Юль, скажи, таскается она к нему, когда все расходятся и вы ковыряетесь в пылище на кафедре? – спрашивает Данка.

Ленка смотрит на меня с интересом.

– Нет, – качаю головой. – Не таскается. Один раз приходила, кофе приносила, но Сергей Дмитрич, видимо, пресёк.

– Ох, какой он всё-таки красивый! – мечтательно произносит Мира.

Я вскакиваю со стула более резко, чем рассчитывала. Лязг от металлических ножек по древней плитке разносится на всю столовку, и Суровин вскидывает голову на этот звук. На мгновение наши взгляды пересекаются, но я торопливо отвожу свой и говорю девчонкам:

– Я иду брать еду. На вас нести?

Они тараторят свои заказы, и я пересекаю помещение, лавируя между столиками к окошку буфета.

Только произношу перечень блюд для себя и подружек, за спиной возникает Сергей Дмитрич. Мне даже не нужно проверять: стоит только его флюидам коснуться моих рецепторов, как меня бросает в жар, а потом я чувствую его запах и рот наполняется слюной. В голове моментально вспыхивает воспоминание, как я стою на коленях в душевой, а он вколачивается в мой рот, и я краснею.

– Ой, Сергей Дмитриевич, за добавкой пришли? – кокетливо вздыхает буфетчица тёть Зина предпенсионного возраста. Боже мой, ну она-то куда?!

Я закатываю глаза, а Суровин отвечает:

– Компотик у вас просто улётный, Зинаида Васильевна! Мне бы ещё стаканчик. – Мужчина становится рядом со мной, подпирая своим массивным плечом. – Юленька, вы уже заказали компот из сухофруктов? Очень полезный для здоровья напиток.

– Юленька заказала чаю на всех, – делится с ним буфетчица. – Молодёжь компоты почти не пьёт, всё им колу да апельсиновый сок подавай.

– Ну, добавьте, Зинаида Васильевна, к заказу Юли по компоту на всех, – усмехается Сергей Дмитрич. От его плеча по мне врассыпную разбегаются сотни или даже тысячи мурашек. – Юля ещё не платила?

– Нет, как раз посчитала всё, и вы подошли.

– Я оплачу девочкам обед, – тихо говорит он в окошко.

– Сергей Дмитрич, может, хватит говорить о Юле так, словно она не стоит рядом? – шиплю я, стоит только буфетчице отойти от окошка.

– Разве я не могу оплатить обедединственной любимойпомощнице и своей дочери? – наклонившись чуть ближе к моему уху, спрашивает он. – Никто даже не узнает, если ты не устроишь скандал на ровном месте.

Я поджимаю губы. Устраивать спор на людях действительно ни к чему, но я верну ему всё до копейки, когда приду на кафедру.

Но просто оплатить обед на четверых ему мало. Мужчина бесцеремонно сдвигает меня в сторону и забирает поднос. Доносит его до столика, вызывая восторг у Миры с Даной и уныние на лице Лены. Сначала я думаю, что это из-за того, что она что-топодозревает, но тут Суровин говорит:

– Судилова, поздравляю! Сегодняшний тест вы старательно провалили, придётся переписать. Жду вас после пар на кафедре. Юля, прихватите, пожалуйста, с собой подругу, чтобы не заблудилась по дороге. – Едва заметным жестом он сжимает плечо дочери и добавляет: – Приятного аппетита, барышни! – Одаривает нас всех улыбкой и возвращается за свой стол, прихватив с подноса стакан компота.

– Ну ты счастливица, Лен! – завистливо вздыхает Данка. – Вот бы меня позвал!..

– Это мой папаша, дура! – перебивает её Ленка. – И он всё ещё женат на моей маме!

Под оханье и аханье девчонок, для которых новость стала прямо-таки шокирующей, я прячу взгляд в стакане компота. Пью его так медленно, как только могу, и ещё дольше жую свой салат. Кусок в горло не лезет от гадкого чувства вины, которое независимо от моего желания или нежелания вспыхивает от слов Лены.

Я переспала с женатым отцом своей подруги. Не просто переспала, а влюбилась в него. И больше всего мне хочется, чтобы он развёлся и был со мной.

После пятой пары мы с Судиловой поднимаемся на кафедру. Я ничего не спрашиваю, но она сама жаждет поговорить и рассказывает мне, что специально запорола тест, чтобы позлить отца.

– Я ещё и экзамен завалю, вот увидишь. И курсовую писать не стану! – заключает она.

Я лишь закатываю глаза. Словно писала! Но все язвительные замечания оставляю при себе.

– Лен, и кому ты сделаешь хуже? Ему? Только себе диплом запорешь!

– Да плевала я на этот диплом!

– А вот на диплом плевать не стоит, Лена! – появляется как из ниоткуда Сергей Дмитрич. – Брала бы пример с подруги!

– Она учится на бюджете и получает повышенную стипендию. Возможно, если бы ты исчез из моей жизни еще до моего рождения, а мама бухала бы днями и ночами напролёт, я бы и стала такой, как Юлька. Сам такой вырастил, вот и наслаждайся, папочка! – выдаёт она.

Обида желчью обжигает изнутри внутренности, и я судорожно втягиваю носом воздух. Ленка, нервно вышагивающая на несколько шагов впереди меня, конечно, этого не замечает. Зато замечает её отец, идущий вровень со мной.

На краткий миг он ловит мои пальцы и сжимает их в своей широкой и горячей ладони. Крошечный жест поддержки в пустынном коридоре значит для меня очень много. Гораздо больше, чем я хотела бы ему показать. Но сейчас я с благодарностью улыбаюсь мужчине, чувствуя, как моё сердце трещит по швам, вбирая в себя ещё одно воспоминание онас, которых не существует.

Сергей Дмитрич мягко улыбается, прежде чем отпустить мои пальцы, и делает несколько размашистых шагов, догоняя дочь.

– Ты должна извиниться перед Юлей, Лен. – строго отчитывает её. – Все эти вещи, которые периодически вырываются из твоего рта, просто отвратительны. И главное, ты словно абсолютно не отдаёшь себе отчёта, что обижаешь единственного человека, кто считает, что ты гораздо лучше, чем есть на самом деле.

Мы останавливаемся перед закрытой дверью кафедры, и он выжидательно смотрит на Лену. Подруга поворачивается ко мне.

– Прости, Юль, ладно? – говорит тихо. – Я не хотела обидеть или задеть тебя. Только его.

– Всё в порядке, – смущённо тороплюсь замять тему.

Ленка обнимает меня, а я с укором смотрю на Суровина. Не буди лихо, пока оно тихо. Так и у нас. Любое неверное слово может вызвать ненужные подозрения. Не стоит ему защищать меня перед дочерью.

Сергей Дмитрич вздыхает, закатывая глаза, словно думает в это мгновение, что я ничегошеньки не понимаю в жизни и в дружбе, но открывает дверь.

– Проходите, подружки.

Лена входит первой. Мужчина жестом показывает, чтобы я проходила за ней, и я делаю шаг, другой, третий. Поравнявшись с ним, не знаю, чего ожидать и стоит ли. Но он просто дожидается, пока я войду в просторный кабинет, входит следом и прикрывает дверь.

– Юля, продолжай, пожалуйста, работу в моём кабинете, – велит мне. – Лена, устраивайся поудобнее.

Он достаёт листы с заданиями теста и ручку и выкладывает на овальный стол.

Я скрываюсь в его кабинете, возвращаясь к папкам на столе. Практически не вчитываясь в названия работ, сортирую по годам и алфавиту, выкладывая очередную папку в одну из нескольких ровных стопочек. Примерно через сорок минут Ленка сообщает, что закончила. Небольшой шорох – это, должно быть, Суровин взял тест на проверку, – и подруга подходит ко мне.

– Ого! Вот это тут у вас бардак! – смеётся она. – До конца семестра, наверное, придётся разгребать.

– Наверное, – пожимаю плечами. – А возможно, до скончания веков.

– Юль, ты не обижаешься? Я веду себя просто как стерва…

– Ты сказала правду, – перебиваю её. – Как бы горько она не звучала. Но это моя жизнь. Ты знаешь, что я не люблю всё это обсуждать и тем более не люблю, когда это обсуждается при посторонних людях. Это меня обидело, а не сами слова.

– Я больше никогда не буду никому говорить что-то о тебе, договорились?

– Договорились.

– Как ты думаешь… – начинает Лена, но её прерывает тихая мелодия рингтона моего телефона.

Я смотрю на экран, и под ложечкой начинает сосать.

– Да, тёть Валь, – моментально снимаю трубку. – Что-то случилось?

– Ой, дочка! – горестно вздыхает моя пожилая соседка. – Беда-то какая приключилась, Юленька, ох, беда! Квартира-то сгорела ваша!

– Как сгорела? – одеревеневшими губами переспрашиваю я. – А мама?

Ленка смотрит на меня огромными глазами, полными тревоги.

– И мама угорела вся, в больницу свезли! – всхлипывает соседка. – Как бы не померла, бедная, с тобой не попрощавшись…

Я беззвучно оседаю на пол. Безучастно стоявшая пару секунд назад Ленка сейчас развивает бешеную активность. Кричит что-то отцу, отбирает у меня телефон, который я сжимаю пальцами, выспрашивает что-то у старушки тёти Вали… Я же будто погружаюсь в вакуум. Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не понимаю, ничего не говорю.

Сергей Дмитрич пихает мне в руки стакан, но я не могу пошевелиться. Тело сковывает оцепенение, удушающими волнами накатывают страх, паника, боль. Тогда он подносит стакан к моим губам, обхватывает ладонью затылок и буквально заставляет сделать пару глотков.

– Юля, Юлька, Юленька, ты слышишь меня? – его голос звучит ласково и нежно. С заботой. Хочется броситься к нему на шею. Хочется, чтобы он меня обнял. Но исполнение этого желания невозможно, что лишь причиняет ещё больше боли. – Юля, девочка, приходи в себя… Прошу тебя!

Слышу мольбу в его голосе, но испытываю лишь жалость к себе. Видимо, я не заслуживаю счастья. Только бесконечные тоску и боль.

– Юля… – начинает он, но его перебивает Ленка:

– Пап, ты не видишь, что она в ступоре от шока? – Она деловито перегибается через сидящего передо мной отца и отвешивает мне звонкую пощёчину.

Яркая вспышка боли на щеке разбивает мою скорлупку, и я вздрагиваю.

– Ты с ума сошла! – прикрикивает на Ленку Суровин.

– Я в порядке, – тихо говорю, вырываясь из небытия. – В порядке. Мне нужно ехать… Что-то делать… Решать…

Бессвязно бормочу себе под нос, пытаясь подняться. Сергей Дмитрич галантно подставляет мне руку помощи, и я не отказываюсь. Сил нет.

– Пап, мы должны помочь Юльке, – неожиданно говорит подруга. – Мы должны отвезти Юльку и помочь ей.

Суровин с сомнением смотрит на дочку, и мне хочется плакать. Неужели я не заслуживаю помощи, по его мнению? Но в следующую секунду он отвечает:

– Конечно, должны. И никак иначе.