Ночь падающих звезд. Три женщины
- Автор: Дорис Яннауш
- Жанр: Современные любовные романы
- Дата выхода: 1997
Читать книгу "Ночь падающих звезд. Три женщины"
Ребенок, травмированный разводом, ростом примерно метр восемьдесят, в скромном ожидании стоял у окна: галстук, элегантный серый клетчатый пиджак и уложенные волосы. Этакий изнеженный баловень.
К сожалению, вечер протекал не так гладко, как следовало. Профессор вел себя замкнуто, с нетерпением ожидая прихода Дуни, иногда бросал умоляющие взгляды на Хели, который прилагал все усилия, чтобы поднять общее настроение. Он смешивал коктейли, рассказывал веселые истории, преподнося весь свой шутливый репертуар — никто не смеялся. В конце концов он сдался и пустил дело на самотек. Вечер окончательно провалился. И это при том, что Максим вовсе не был неприятным человеком.
Он мужественно поддерживал разговор, выказывая себя сердечным и прямым человеком. Но затем Теобальд упомянул Каналетто. Он просто с тоской в голосе произнес:
— Ах, итальянцы и их изумительный Каналетто!
Максим же усмотрел в этом восклицании не имя великого художника, а название «маленького канала», на что, по его мнению, указывало окончание «етто». Это было ужасно. Профессор замер, потрясенный. Хели Хабердитцель был также ошеломлен. И только Амелия, рассмеявшись, объяснила ошибку.
Максим слегка покраснел, что ему, кстати, очень шло. Чтобы исправить оплошность, он попросил профессора — и, возможно, будущего тестя — продемонстрировать ему свои полотна. Несмотря на то, что Теобальд почувствовал себя польщенным, он счел ниже своего достоинства вести этого профана в мастерскую. Поэтому он просто показал одну из своих любимых вещей: четверть квадратного метра с поверхностью, как бы покрытой коркой и расцвеченной яркими грубоволокнистыми фантазийными мотивами, настолько прекрасной, что верный Хабердитцель всплеснул в восхищении руками, хотя уже давно знал это произведение. Он позволил себе лишь издать потрясенное:
— О, божественно!
Но невозможный Максим, казалось, был с этим не согласен. Одобрительно кивая, он рассмотрел квадрат и заявил, что из этого получились бы неплохие обои.
— Послушайте, — возмущенно воскликнул Хабердитцель, — в живописи вы разбираетесь так же, как гиппопотам в теории относительности.
Тут на счастье зазвонил телефон, и он снял трубку.
Однако Теобальд был уже сыт этим Максимом по горло. В мгновение ока он лишил Амелию своего отцовского расположения. Подобного человека привести в дом — непостижимо!
— Дуня звонит, — сообщил Хабердитцель. — Ты подойдешь, Тео?
Дуня все еще находилась в Людвигсбурге, где она жила и работала. Неожиданно к ней домой приехали телевизионщики, чтобы взять интервью.
— Это продлится недолго, дорогой. Речь идет о новой композиции фарфоровой коллекции, да ты знаешь…
Естественно, он знал. За нее Дуня получила премию, и с тех пор интервью не было конца.
Чудо, что она вообще нашла время для женитьбы! Хотя если так и дальше пойдет, то свадьба может и не состояться.
— Черт тебя побери, Дуня! — в сердцах воскликнул он. — Что ты себе вообще думаешь? Мы тут сидим и ждем тебя. Амелия привезла друга, который тебе очень понравится. — Это совсем не соответствовало действительности, да все равно: хорошее начало полдела откачало! — В высшей степени жаль. — Он говорил громко, чтобы присутствующие могли его хорошо слышать. — Поскольку завтра он уже уезжает.
— Нет, нет! — Амелия протестующе взмахнула рукой, — Максим останется до свадьбы, у него отпуск, и он вообще может дольше…
Пропустив мимо ушей печальную весть, Тео настоятельно попросил Дуню приехать. Она многословно обещала это:
— Да, дорогой, да, я сделаю, что могу!
Он внимательно вслушивался в ее голос, который тревожил его сердце, как и много лет назад. Как же это было тогда? «Эй, Тео, прекрати ломать себе голову. Пойдем на теннис?» Так начиналось это — тогда, в Академии изобразительных искусств. «Тео, мы отправляемся на лодках по Дунаю, поторопись, а то займут все места!» И места действительно оказались все занятыми. Рядом с Дуней восседал Хабердитцель. Тео схватил его за шиворот, и они подрались из-за нее. В итоге Хели остался на берегу, с синяком под глазом и жаждой мести в сердце. «Месть, — трагическим тоном восклицал он им вслед. — Месть, смерть и гибель!» Но вскоре они помирились и стали неразлучной тройкой. Они хотели стать художниками, свободными, как принято в богемном мире. Свободными, но неразлучными.
Самой беспокойной из них была Дуня. Она не могла дождаться, когда станет известной. Однажды она уехала. Хабердитцель передал ему от нее письмо: «Прощай, Тео, любовь моя, я отправляюсь в Париж. Адью, адью и мерси за все!» Очевидно, она готовилась к отъезду, во всяком случае, судя по языку. Она выпала из его жизни, как холст из подрамника.
Он защитил диплом и возглавил кафедру прикладного искусства и графики, женился на прехорошенькой девушке из высшего света — Линде фон Гразерн. Она занималась модой и в качестве приложения получила Хабердитцеля.
Тот понемногу рисовал для рекламы да от случая к случаю делал иллюстрации к детской книжке, весьма неплохие, но учебу Хели так и не завершил. Он не сокрушался по этому поводу. Хели был лишен честолюбия. Да и в любви ему не особенно везло. Время от времени налетала пылкая любовь, «навечно», но так же быстро и пропадала. Он оставался одиноким: холостяк по убеждениям.
Брак Тео не был удачным, вероятно, потому, что он не мог забыть Дуню, хотя уже давно потерял ее след. Линда, привыкшая всегда быть на первом месте, знала о любви Тео к Дуне. Но с этим она ничего не могла поделать. В общем-то не она была виновата в развале их союза. Возможно, все сложилось бы иначе, если б не международная встреча художников, графиков и декораторов в Штутгарте, куда он отправился в виде исключения. Вот там-то и подошла к нему Дуня:
— Привет, Тео, как дела?
Как будто они расстались только вчера. Он попросил Линду о разводе. Покинул и Амелию, которую так сильно любил, и отправился в Штутгарт, чтобы быть поближе к Дуне. Но Дуня была слишком занята, чтобы жить вместе с Тео, к тому же не хотела становиться причиной развода. Итак, Тео устремился в эту переменчивую, напоенную любовью жизнь, пока не появился Хабердитцель.
— Так дело не пойдет, — заявил он, — ты же загонишь себя!
Хели организовал встречу Тео и Дуни. И после нее все пошло по-другому. Они вновь открыли друг друга для себя и в конце концов решили пожениться.
В течение долгих лет они сумели сохранить свою любовь, но, к сожалению, не смогли преодолеть неугомонности Дуни и его тщеславия.
— Тео, дорогой! — Голос в трубке вернул его к действительности. — Сегодня уже очень поздно. Но завтра я приеду обязательно, примерно к обеду. И буду с тобой так долго, сколько тебе захочется.
— Что касается меня, то оставайся навсегда, — вздыхая, ответил он. — Нам надо так много наверстать.
— Как скажешь, дорогой.
Донеслись громкие голоса, вероятно, телевизионщиков. В них звучало нетерпение. Дуня была вынуждена положить трубку.
Теобальду потребовалось несколько секунд, чтобы, вздохнув поглубже, взять себя в руки.
Он уже отвык от таких эмоций. Слишком много всего. Силы его иссякли.
— В чем дело? — Хели вопросительно поднял брови. — Когда она приедет?
— Только не сегодня, — тихо ответил Теобальд, опуская голову.
— Бедняга! — Пытаясь утешить, Хабердитцель обнял друга за плечи. — А что мы будем делать с ухажером Амелии?
Тео пожал плечами.
— Выпроводить его ведь мы не сможем. Или все-таки?…
— Да, это неудобно.
— Но и позволить ему ночевать в комнате Амелии мы тоже не можем.
— Ни в коем случае!
Они вели себя как два отца, обеспокоенных вопросами воспитания несовершеннолетней дочери.
— Я приготовлю ему комнату в стиле рококо, — предложил Хели.
— Розовую? Где кровать под балдахином с помпонами? — ухмыльнулся Теобальд.
— И туалетный столик мадам Помпадур, — захихикал Хели.
Комната в стиле рококо сохранилась с тех пор, когда дом еще являлся летней резиденцией настоятеля. Комната, имевшая историческую ценность, отжила свой век, и Теобальд с помощью Хели отреставрировал ее. Она стала «показательной комнатой», демонстрируемой гостям во время выставок. Тогда Хели Хабердитцель открывал двери и торжественно провозглашал:
— Перед вами подлинная комната в стиле рококо с туалетным столиком мадам Помпадур…
Последнее он упоминал специально, чтобы сделать комнату еще более популярной. Он выдумывал невероятные истории, рассказывая, как столик из Парижа попал в Ламмвайлер. Каждый раз это были новые истории. Он лишь должен был следить, чтобы они не повторялись, если посетители приходили к ним по нескольку раз. Он даже завел для этого специальную книгу. Какие посетители — такие истории.
И в этой приторно-сладкой дамской комнате должен был ночевать Максим Рушек.
И поделом ему!
С демонстративно приветливыми лицами оба заговорщика присоединились к обществу. Амелия и Максим, держась за руки, беседовали о ценных бумагах, о том, сколько умения необходимо, чтобы вносить деньги на счет, что, конечно же, не очень достойно, не правда ли…
— Большие приветы от Дуни, — прервал Теобальд молодых людей, беседа которых была ему так же интересна, как и сообщение об уровне воды. — Она сегодня уже не приедет. Предлагаю всем отправиться в постель. Вы, уважаемый Максим, будете спать в розовой комнате, хотя вы даже не поинтересовались, можете ли здесь переночевать.
— Папа, как ты можешь так говорить! — возмутилась Амелия.
— Он спрашивал об этом? — с невинным лицом Тео обратился к Хабердитцелю. — Ты что-нибудь слышал, Хели?
— Нет, нет. Но я подготовлю комнату, — ответил Хели и с мягким упреком обратился к Амелии: — Жаль, что ты заранее не предупредила, Амелия.
Хели отправился наверх, где располагались комнаты для гостей.
Максим Рушек, и на сей раз покраснев, приподнялся, чтобы извиниться, однако в его поведении прослеживалась некоторая доля высокомерия, что совсем не понравилось Тео.
— Ну, хорошо. — Тео кивнул и, уже приготовившись выйти, задержался в дверях, дружелюбно улыбнувшись приятелю дочери. — Так вас зовут Максим? Многообещающее имя! Оно сразу ассоциируется с максимумом, то есть наивысшим. Или нормой поведения — и тоже высшего уровня [1].
— Вот видишь, папа, — удовлетворенно заметила Амелия, решившая, что отец пошел на уступки, — ему и имя соответствует, не правда ли?
Профессор вздохнул, взглянув на многообещающую личность, задумчиво пожал плечами и произнес:
— Имя — еще не судьба.
И вышел прочь.