Холли внутри шторма

Глава 18

Русалочке пришлось отказаться от хвоста, чтобы стать ближе к своему любимому.

Камиле — сблизиться с существом, которому она дала условное имя Моргавр.

Что она знала о нем прежде?

Что ему несколько столетий, это раз.

Что оно обладает мощным телепатическим даром, запутывая дорогу тем, кому не было места в Нью-Ньюлине. Это два.

И третье — оно могло физически оплодотворить женщину, как это произошло с прабабкой Мэри Лу.

Ну, и из лирики — Моргавр очень и очень тосковал по человеческому общению, но отчего-то не всякий друг ему подходил.

Прежде у него были Сэм и Ричард Вуттоны, а теперь оно захотело Мэлоди.

Да так сильно, что Камиле пришлось изрядно напрячься, приводя хижину на берегу в порядок. Товары она с помощью нанятых рабочих доставляла по ночам морем, они же трудились внутри под покровом тьмы, пока Моргавр отводил глаза всем жителям деревни.

Ему действительно хотелось, чтобы злая близняшка росла рядом с ним.

Камила боялась этого могущественного и древнего существа, способного убить, чтобы защитить деревню.

Но ей очень хотелось заполучить себе отшельника Эрла.

Отчасти это было назло Мэри Лу, которая всегда раздражала ее своей жизнерадостностью.

Мэри Лу все вокруг любили, вокруг нее всегда царило оживление, а к дому Камилы месяцами не подходил ни один сосед. Не то чтобы она в этом нуждалась, однако новости приходилось буквально выпытывать у окружающих, тогда как к Мэри Лу они стекались сами.

Но изменить свою ДНК? Эксперименты с генной инженерией проводились только в лабораториях, а их результаты оставались нестабильными. Однако Моргавр по этому поводу не волновался — а с каждым днем Камила все четче разбирала его голос в своей голове. При первых попытках установить мысленный контакт она видела скорее образы, чем слышала слова. Но потихоньку, постепенно понимать подводного обитателя становилось проще.

И вот: она стояла у самой кромки воды и с ужасом смотрела на раковину с отвратительными пиявками, которую принесла ей волна и услужливо оставила на берегу у самых кончиков ботинок.

Пиявки были куда крупнее речных и точно крупнее морских, и не было никаких сил, чтобы заставить себя взять раковину в руки.

Моргавр молчал, не торопя ее и ни на чем не настаивая. Это была просьба Камилы, и решение принимать нужно было только ей.

— И что? — спросила она мрачно. — Потом я тоже научусь дышать под водой и все такое?

Не сразу, — облекся в слова неслышимый ответ, — нужно ждать.

Ждать!

Но у нее не было времени ждать!

Смерть Вероники лишь отодвинула свадьбу Мэри Лу и Эрла, но не отменяла ее навсегда.

Камила всхлипнула от омерзения и опустилась на камни, расстегивая пальто.

Одна пиявка на пупок, две других на запястье и четвертая, самая жирная, на левую грудь. В этот раз Моргавр слал инструкции картинками, яркими вспышками перед глазами.

Крохотные острые зубы проткнули кожу, маленькие челюсти сжались намертво.

Тогда Камила пнула опустевшую раковину обратно в море и заплакала.

Ночь наступала неспешно, но и неизбежно тоже.

Плавно спускалась со скал, кралась по Нью-Ньюлину.

Холли не шевелился, глядя в окно.

Фрэнк задремал.

Тэсса стояла перед креслом Холли, с интересом ожидая его решения.

Она могла стоять так часами, а порой и сутками напролет.

— Перестань на меня таращиться, — велел он утомленно. — Все, что мне приходит на ум, — это ящик розового шампанского.

— Правда? — удивилась Тэсса. — Больше ничего?

— Возможно, я хотел бы познать любовь, или страдания, или что-нибудь трагическое, возвышенное. Или я хотел бы, чтобы мои работы стали глубже, значительнее. Но хотел бы я потом всю жизнь думать о том, что все это — происки пикси, а не мое настоящее достижение? Хотел бы я говорить себе: ах, глупый, глупый Холли, ну почему ты загадал не то или не это? Хотел бы я спрашивать себя, почему я потерял уверенность в своих силах из-за случайного дара черт знает кого? Так вот, Тэсса, — нет, нет и нет. Прямо сейчас я хочу проживать свою жизнь день за днем, даже если она состоит из таких дуралеев, как вы с Фрэнком.

— Ты хотел бы познать любовь или страдания? — не открывая глаз, уточнил Фрэнк, пока Тэсса оторопевала от неожиданно пылкой отповеди. — С чего бы вдруг? Ты же нам всю плешь проел, мол, влюбляются или страдают только всякие никчемные личности, а не великие гении.

— Как великий гений я имею право на художественный эксперимент.

— Ну-ну, — фыркнул Фрэнк, отчего Холли немедленно взвился.

— Тэсса, почему он в меня ну-нукает? Что еще за ну-ну такое?

— Ну, Холли, — проговорила она, улыбаясь, — с чего бы тебе вдруг, ни с того ни с сего, начать страдать? Такое не включается по щелчку, знаешь ли.

— То есть весь мир находит поводы для страданий, а я не могу? — возопил Холли. — Да у меня такая богатая фантазия, что я сто поводов придумаю, не сходя с места!

— Вот псих, — изумился Фрэнк.

— Только не начинай придумывать их вслух, — предупредила Тэсса, — вдруг оно сбудется на самом деле. С непривычки такие испытания способны тебя подкосить.

— В конце концов это оскорбительно, — проронил Холли холодно. — Когда-нибудь вы пожалеете, что не воспринимали меня всерьез, да только будет поздно. А пока…

Тут он неожиданно вскочил, сбросив с себя плед, и раскинул руки.

— А пока, — закричал он энергично, — я хочу праздника для всего Нью-Ньюлина. Так пусть пойдет дождь из розового жемчуга!

— О нет, — вздохнула Тэсса.

— О да, — ухмыльнулся Фрэнк, — я разбогатею на замене стекол.

И тут по крышам гулко забарабанило.

Чатик Нью-Ньюлина

Шериф Тарлтон: без паники. Это скоро закончится, а пока оставайтесь дома.

Дебора Милн: это жемчуг! Матерь божья, настоящий жемчуг!

Дебора Милн: в смысле, не выходите на улицу, да. Очень больно лупит по голове. Ой…

Бездельник Эллиот: а поспать в этой деревне когда-нибудь дадут?

Одри: это не я.

Одри: честно, не я.

Камила Фрост: найду того, кто это сделал, — прибью. У меня теперь фингал! Кто-то, между прочим, дышал свежим морским воздухом на берегу.

Невыносимая Бренда: мой урожай! моооой урожааааай!

Мэри Лу: действительно жемчуг? Красивый?

Джулия: наша хижина вот-вот рухнет. У вас вообще часто такое происходит?

Джулия: я хочу сказать… жемчуг?

Отшельник Эрл: спасибо, что не лягушки или змеи.

Отшельник Эрл: терпеть не могу змей.

Отшельник Эрл: они так и кишат вокруг моего дома.

Доктор Картер: напишите, если я вам понадоблюсь. Я встал на дежурство.

Фрэнк: а если у вас выбьет окна — пишите мне.

Холли только расхохотался, когда Тэсса прочитала ему эти сообщения, сам-то он по-прежнему не пользовался телефоном.

— Вот, — сказал он самодовольно, — что и требовалось доказать! Желания всегда исполняются шиворот-навыворот. И где мои благодарности? Сплошные упреки! Хорош бы я был, если бы загадал что-то действительно важное.

И он утопал спать, весело насвистывая себе под нос.

Наутро Фрэнк взял ящик со своими инструментами и отправился чинить то, что пострадало после праздничного порыва Холли.

Тэсса не спешила выходить из дома, пила вторую чашку кофе, бродила по нижнему этажу. В конторе ее наверняка уже поджидала Камила Фрост с вопросом о том, что, собственно, это было. Увиливать от ответа не хотелось, говорить правду тоже. На Холли после его выходок и без того косились с подозрением, а тут и вовсе могли поколотить.

Бренда, например, из-за пострадавших помидоров легко была способна превратиться в безжалостного мстителя.

Холли увлеченно рисовал, безмятежный и уже позабывший о переполохе, который учинил.

Тэсса могла бы поспорить на что угодно, что Дебора и Билли Милн всю ночь не спали, собирая в темноте жемчужины, а Бренда с Одри — укрывая грядки. Возможно, мальчишка Джеймс тоже хорошенько набил карманы, он давно мечтал о финансовой независимости и о том, чтобы открыть какое-нибудь свое дело. Остальные, скорее всего, просто натянули повыше свои одеяла и решили, что подумают об этом завтра. И сейчас примятая волшебным градом деревня сонно оглядывалась по сторонам и дивилась рассыпанному повсюду богатству. Мэри Лу, вероятно, захочет украсить жемчугом свое свадебное платье, беззаботная Фанни наклеит его на какую-нибудь вазу или что-то в этом роде, а профессор Йен Гастингс отправит розовые горошины на экспертизу.

Этот старик приклеится теперь к Тэссе похлеще зануды Камилы, требуя разобраться, что происходит на вверенной мэру и шерифу территории.

Профессор, судя по всему, решил прочно обосноваться в Нью-Ньюлине, снимая у Мэри Лу комнаты над «Кудрявой овечкой», где та прежде жила сама, пока не перебралась к Эрлу.

И у Тэссы сложилось прочное ощущение, что Йен торчит здесь лишь для того, чтобы как следует за ней приглядывать. Возможно, он считал своим долгом спасти мир от ее новых ошибок. Наверняка это было правильным и Тэссу нужно было контролировать, как непредсказуемого психопата, но в последнее время ее нервировало излишнее внимание к себе.

Она успокаивала себя: Моргавр решил, что профессору есть место в этой деревне, значит, он здесь для чего-то нужен. С другой стороны, стоило ли так безоглядно доверять древнему существу, которое обладало телепатией, но не факт, что высоким интеллектом?

Тяжело вздохнув, Тэсса подошла к Холли и заглянула через его плечо. Он трудился над сдвоенным портретом близняшек. По замыслу, о котором он говорил прежде, одна половина лица должна была принадлежать злу, а другая — добру.

Но сейчас, сколько бы Тэсса ни приглядывалась к этому портрету, ей виделась только скорбь.

— Холли, — осторожно проговорила она, — тут что-то не то.

— Это с тобой что-то не то, а не с моей картиной, — проворчал он.

— Может, и со мной, — согласилась она печально. — Может, я перестала видеть разницу между добром и злом?

— Ты ее не видишь, потому что ее нет, — отрезал Холли и горделиво откинулся на стуле, с удовольствием разглядывая свое творение. — И вот что мне интересно: найдется ли в этом мире еще один человек, который признается, что не видит различий между близняшками? Или все будут охать и заверять друг друга, что это тонко и гениально?

— Спятил? — только и спросила Тэсса.

— Я? — удивился Холли. — Нет, это сумасшедший мир, в котором мертвый муж пытается задушить жену, а она умирает из-за любви к нему! Где здесь добро, Тэсса? И где зло? Нет между ними границы!

— Эту картину нельзя показывать людям, — хмуро отрезала Тэсса. — Это я тебе как инквизитор говорю.

— Ты с ума сошла?

— Холли, твои картины влияют на людей. Мало нам миссис Ван, которая залипла на фрэнке? Что будет, если какой-то особенно впечатлительный человек залипнет на этой картине? Мы получим маньяка со сбитым моральным компасом.

— Я не могу нести ответственность за всех психов вокруг.

Тэсса снова тяжело вздохнула.

Это был трудный разговор, который мог навсегда рассорить их с Холли.

Не сказать чтобы самовлюбленный художник легко переносил критику или собирался философски относиться к чужому мнению.

— Послушай, — Тэсса поставила кружку на столик и наклонилась над Холли, уперевшись рукой в спинку стула. Ей было важно видеть сейчас его лицо. — Прежде твои картины несли счастье и радость, вот почему люди восхищались ими. А сейчас от них исходят то похоть, то… вот это, — она мотнула головой в сторону полотна. — Что происходит с тобой?