Безрассудный

Ной обработал эту информацию. У Адама была биологическая мать. Он знал? Возможно. Ной знал, что Адама усыновили. Все дети Малвейни были приёмными. Он был папой Уорбаксом поколения X.1

Ной опёрся на свои предплечья.

— Ты здесь, чтобы убить меня?

Адам подошёл ближе, наклонив голову, словно немецкая овчарка.

— Нет.

В Ное шевельнулось чувство разочарования.

— Ты преследуешь меня?

Ещё шажок ближе.

— Да.

— Почему?

Похоже, вопрос остановил Адама.

— Я... не знаю.

— Ты должен убить меня. Я слишком много знаю, — вздохнул Ной.

— Думаю, тебе не стоит говорить, кого ты подозреваешь в убийстве.

— Если бы я собирался кому-то рассказать, я бы уже рассказал, — признался Ной. — Если это то, о чём ты беспокоишься.

— Не из-за этого. Я... не беспокоюсь.

— Ну, вот и славно, — успел сказать Ной, после чего взгляд у него расфокусировался, и он опустил голову.

Адам внезапно обхватил лицо Ноя ладонями.

— Эй. Ты на чём?

Ной пожал плечами, глядя сквозь полуопущенные веки.

— Я не знаю.

— Ты не знаешь? — повторил Адам, натягивая большими пальцами кожу прямо под глазами Ноя, будто там были вытатуированы ответы.

— Я сказал Бейли удивить меня. Должен признаться, я удивлён, — признался Ной, протягивая руку, чтобы обхватить лицо Адама так же, как он обхватывал его. — Что мы делаем?

Адам фыркнул.

— Я хочу убедиться, что ты не умрёшь от передозировки наркотиков. Что делаешь ты?

Ной провёл пальцами по выступающим скулам Адама.

— Ты очень красивый. Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил об этом? — спросил Ной, разглядывая Адама в поисках хоть одного изъяна, но не нашёл ни одного.

— Да, — фыркнул Адам.

— Оу, — сказал Ной, опуская руки. Он ненавидел, когда в его голосе звучало разочарование.

Однако Адам не опустил руки, а продолжал держать лицо Ноя.

— Ты действительно... большой, — сказал Ной, блуждая взглядом от ступней Адама до его макушки. Ну, насколько он мог, пока Адам держал его лицо в заложниках.

Адам ещё раз склонил голову.

— Нет, я среднего роста. Просто ты какой-то маленький.

— Не там, где это важно, — насмешливо хмыкнул Ной.

На самом деле, это тоже не правда. Он был довольно пропорциональным во всех отношениях. Ной не знал, почему сказал это, но Адам усмехнулся, и сердце Ноя забилось быстрее в груди. Что с ним было не так?

Ной не мог не заметить острые резцы Адама. Он прижал палец к заострённому острию.

— Ты случайно не Каллен? У тебя зубы вампира. Поэтому ты такой красивый?

Адам перестал ухмыляться и закрыл рот, ненадолго зажав палец Ноя между челюстями, достаточно, чтобы Ной почувствовал, как заострённый кончик вдавился в него. Не настолько сильно, чтобы разорвать кожу, но достаточно сильно, чтобы оставить вмятину. Тем не менее, член Ноя среагировал.

Когда Адам отпустил палец, Ной провёл большим пальцем по метке. Адам пометил его. Словно животное. Адам был животным. Хищником. Убийцей. Убийцей, который всё ещё держал его за лицо.

— Что ты делаешь? — спросил Ной снова.

— У тебя на щеках звёздочки, — размышлял Адам со странным выражением в глазах, которое заставило полутвёрдый член Ноя утолститься и упереться в молнию.

— Подружка Бейли украсила мои веснушки звёздочками, — сказал Ной, невольно поднимая руку, чтобы снова провести большим пальцем по нижней губе Адама, и ахнул, когда почувствовал язык Адама на подушечке пальца. — У тебя такие красные губы, — сказал Ной с удивлением в голосе. — Ты пользуешься помадой?

Адам покачал головой.

— Нет.

— Почему ты преследуешь меня? — снова спросил Ной.

— Потому что я не могу перестать думать о тебе, — сказал Адам смущённо, как будто не хотел признаваться в этом.

У Ноя округлились глаза от этих слов.

— Я... Ты галлюцинация?

Адам покачал головой, прислонившись к Ною.

— Я настоящий.

Ной наклонил голову ближе, чтобы увидеть бледно-голубые омуты глаз Адама в едва заметном лунном свете.

— Это всё не реально.

Адам провёл пальцами по звёздочкам на скулах Ноя.

— Чувствуешь это реальным?

Ной облизнул нижнюю губу.

— Да. Твои руки такие горячие.

— У меня горячие руки. Всегда были такие, — сказал Адам, вставая на колени на ступеньку чуть ниже той, где сидел Ной, и раздвигая ноги.

— Ты собираешься сделать мне больно? — спросил Ной с надеждой в голосе.

Адам долго изучал его лицо.

— Наверное, да. Но тебе это может понравиться.

Ной рванулся вперёд, смыкая их губы. Секунду Адам не поддавался, но потом его губы смягчились, а ладонь на щеке Ноя скользнула к подбородку, оттягивая его вниз, чтобы Адам мог просунуть язык.

Ной не знал, о чём он думал, но ни о чём не жалел. Всё происходящее не казалось реальным: ни металлические стойки, впивающиеся в спину, ни Адам, раздвигающий его бёдра, ни жар тела Адама, прижимающего Ноя к лестнице.

Адам контролировал поцелуй, наклоняя голову Ноя, как хотел, лениво исследуя его рот, словно у него было всё время в мире, будто Адам имел право брать всё, что хотел. Возможно, Ною следовало бы разозлиться, но его это только заводило. Наконец, Ной запустил руки в шелковистые локоны Адама и застонал, когда Адам сдвинулся, и их бёдра встретились. Адам был таким же твёрдым, как Ной, может быть, ещё твёрже. И определённо больше.

Никто ещё не целовал Ноя так. Поцелуи – когда они вообще были, – всегда являлись лишь предвестниками главного события, они никогда не были главными. Чем больше они целовались, тем больше Ной думал, что это всего лишь яркий жаркий сон. Он не мог целоваться с человеком, который убил его отца, на грязном, заброшенном складе. Скорее всего, Ной вырубился в отвратительном туалете клуба.

— Ты хорошо пахнешь, — прорычал Адам ему в губы.

— Это не правда. От меня пахнет потом.

— Ага, но под ним... ты пахнешь по-другому. Чем-то, что присуще только тебе.

— Я не совсем тебя понимаю, — прошептал Ной, поцеловав Адама снова.

Ной вздрогнул, когда почувствовал вибрацию у своего тела. В оцепенении он подумал, что его ударили электрошокером. Затем понял, что это телефон Адама жужжит в его кармане. Адам не обратил на звонок внимания, запустив пальцы в волосы Ноя, удерживая его на месте, покусывая губы Ноя, подбородок, мочку уха.

Телефон снова начал вибрировать. Адам прижался лбом ко лбу Ноя, тяжело дыша, затем сел и достал свой телефон.

— Да? — Ной не мог расслышать, что говорит голос на другом конце, но он казался таким же раздражённым, как и голос Адама.

— Занят. Да, занят. Тебе какое дело? — Адам фыркнул. — Я буду там. Я сказал, что буду там, Аттикус. Черт.

Аттикус Малвейни. Брат Адама. Профессор. Доктор медицинских наук и доктор философии. Оставил медицинскую практику ради исследования редких заболеваний. Ещё один золотой ребёнок.

Когда Адам повесил трубку, он изучил лицо Ноя.

— Дай мне свой телефон.

Ной нахмурился.

— Что?

— Твой сотовый. Дай его мне.

Ной пошарил в кармане, пока не вытащил уродливый раскладной телефон. Адам нахмурился, словно никогда не видел такого раньше.

— Что? Это всё, что я могу себе позволить.

Адам ничего не сказал, просто набрал что-то на клавиатуре. Когда у Адама зазвонил телефон, он отключил звонок и сохранил номер, затем передал телефон обратно.

— Мне нужно идти. Я вызову тебе такси. Напиши мне, когда вернёшься домой.

— Что...

— Не спорь со мной. Просто сделай.

Ной открыл рот, чтобы сказать ему «отвали», но потом захлопнул его. Адам решительно встал с нижней ступеньки и прошёл три шага, после чего развернулся и налетел на Ноя с такой силой, что у того сработал инстинкт бежать. Но не успел Ной заставить свой одурманенный мозг подчиниться, как Адам снова прильнул к его губам и поцеловал так, что у Ноя поджались пальцы на ногах в кроссовках.

Потом Адам скрылся, и Ной остался один, гадая, не привиделось ли ему всё это. Что, черт возьми, произошло?

ГЛАВА 3

Адам

Адам скривил губы, когда оттаскивал окровавленный труп к стоку в центре пола. Он думал, что был в хорошей форме, но это было до того, как ему пришлось тащить последнюю жертву брата — насильника ростом сто девяносто четыре сантиметра и весом сто тридцать шесть килограммов — из машины жертвы в центр заброшенной скотобойни. Если Адам прибывал в форме, то его брат... нет.

Высокий и светлокожий Аттикус, со спортивным телосложением и рыжими волосами выглядел так, будто у последователя секты и налогового адвоката родился ребёнок с бесоватыми глазами. Даже сейчас, когда они пытались избавиться от трупа, Аттикус был одет в серо-зелёные брюки и белую рубашку на пуговицах, и весь перепачкан в крови.

— Серьёзно, старик? Мокруха – не мой конёк. Как, сука, всё могло пойти настолько боком? И что, блядь, на тебе надето? — спросил Адам после того, как они принесли мужчину туда, куда хотели.

Аттикус бросил на Адама злобный взгляд, тыльной стороной ладони сдвинув очки на нос.

— У меня были дела на работе.

— На работе?

— Ага, знаешь, что такое работа? Та хренотень, которую ты делаешь, а тебе за это платят? О, погоди. Ты всё ещё живёшь на папины деньги.

Адам хмыкнул.

— Послушай, завязывай уже. У тебя, может, и медицинская степень, но ты работаешь в науке. Папа оплачивает и твои счета тоже. С твоей зарплатой ты не можешь позволить себе роскошную машину, изображая безумного учёного в исследовательском центре.

— Пошёл ты, — сказал Аттикус с негодованием в голосе.

Через минуту Адам вздохнул.

— Что у тебя были за дела на работе?

Аттикус немного просветлел.

— Исследовательский центр устроил для меня вечеринку, потому что я получил грант, который будет финансировать нашу программу в течение следующих пяти лет.

— Поздравляю. Но не забывай о нашей настоящей работе.

Аттикус огрызнулся.

— Это не наша работа.

— Да и как бы ты тогда назвал это? Проектом страсти? Общественной работой? — Адам поставил ногу на грудь мертвеца, схватился за рукоятку ножа, всаженного в голову мужчины, и потянул со всей силы. — Что это за хрень? Экскалибур? — гаркнул Адам, начиная потеть в своей теперь уже испорченной футболке от Armani. Он бросил на брата взгляд, полный отвращения. — Серьёзно, дружище. Как ты так облажался?

У Аттикуса округлились глаза за очками, его лицо исказилось.

— Мой грёбаный пистолет заклинило. Пришлось импровизировать.

Адам удивлённо уставился на него.

— И твоей первой мыслью было схватиться за топор?

Аттикус фыркнул и с насмешкой в голосе сказал:

— Это тесак для мяса, недоумок. Мы были на его кухне. Либо это, либо разделочный нож, а когда на тебя несётся больше ста тридцати килограмм, ты принимаешь решение и идёшь до конца.

— Ну, сейчас два часа ночи, а мы застряли здесь, у черта на куличках, пытаясь вытащить тесак из черепа этого ублюдка.

— Прости, что оторвал тебя от кокса, который ты, вероятно, нюхал с задницы какого-то шлюшки-мальчишки.