Серпантин

— А то у нас калек мало, — мать преградила коридор, уперев руки в бока. — Откуда деньги на такси взяла? Видела я, как вы из машины вывалились.

— Мам, давай потом. Человек чуть инфаркт не заработал. А мне одних похорон хватило.

Мать задохнулась от возмущения, потом глаза ее заволокло слезами, и голос задребезжал, будто какая-то деталь от него оторвалась и бряцала на каждом выдохе:

— Не жалеешь мать, бессовестная. Земля еще не осела, а ты глумишься…

— Я не глумлюсь, — перебила Вика. — Он останется у нас и ему нужно в чем-то спать. Думаю, отец бы меня не осудил, а вот тебя — вполне.

— Он хоть рукастый? — с надеждой спросила мать и икнула.

— Не вздумай его к чему-нибудь припрячь, — предупредила Вика. — Мы сами со всем справимся.

Она, конечно, врала. Врала самой себе, защищая душу, как хлипким зонтиком от идущего на неё урагана. Отец и впрямь редко добавлял в общий кошелёк, но детей любил, читал им на ночь, обнимал и жалел, на что Вике никогда не хватало сил. Но что важнее — он единственный мог урезонить взбесившегося Федю, не дав ему разнести дом по щепкам и вмазать сёстрам с размаху. С похорон Федька вёл себя тихо, но Вика с тайным ужасом ждала, когда страх и непонимание переполнят его и вырвутся наружу.

Когда Вика вернулась в комнату, застала интересную картину: Федя стоял в изножье кровати и сжимал в ладонях дымящуюся чашку. Макс смотрел на него, как дикого зверя, стараясь не шевелиться. Он и в самом деле боялся ляпнуть что-нибудь не то.

Вика воспользовалась его замешательством и выдала собранные в аккуратную стопку вещи.

— Переоденься перед сном, — распорядилась она.

Дверь приоткрылась и заглянула мордашка в ореоле белесых кудрей. Девочка в васильковом свитере протиснулась внутрь, с любопытством разглядывая гостя.

— Через пятнадцать минут пойдем мыться, — пообещала ей Вика. — Поиграй пока.

— Не хочу, — робко отозвалась девочка.

— Тогда иди сюда, — Вика посмотрела на Малышку. — Познакомься с моим другом.

Машка нахмурила едва заметные бровки и заколебалась. В отличие от Феди, посторонних она не боялась, но отчаянно стеснялась. Однако, как любому ребенку, любопытство ей было неподвластно, и она выскользнула из-за спины Федьки.

Вика искоса поглядывала на Макса, опасаясь, как бы он ляпнул глупость. Но заметив, как девочка подволакивает правую ногу, он, кажется, оробел и окончательно лишился голоса.

— Это Макс, — представила его Вика, а Машка насупилась еще сильнее, подойдя вплотную к кровати. — А это наша Малышка.

Несколько мгновений они просто разглядывали друг друга: ребенок-калека с кукольными голубыми глазами и занимающий высокую должность в гигантском холдинге мужчина, к которому последние два часа внимательнее обычного присматривалась смерть.

Убедившись, что ей ничего не угрожает, Машка протянула маленькую ручку с браслетом из розовых бусин. Макс не сразу ответил, будто тоже убеждался, что знакомство не принесет ему беды.

— Вы очень красивая леди, — заговорщицким тоном объявил он, отчего Машка невероятно смутилась, смешалась и тут же бросилась вон из комнаты так быстро, насколько позволяла искалеченная нога.

— Федь, присмотри за ней и, пожалуйста, окажи мне услугу, помоги матери убрать со стола, — продолжила она, заметно смягчившись, чтобы Федя не воспринял просьбу, как приказ.

— Не хочу, — закрутил он головой. — Хочу играть. Поиграешь со мной?

— Попозже, — поспешила согласиться Вика, опасаясь, как бы брат не вышел из мнимого равновесия.

Дверь за ним тут же захлопнулась, объявив тишину, как временное перемирие. Макс растер лицо ладонями, а Вика заволновалась:

— Тебе получше? — спросила она, надеясь на положительный ответ, который позволил бы ей, наконец, заняться делами.

— Они… твои? — спросил Макс.

— Брат и сестра. Приемные, — добавила она, опередив следующий вопрос.

— Синицына, ты что, одна их всех содержишь? На одну твою нищенскую зарплату?

Вика уставилась в потолок, запрокинув голову. Не ответила. Конечно, для него Викина зарплата так — пару раз в продуктовом закупиться. Но не объяснять же, что если нужно, во всем себе откажешь и детям отдашь?

— Дверь на замок не закрывай, — не глядя на Макса, предупредила Вика. — Вряд ли кто-то будет ломиться, но, если понадобится помощь, я не хочу разбивать окно. Будет плохо — стучи в стену, услышу. Если не заснешь, есть снотворное, но лучше все-таки без него.

— Подожди, — Макс поймал ее взгляд, когда она тенью остановилась в дверях. — Так и уйдешь?

— У них режим, — развела руками Вика. — Потом будут колобродить.

Она хотела добавить, чтобы он все-таки позвонил жене и предупредил, что не вернется, но передумала. Тогда, в переговорной она ясно почувствовала, как он напрягся от одного упоминания о доме. Успокоился — и хорошо. Выспится и завтра не вспомнит ни о чем. Можно будет даже вытащить его на прогулку — свежий воздух пойдет на пользу.

— Вик, — окликнул он в дверях, помолчал, будто подбирая слова и, отыскав нужное, закончил: — Спасибо.

— Спи, мученик, — улыбнулась она и постаралась выкинуть из головы все лишнее.

Уложив детей, Вика заглянула на кухню: мать механистически мыла тарелки в раковине. Невидящий взгляд ее вонзался в окно, выходившее на ворота. Вика не сомневалась, что мать, как и она сама, еще видит призрак отца, подпиливающего яблоне мертвые ветки, рубящего поленья с тупым гулким стуком, влетавшим в распахнутые окна. Отца, который один держал на себе весь дом и приход в километре дальше по проселочной дороге.

Если бы он все еще был здесь, то урезонил бы мать, а Вику обнял за плечи и сказал, что она все сделала правильно.

Даже если ничего хорошего в Максе не было.