Серпантин

Глава третья

Ночью дождь норовил вышибить стекла, рычал, напрашивался в дом, как пьяный ломится в соседскую дверь. Грохотало так, что Машка перебралась к Вике под одеяло и котенком свернулась у нее под боком. А Вика снова почти не спала: за ревом грозы боялась не услышать стука из-за стены. Проваливалась в черные дыры, где плавала в невесомости и выныривала, наглотавшись каких-то диких фантазий, горчивших теперь на языке.

В шесть утра выскользнула из-под одеяла, не разбудив Малышку. Заглянула в соседнюю комнату, убедилась, что ночь для Макса кончилась благополучно — он спал, свесив руку с массивными часами на запястье — и вышла на крыльцо.

Природа, измученная грозой, порывисто дышала осенним ветром — он бросился на Вику, как оголодавший, умыл моросью и завил в кудри растрепанные волосы. Она подставила лицо под его поцелуй, и он не удержался. В хрустальной тишине был слышен далекий перестук колес о рельсы, ругань ворон за плесневелую горбушку, шелест листвы, капель с крыши и журчание по водостоку — жизнь, не тронутая глупыми разговорами, пустыми обещаниями и угрозами. Только в таких мгновениях Вика понимала ее смысл.

— Синицына, ты точно человек? — нарушил идиллию глуховатый со сна, насмешливый голос.

Вика вздохнула. Вот поэтому и не выйдет замуж, говорила мать, — какой муж потерпит, чтобы жена больше всего любила слушать тишину?

— А ты? — переспросила она, думая, как избавиться от компании.

— Даже не знаю, — протянул Макс. — Жена считает, что нет.

— И кто тогда?

— Кобель, конечно.

Вика не особенно удивилась ответу — он вполне соответствовал Максовой непосредственности, но ей стало противно. Сам по себе разговор нарушал девственную утреннюю тишину, а на такую тему — тем более. Но Макс стоял с ней плечом к плечу и явно ждал ответа.

— Она права? — уточнила Вика скорее из вежливости, чем из любопытства.

— Нет. Но кого это волнует.

Как бы заставить его уйти, но не уехать? Стоило признать — вчера Вика согласилась с тем, что выходные потратит на него. Заключила пари со смертью, пообещав старухе пожертвовать самыми счастливыми днями на неделе в обмен на жизнь Макса. Черт его знает, почему старуха согласилась, но обманывать ее нельзя, не простит. В низком сизом небе невидимая рука углем начертала острый угол птичьего бегства. Инстинкты вели их к лучшей жизни. Жаль у людей все наоборот.

— Возьми, — Макс беспардонно схватил Вику за запястье и сунул в ладонь две жесткие купюры.

Отчего-то их хруст показался Вике хрустом ее собственных костей. Она разжала пальцы, и ветер радостно взметнул по-осеннему рыжие клочки бумаги в небо. Переменчивыми порывами их то выгибало, как паруса, то укачивало на невидимых волнах, но стоило им опасно сблизиться с нестриженой травой, как их снова закручивало в танце.

— Пожалуй, лучше на карту переведу, — Макс взглядом проводил кружащийся дуэт за соседский забор. — Гордая, да?

— Скорее упрямая.

— Я заметил вчера. — Он хмыкнул. — Так значит, ты здесь живёшь? На чем добираешься?

— На электричке.

— Долго, наверное?

— Полтора часа. Я привыкла.

Макс помолчал, но потом продолжил допрос:

— Но их ведь не ты усыновила?

— Нет. Отец. Он был священником, и им с мамой помогали. А три дня назад он умер.

Макс порывисто сунул руки в карманы спортивных штанов Викиного отца, покачался с пятки на носок, прикусив нижнюю губу. Взлохмаченный, утопающий в слишком просторной футболке, он ничем не ассоциировался с тем представительным молодым мужчиной, которого некоторые боялись, некоторые — недолюбливали, но большинство — завидовали.

— Сочувствую, — проронил он.

— Спасибо.

Вика хотела добавить: «Почти как ты вчера», но не стала. Какой толк? Пугать его уже поздно, а в остальном его жизнь — это его жизнь. Макс тем временем присел на первую ступеньку крыльца и потёр переносицу. С яблони в саду сорвалось последнее яблоко, гнилое с одного бока. Вика тоже опустилась рядом, хотя собиралась пройтись по лесу.

— Я тебе должен, — констатировал Макс безрадостно. — Если деньги брать не хочешь, давай что-нибудь полезное сделаю? Прибью там или распилю. Чем вы тут занимаетесь?

Вика улыбнулась. Представить, что Макс в его строгой рубашке, подчеркивающей регулярные тренировки в зале, с его гладкими ладонями и чистыми ногтями, в его до блеска вылизанных ботинках возьмется за топор или молоток, не удавалось.

— Отдыхай, — Вика оперлась на его плечо, чтобы встать.

— Каким образом? — Макс запрокинул голову. Глаза у него посветлели. — Как здесь можно отдохнуть?

Вика колебалась. Пожалуй, конечно, не стоит оставлять его одного — мать вцепится клешнями и вытрясет даже то, о чем он никогда не думал. Испортит настроение. Детей переполошит.

— Пойдем со мной, — она махнула рукой. — Научу.

Но прежде заскочила в прихожую и забрала две пары резиновых сапог. Одни свои (ну или матери, кто первым встал, как говорится), вторые — отца. Что ж, Максу не привыкать.

— Натягивай, — протянула она ему сапоги. — Рано еще, роса не сошла.

— Это, — Макс выразительно кивнул на обувь, — я в последний раз натягивал в детстве. Потом приоритеты поменялись и теперь в основном натягивают меня.

Но он покорно стащил ботинки стоимостью в Викину зарплату и оставил их за дверью. Большего доверия от него, наверное, ждать не стоило.

В молчании миновали калитку и вышли на узкую занесенную листьями и желтой хвоей тропу. Лес растекся по пологому холму золотисто-изумрудным пятном. Над правым краем занимался тусклым румянцем рассвет, просачиваясь сквозь корабельные мачты сосен, занимая их иллюзией пожара. Тропа виляла, взбиралась по скользким от мха валунам, уводя в совершенно сказочную рощу.

— Ты уверена, что правильно понимаешь слово «отдохнуть»? — отдуваясь, спросил Макс.

Вика смерила его взглядом: как-то не подумала, что ему лучше сердце не напрягать. Но ничто внутри нее не тревожилось. Прохлада обволакивала, лечила растраченные нервы. И Макс даже перестал казаться ей противным самовлюбленным идиотом.

— Расслабься, — предложила она. — Дыши глубже. Почувствуй, какой ты… незначительный.

— Я очень даже значительный, — возразил Макс. — Судя по тому, сколько у меня подчиненных.

— Чем ты занимаешься? — спросила Вика, когда впереди забрезжил просвет. — Ну кроме того, что мне помогаешь.

— Присматриваю за чужими мешками денег, — он хмыкнул. — Если хоть один исчезнет, меня можно поминать добрым словом.

— Кажется, ты слегка преувеличиваешь.

— Ну да, слегка. Я всего лишь отвечаю за безопасность счетов.

— Тебе нравится? — Вика отвела в сторону последнюю еловую ветку, преграждавшую путь.

Они вышли на пологую площадку, с которой открывался вид на круглое, как пятак, и такое же металлически-серое озеро. Внизу на берегу несли вахту рыбаки. Даже сверху был слышен скрип причалов и всплеск волн о каменистый берег.

— Да, — ответил Макс, подумав. — С детства любил фильмы про супергероев. А потом выяснилось, что за это еще и платят неплохо.

— Заметно, — расслабленно протянула Вика и присела на поваленное дерево, где проводила все свободное время. Издалека уже был слышен катер, выходивший каждое утро до первого льда. — Значит, противостоишь злодеям и защищаешь слабых?

— Это в основном одни и те же люди, — Макс пожал плечами и сел рядом, вытянув ноги в здоровенных черных сапогах. — Или не люди. Я еще не определился.

— Или люди, попавшие в трудное положение? Отчаявшиеся и беззащитные.

— Синицына, ты, видимо, святая. Люди просто гады прямоходящие. И даже те, кто неплохо маскируются, на поверку оказываются жадными ублюдками. Ты не представляешь, как меняется образ мыслей, когда перед глазами оказывается пара лимонов в валюте.

— У тебя тоже? — спросила Вика.

Катер рассекал озеро пополам, оставляя белый пенистый хвост.

— Иногда, — подумав, ответил Макс. — Сейчас уже меньше. Я — трусливая сволочь. И хорошо, что таких, как я — большинство.

Они помолчали. Макс сорвал сухой колосок с каплей росы на острие и зажал в зубах. Контраст от его лощеного лица и несоразмерной одежды уже не так бросался в глаза. Кажется, он умел приспосабливаться.

— Ну давай, — чересчур вызывающе бросил он. — Спрашивай. Ты же хочешь знать, почему я поехал с тобой?

— Не особенно, — отрицательно покачала головой Вика. — Я только надеюсь, что ты сам справишься и не позволишь тем причинам, что пытались убить тебя вчера, добиться своего.

— Я развожусь, — брякнул он.

Признание ухнуло в пустоту вместе с Викиным сердцем. Меньше всего ей хотелось вникать еще и в эту проблему, как будто не хватало своих. Но Макс многозначительно замолчал, и Вика поймала себя на мысли, что так вот молча он мог бы истекать кровью на ее глазах. Или уже истекал, а она не замечала?

— Посоветовать адвоката? — предложила Вика, давая понять, что не ведает жалости к нему. — У нас в штате есть один.

— Вот и все твое хваленое сочувствие? — возмутился Макс. — А как же подставить левую щеку? Пожалеть, приголубить?

— Ты справишься. Не сомневаюсь.

— Ну да. Вчера вон как справился.

Вика повернулась к нему вполоборота. Заметила, какие острые у него скулы и что зубы могли быть ровнее. Но вместе с тем упоительная энергия полной уверенности в себе захлестывала и успокаивала. Вика не смогла бы объяснить то, почему ей так легко было его прощать за колкости, кроме как злодейским обаянием.

Но она и не искала объяснений.

— Вернешься, сходи на обследование. И побереги нервы. Никакой развод не стоит жизни.

— А если я не хочу разводиться? Если мне в таком случае жить… например, неинтересно?

— Здесь метров двадцать обрыва, — Вика кивнула на грань, где от холма будто ножом отсекли кусок и багровый глинистый срез кровоточил вчерашним дождем. — Быстро и почти не больно.

— Нет, Синицына, — Макс покачал головой. — Ты не святоша. Ты — дьявол под прикрытием. И это по ходу тебе я продал совесть, душу и что там еще?

— Видимо, смелость.

— Точно.

Он встал и направился к обрыву. Вика сверлила взглядом его спину, подумав вдруг, что совсем не знает, но что он действительно способен. Сильные люди слишком туманны — в них не разглядишь отчаяния. Но проблема была, наверное, в ином: она не верила, что он сильный.

— Если я попрошу, — поинтересовался Макс, — прыгнуть со мной, согласишься? А взамен я все деньги оставлю твоей матери и детям. Им надолго хватит.

— Какой же ты дурак, — вздохнула Вика. — Меня не купишь, сколько еще повторять?

— Очень неудобно, — посетовал Макс, возвратившись и присев на корточки напротив Вики, совсем как она перед ним накануне. — Я у тебя в долгу. А кредиты меня конкретно бесят.

— Про благотворительность слышал? Мне нравится помогать. Я получила больше, чем ты, так что никаких долгов.

— Я так не могу.

— Мне жаль, — Вика встала одновременно с ним и угодила запястьями в капкан его горячих пальцев. — Лучшей благодарностью будет, если подобное больше не повторится. Постараешься?

— Маловероятно.

Вика поджала губы. Что за упрямец! Она попыталась высвободиться, но он только крепче сжал тиски ладоней. Его взгляд лез ей прямо в душу холодными слизистыми щупальцами, ощутимо и болезненно. Вика отвела глаза, но облик Макса уже отпечатался на сетчатке. Когда-то все это уже было — пройдено, прожито, забыто. Когда-то давно, когда она еще думала, что сможет покориться. Когда покориться хотелось до дрожи, но оказалось — не нужно. И она поклялась не повторять ошибок. Ради детей.