Предатель, который сыграл любовь

Глава 41

Утро новой смены все встретили с телефонами в руках. Съемочная группа перекидывала друг другу ролик с избиением Курагина и бурно обсуждала это событие.

Сегодня у Владлена были съемки с третьей сцены, и все ждали его приезда. На видео было плохо видно, насколько в печальном положении находится лицо актера, и режиссер Романов вместе с администратором Натальей тусили в гримерке, хотя для приезда Курагина было еще рано. Если окажется, что гримеры не смогут замазать следы побоев, то придется менять график съемок на ближайшие дни, пока отеки и фингалы не заживут.

А изменение графика — это целая проблема. Занятость актеры подают в отдел планирования заранее, ведь у одних гастроли, у других работа в театре, у третьих съемки в других проектах. У некоторых вообще все и сразу. Если начать менять сцены и дни местами, то вполне вероятно, что вообще снимать будет нечего.

Прима Ольховская сидела в кресле перед зеркалом, предоставив возможность Ольге наводить красоту, и разглагольствовала:

— Мне Нина как вчера этот ролик показала, так я чуть знакомому сценаристу не позвонила. Такой сюжет пропадает! Сначала Владлен представляется подлецом, который удрал от беременной подруги. Потом выясняется, что он ей сюрприз готовил, а теперь объявился настоящий отец ребенка и чуть не убил нашего Владика.

— А что, если он действительно пытался от нее сбежать? — с любопытством поинтересовалась Вика.

Кроме нескольких людей о реальном положении вещей никто не знал, и девушка решила проверить, что скажут люди, если узнают настоящего Курагина.

— Тогда бы она уже тоже что-то в сеть выложила, — предположила прима, — но он не такой. Будь он подлецом, я бы его презирала.

— Пора начинать, — тихонько пробормотала Ника и громко спросила, — а вы смогли бы работать с человеком, которого презираете?

— Ох, деточка, — вздохнула Ольховская и закрыла глаза, давая возможность Ольге нанести тени на веки, — мне с такими прохиндеями и подлецами приходилось работать, что вспомнить стыдно. На одном долгом проекте у нас был исполнительный продюсер Юра Моисеев. Так он девчонок из постоянной массовки приглашал к себе в кабинет для любовных утех. Те, кто отказывал — выгонялись. А однажды он начал приставать к девочке-админу, а она мать-одиночка, дочку растила и маме-пенсионерке помогала… Так она, чтобы избежать его домогательств, побрилась налысо!

— Ничего себе! — ахнула Вика. — И помогло?

— Еще как, — ответила Ольховская, — он в ее сторону вообще смотреть перестал. А вообще, он — редкостный мудак.

При этих словах руки Ольги замерли, а Романов удивленно оглянулся. Хоть он и был когда-то женат на Ирине Ольховской, но бранной ругани за ней не водилось. А тут «мудак», да еще и редкостный… Все ждали продолжения рассказа, и прима не заставила слушателей ждать. Она вновь заговорила:

— Сначала он был простым локейшеном, подбирал объекты для съемок, а потом хорошо так подмазался к генеральному и стал исполнительным продюсером. Ввел систему штрафов за все подряд и отменил премии за хорошую работу. Не стеснялся домогаться до женщин… А однажды случилась кража — из продюсерского сейфа исчезло пять миллионов рублей. Только вот занимались этим делом какие-то мутные полицейские. Допросили нескольких человек, обвинили в краже директора группы Дениса Волкова и ушли.

— В смысле — арестовали? — не поняла Вика.

— В том-то и дело, что нет, — хмыкнула Ольховская, — просто обвинили и уволили. А Моисеев себе через месяц квартиру в Химках купил. И все знали, что Денис — хороший парень. Просто доступ к сейфу помимо Моисеева имели два директора натурных площадок: Ден и еще один. Но второй с руководством дружил, стучал на коллег… Моисеев с ним штрафами потом делился. А Волков за правду был, вот его и подставили. Доказательств нет, а повод для увольнения идеальный.

— Ну и гад, — протянула Ника, — и люди продолжили с ним работать?

— А куда деваться, деточка, — вздохнула прима, — шла вторая половина нулевых, работы мало. Вот все и держались. Но это не конец истории. Слушайте дальше. Прошел примерно год. После той кражи в коридорах установили камеры, сменили охрану и тут, — Ольховская выдержала паузу и торжественно произнесла, — из продюсерского сейфа пропадают восемь миллионов рублей. Как вам?

— Да пипец, — присвистнула Ника, — и кого на этот раз обвинили?

— Уборщицу! Тетю Валю, — от воспоминаний на приму нахлынули эмоции, и она вспомнила свой праведный гнев, — такая хорошая пожилая женщина. Она жила при студии в коморке. Деньги на съеме квартиры экономила, семье сына помогала. Они ипотеку выплачивали. И тут на нее вешают эту кражу. Хотя у нее даже ключей от этого кабинета не было. Она там днем полы мыла, пока Моисеев за своим столом сидел.

— А как же камеры? — удивилась Вика.

— По чудесному стечению обстоятельств они в тот день не работали, — возмущенно произнесла Ольховская, — тетю Валю уволили без оплаты за отработанный месяц, полицию даже вызывать не стали. Валя тогда так плакала. Съемочная группа и актеры тогда скинулись, и конверт с деньгами ей вручили. Больше ее зарплаты вышло, а кто-то из ребят помог ей в другое место работать устроиться. Все прекрасно понимали, куда ушли денежки. А Моисеев вскоре себе новенький красный мерседес купил. Так-то!

— Действительно, редкостный мудак, — произнесла Ника, — а у меня тоже есть мерзкая история про исполнительного продюсера.

Все с любопытством на нее уставились. Ольховская была почти готова, Ольге осталось только припудрить звездное лицо, а Соловьев снова опаздывал. Самое время потравить киношные байки…

— Мы снимали полный метр про недалекое будущее, — заговорила Ника, — и был у нас исполнительным такой Александр Заварин, лысеющий толстячок. Первое время все было нормально, со всеми нормальные отношения… Почти месяц работали без сюрпризов от руководства. И тут нате, хрен в томате. Костюмерша у нас в группе была польских кровей — Мануэла Паль. Девушка полноватая, но с огромной грудью. Размер — не меньше шестого. И вот в обеденный перерыв зовет ее Заварин к себе в кабинет, она уходит. А мы на улице стояли, у павильона — на Подъемной съемки были… Вернулась Мануэлка через три минуты, молча закурила и говорит: «Все ребята, я с вами больше не работаю. Он меня уволил». Мы давай спрашивать: почему, да за что? Все знали, что она хороший костюмер, работала без косяков. А она и отвечает: «Пригласил он меня и предложил с ним трахаться, а если откажусь — то уволит». Потом на ее место худенькая девушка пришла работать. Заварин больше ни к кому не домогался, такой груди, как у Мануэлы больше ни у кого не было. Вот такая история.

— Да уж, — пробормотала Вика, — хорошо, что у нас исполнительный нормальный.

Романов глянул на часы и проворчал:

— Исполнительный то нормальный, а вот актер Соловьев вообще охренел. Уже на площадку пора выходить.

Он взял рацию и спросил:

— Татьяна, ты Соловьеву дозвонилась?

— Да, — раздался сразу из четырех раций голос ассистентки по актерам, — говорит, что в пробке стоит. Но врет, голос сонный.

— Ясно, — проговорил Романов и злобно прищурился, — теперь он у меня точно в кому ляжет.

В этот момент распахнулась дверь и вошел Владлен. Его глаза закрывали огромные солнцезащитные очки, вокруг которых предательски расползались фиолетово-бордовые разводы синяков.

Он молча снял очки и повернулся к Ольге. Художник по гриму сокрушенно покачала головой, давая понять, что с такими побоями и отеками ни один грим не справится. Из китайского пчеловода легче сделать Бреда Питта, чем придать Курагину человеческий облик.

Романов тяжко вздохнул и поднес к губам рацию:

— Ребята, планирование. Сцены с Курагиным сдвигаем на две недели. Капец, он страшный.

— Принято, — прохрипела рация и затихла.

Режиссер повернулся к Владлену и сказал:

— Езжай-ка ты домой и держи нас в курсе выздоровления.

Курагин пожал Романову руку и молча вышел. Вика смотрела бывшему возлюбленному вслед, и ей совсем не было его жалко.