Скажи мое имя

– По этим договорам произошел страховой случай, – равнодушно констатирует второй безопасник. – Пожар на паркинге. Ущерб на двенадцать миллионов.

Я замираю, не зная, как реагировать. Почему они все это говорят мне?

– И вот в чем дело, Лея, – понижает голос до устрашающего баритона мужчина. – На лицо мошенничество.

– Что? Я… не понимаю, – лицо снова начинает гореть.

– Полисы появляются в системе позже положенного срока, страховой случай заявлен до даты страхования. Крупный ущерб. Сомнительные обстоятельства.

Глупо таращусь на людей, сидящих передо мной. Ничего не понимаю. Причем тут я?

– Кто принес тебе эти договоры?

– Александр Германович, – сквозь ком в горле говорю я.

– Ложь. Ты работала напрямую с Атлантикой? – голос становится более угрожающим.

– Нет, я никого там не знаю, – от прессинга глаза обжигают слезы.

– Ложь. С твоего номера зафиксировано несколько звонков на рабочие телефоны "Атлантики", ты внесла договор задним числом, ты путаешься в показаниях.

– Позвоните Александру Германовичу, он скажет, что это не я, – цепляюсь за последнюю надежду.

– Дело в том, Лея, что мы уже связались с ним. И он понятия не имеет, о каких договорах речь.

– Но этого же его клиенты! – почти кричу я.

– Но конкретно об этих полисах он в первый раз слышит. С ним Атлантика не связывалась.

– Этого не может быть, – я отчаянно размазываю слезы по щекам.

– Договоры без подписи страховщика. Как ты это объяснишь? – вмешивается в разговор Камилла Георгиевна, поднимая вверх папку. А в системе ты проставила Яковлева.

– Но это же его клиенты, – как заведённая повторяю я.

– Значит так, Лея, – жёстко говорит тот, второй, молчаливый безопасник. – Сейчас ты садишься писать объяснительную. Подробно, с указанием всех участников вашей схемы. Напишешь хорошо – отделаешься увольнением, без передачи дела в суд.

Я захлебываюсь слезами. Из меня вырываются какие-то звуки, слова оправдания, просьбы, мольбы мне поверить, но это все летит мимо их ушей.

Двое самых страшных мужчин, которых я встречала в своей жизни, тихо встают и кидают напоследок:

– Камилл, проследи.

Когда они выходят из кабинета, я уже не сдерживаю громких рыданий. Глаза застилает пелена из слез. Как же так может быть? Разве можно обвинить человека просто так?

– Успокаивайся и садись, пиши, – спокойно говорит Камилла Георгиевна.

Я поднимаю взгляд на нее и вижу, как она вытаскивает ручку и листок бумаги.

– Я не знаю, что писать. Я правда ничего не делала, просто внесла полисы.

– Пиши все, как было, – почти сочувственно говорит она. – Я бы хотела занять твою сторону, но факты не на твоей стороне. Подумай, чьему слову поверят: Яковлева, который занимает не последний пост в этом компании и обладает безупречной репутацией, или девчонке из неполной семьи, чей отец всю жизнь пашет на заводе за копейки.

– Он бригадир… – меня бесит то, как меня выставляют нищей.

– Но выглядит все именно так. Ты либо глупая девчонка, которая решила быстро заработать, либо тебя подставил замдиректор. Согласись, во второй вариант верится труднее.

Ее слова бьют меня словно обухом по голове. Это бред, конечно, бред. Полный. Немыслимый.

Прикрываю глаза, чтобы немного собраться. Нужно просто ему позвонить. Да, Александр все решит. Он же знает, что я этого не делала, он принес эти договоры, он… нет, он тоже сделать этого не мог. Это какое-то глупое стечение обстоятельств. Или здесь замешан кто-то другой! Он все выяснит. И все будет хорошо.

Делаю глубокий вдох и приступаю к объяснительной. Подробно описываю все события от момента, как полисы оказались у меня на столе и до того, как убрала их в папку. Отдельно приписываю, что вообще об этой компании до этого момента не знала, как и об этом страховом случае.

Без давления со стороны пугающих безопасников мысли удается выразить логично и последовательно. Я уверена, это недоразумение легко разрешится после одного моего звонка.

Камилла Георгиевна отпускает меня домой, объясняя, что с этого дня я в неоплачиваемом отпуске, пока идет разбирательство. Я хватаю свою сумку и, стараясь не смотреть на любопытные лица девчонок, вылетаю из офиса. На улице сразу набираю Александра. Идут долгие гудки, но трубку он не поднимает. Конечно, его отец…

Домой возвращаюсь, как на иголках. Расхаживаю из стороны в сторону не в силах взять себя в руки. Грудь спирает страхом. Даже паникой. Что же будет? Чем это грозит мне, если они не разберутся?

В тот же день я набираю Саше ещё несколько раз, но в ответ – только длинные гудки, сменяющиеся короткими. Разрастающаяся дыра в груди начинает давить на все внутренние органы, как опухоль. Я запираюсь в комнате и плачу, не позволяя войти даже отцу. Мне страшно, очень страшно.

Следующий день не приносит ничего хорошего. Меня снова вызывают в службу безопасности и уже на их территории подвергают жесткому прессингу, выбивая признание, которое я дать не могу. На меня давят, меня запугивают. Я выхожу от них с трясущимися руками и страхом перед будущим. В десятый раз набираю Александру, но теперь его телефон выключен. Мне не хочется думать о нем все эти ужасные вещи, которые вложила мне в голову Камилла Георгиевна, но невольно, это все равно происходит.

Думаю, сейчас помочь мне может только один человек.

Я дожидаюсь конца рабочего дня и ловлю ее у выхода из здания.

– Вика, – окликаю я уже бывшую подругу.

Она поворачивается и вздрагивает. В ее глазах я вижу страх.

– Поговорим?

Лицо подруги меняется за секунду: из растерянного в отстранённое. Знаю эту ее привычку слишком хорошо, чтобы понимать, что она старается казаться хладнокровной. Всегда так делает, чтобы не выказать слабость.

– Лея, – сухо отзывается она, перекидывая сумочку на плече и окидывая взглядом спины девчонок из отдела.

Они уже ушли вперёд, не заметив пропажи подруги. Оставив ее на растерзание мне.

– Вика, зачем ты соврала? – спрашиваю в лоб, потому что нервы на пределе. – Ты понимаешь, в чем меня обвиняют?

– Потому что мне нужна эта работа! – сразу взрывается она, даже не пытаясь себя оправдать. Маска слетает с лица так же быстро, как появилась. – Два года работы, ни одного косяка, а стоило тебя сюда устроить, и все пошло через жопу.

Вика активно жестикулирует руками, задевая сотрудников, потоком выходящих из здания. Я немного смещаюсь в бок на крыльце, чтобы избежать лишних глаз и ушей.

– Ты же знаешь, что я не виновата, просто скажи Камилле, что это ты мне посоветовала ввести договоры задним числом.

– Какая же ты эгоистка, – зло шипит подруга. – Хочешь, чтобы и меня поперли вслед за тобой? Ты забыла, что на мне два кредита, доставшиеся от бывшего мужа? И что я одна живу, без помощи родителей?

– Вика, ты сама себя слышишь? Ты понимаешь, что меня судить будут? Меня в мошенничестве обвинят, если ты ничего не скажешь.

– Меня достало уже твое нытье. Я тебя на работу устроила, обучала, блин, в счёт своего времени, косяки твои все время прикрывала, а ты, похоже, сюда тр*х*ться пришла. Повзрослей, а? И научись уже брать ответственность на себя. Не я тебе сказала внести договоры без подписи агента. Я просто сказала, что Атлант вечно с договорами тормозит. Ты могла, блин, голову включить, и ничего бы не было.

– Вот это и скажи! Этого будет достаточно, чтобы подтвердить мою версию. Я тебя прошу, пожалуйста. Я же с твоих слов все это сделала.

– Слушай, – она нервно проводит ладонью по лицу, – Тебя это все равно не спасет, там, говорят, и звонки с твоего рабочего телефона были и полисы неизвестно кем заполненные. И косяк со вчерашними договорами, которые мне пришлось довводить… Камилла вчера всю статистику по тебе подняла. Я не буду себя подставлять. Мне нужна эта работа.

– Значит, меня подставить можно? Наша дружба вообще для тебя ничего не значит?

– Дружба? – ее голос снова взлетает на несколько октав вверх. – Ты, блин, как ребенок, которого мне навязали. Я тебя везде за собой таскаю, все за тебя разруливаю, и все равно ты все время получаешь то, что не заслуживаешь. А по поводу подставы… ты бы лучше у "парня" своего спросила.

Глаза Вики горят такой ненавистью, что я съеживаюсь от каждого произнесенной ей слова. Так вот, значит, как она меня видит? И никакая это не дружба, оказывается… От того, как манерно она произносит слово "парень", комок в груди разрастается все больше. Что это за намеки?

– Не делай такие глаза, Лея! – вбивает она гвозди в гроб моего самообладания. – Я же сказала тебе, что "Атлантика" – клиенты Яковлева. Неужели ты думаешь, что это совпадение? – ее слова колючие и жесткие находят прореху в моем мозгу и устраивают там переворот. – Такой неожиданный интерес со стороны большого босса к мелкой девчонке из корпоративного отдела… Да они забавляются так со своим дружком!

– Что? – сухие губы с трудом разлепляются.

– Неужели ты думала, что такие мужики способны запасть на тебя? Даже смешно, честное слово! Это у них что-то вроде корпоративного соревнования: кто быстрее разведет новенькую на секс. С тобой прям провозились, хочу сказать, – злая насмешка не ранит, потому что дыра в груди ничего не чувствует.

Ощущаю, как кровь отливает от лица, как слабеют мышцы, как желудок скручивается узлом.

– Кто? – выдыхаю из последних сил.

– Мудак Че и его вечный партнер Яковлев. Видимо, стало скучно, и они решили не только повеселиться, но и бабло отмыть. А тут ты – святая наивность. Так что с ними и разбирайся. Я тебе ничем помочь не могу.

Вика приподнимает ладони и делает шаг назад, намереваясь уйти. Я не чувствую губ, не чувствую тела, только сердцебиение шумит в ушах, напоминая, что я ещё жива. Ее слова забираются в каждую щёлочку моей ослабленной уверенности в Александре. Стучат молоточками "ты же чувствовала, знала". Складывают картинки в пазл: все эти странные перешептывания, неожиданный интерес ко мне, настойчивость Руслана и… Нет. Нет, нет, нет. Не правда. Не правда!

– Откуда ты знаешь? – кричу уже в след уходящей Вике.

Она застывает, но не оборачивается.

– А ты как думаешь? – горько бросает она.

Осознание потрясает очевидный факт.

– И кто победил? – срывающимся голосом говорю я.

– Че.

Она произносит его фамилию, словно ставит точку. Жестко и болезненно. А потом снова возобновляет шаг. Я стою не в силах сдвинуться с места, как дерево, пораженное молнией – сгорая до тла.

– Почему ты мне не сказала?! – кричу в след бывшей подруге, когда она оказывается уже у самой дороги.

Она оборачивается, не сбавляя шаг, ее волосы треплет ветер, закрывая лицо.

– Потому что я плохая подруга! – кричит в ответ.

Клянусь, в этот момент я вижу улыбку на ее лице.

***

Я набираю этот чертов номер в миллионный раз. В этот день, на следующий и еще через день. Ответ всегда одинаков – аппарат абонента выключен или вне зоны действия сети.

Когда на дисплее высвечивается номер Камиллы Георгиевны, я не жду уже ничего хорошего. Апатично отвечаю на звонок, отстраненно выслушиваю приговор.

Меня в компании больше не ждут. Никаких обвинений не будет, прямых доказательств нет. "Пожалели мелкую дурочку" – эмоционально выговаривает мне бывший руководитель. За трудовой можно не приходить, в любую контору в Москве мне путь заказан – единые черные списки эйчаров работают не на моей стороне.