Греховная страсть

Глава X

Итак, мадам подарила мне свою библиотеку.

Теперь я могла читать что угодно и сколько угодно. И это занятие поглотило меня целиком. Как-то я наткнулась на одну книгу, которая вновь возродила во мне интерес к тайне, связанной с книгой и могилой. И вот в один из дней, сразу после мессы, я подошла к Беранже и открыто спросила его:

— Где могила?

Тряхнув головой, он молча отошел от меня, так ничего и не ответив. Однако я видела, что он прекрасно понял, о чем я его спросила. Позже, когда мы обедали, он выпил много вина и, закончив есть, уже собрался уходить, но я перегородила ему дорогу:

— Не уходи от меня, я задала тебе вопрос.

— Я не понимаю значения этого вопроса, он совершенно бессмыслен.

— Нет, — сказала я, не давая ему пройти. — Ответь мне, для меня это очень важно.

— О чем ты говоришь?

— Ты отлично знаешь, о чем я говорю — о могиле. Беранже, что ты там нашел?

— Кто вложил такие мысли в твою голову?

— Ты не можешь это хранить в секрете от человека, который любит тебя, — сказала я, и голос мой задрожал.

— Мари… — начал он, но я не дала ему закончить.

— Где могила? И где книга? Где это все?

В следующий момент он обнял меня за талию, быстрым шагом направился со мной к церкви, приговаривая:

— Ты давно не исповедовалась, Мари.

— А мне не в чем исповедоваться перед тобой.

— Это ложь, — сказал он.

— Тебе самому следует исповедаться во всех своих секретах, что ты скрываешь от меня.

— Ну почему, ну почему ты всегда лезешь не в свое дело? Может, у меня быть моя собственная жизнь?

— А моя исповедь — это твое дело? Ты приготовился выслушать мою исповедь, не желая исповедаться сам?

— Я твой священник, Мари, это, если хочешь, моя работа.

— Ты не мой священник.

Беранже вытаращил на меня глаза:

— А кто же я тогда, кто я тебе?

Он смутил меня этим вопросом.

— Что ты имеешь в виду?

— Кто я тебе, Мари? — Его голос звучал совсем растерянно.

— Господи, твоя воля. Я думала ты знаешь ответ на этот вопрос.

Он открыл дверь кабинки для исповеди и втолкнул меня туда. Сам зашел в соседнюю и закрыл дверь.

— Я думал, что мы с тобой друзья, Мари, — начал он.

— Друзья, — передразнила я его иронично.

— Ну, может быть, компаньоны, ты мой единомышленник, — пытался он подобрать слова шепотом. И потом ласково добавил: — Мое сердце, моя душа.

И вдруг я начала в действительности исповедоваться.

— Святой отец, я согрешила. Это было… — я сделала паузу, подсчитывая, — шесть лет назад, когда ты приехал в Рене. — Мы сидели вместе молча, слушая ритм дыхания друг друга, ощущая пульс друг друга. — Я согрешила так много раз, что мне даже трудно вспомнить. — Я споткнулась на этой фразе и перестала говорить. Я слышала, как Беранже прильнул ухом к стене со своей стороны, но не могла заставить себя продолжить. — Я не могу сделать этого, — сказала я и вышла из кабинки.

— Подожди, Мари, — начал Беранже.

— Ну что еще, — остановилась я у двери.

— Боюсь, я обидел тебя, мой ангел, боюсь, я причинил тебе вред.

Я отошла на шаг назад и спросила:

— Причинил мне вред, втолкнув в исповедальню? Да нет, со мной все хорошо.

— Нет. Гораздо хуже, чем это. Боюсь, я усомнил тебя в твоей вере.

— Ну почему? Мои сомнения — это не твоя вина.

— Я не отвечал должным образом на твои вопросы. Если бы только я знал, как это сделать, я бы сделал это много лет назад.

— Все в порядке, мой дорогой, ты отвечал, как мог.

— Я не был тебе хорошим священником, Мари.

— Я и не хотела священника, — сказала я. — Я хотела тебя как мужчину. Это неправильно, я знаю. Но ничего не могла поделать с собой еще тогда, когда впервые увидела тебя. Зачем-то же Бог свел нас вместе.

— Я уже больше ничего не знаю, Мари, — сказал он. — Раньше я думал, что он проверяет меня, насколько я предан ему.

— А сейчас?

— А теперь произошло много такого… я уже больше ни в чем не уверен. — Помолчав он вдруг прошептал: — Я не прав, Мари. — И вышел из исповедальни.

— Почему, мой дорогой? Почему ты говоришь такие вещи?

— Я потерялся, и это правда. Не могу передать тебе свои страхи.

— О чем ты говоришь? Какие страхи?

— Мои страхи, Мари. О том, что все, что я делал, — все впустую. О том, что Бога нет и все это придумали люди. Кому и чему тогда я служу?

— Ты не должен говорить такие вещи, Беранже. Ты не потерялся. Бог всегда с тобой.

— Ах, Мари, я в этом не уверен. — Он отошел от меня, подошел к строительному мусору, который не успели убрать, и пнул ногой самый большой камень, который там был. — Я не знаю, чего Бог хочет от меня, Мари, — сказал он. Его глаза почернели, он смотрел куда-то мимо меня. Потом он оглянулся, опасаясь, что кто-то мог увидеть его выходку.

— Я молюсь ему, но он мне не отвечает.

— А чего ты хочешь от него? — спросила я.

Он расхохотался:

— Чего я хочу от Бога? Я хочу порядка. Я хочу мира. Я хочу, чтобы он дал мне о себе знать, чтобы он дал мне уверенность в том, что он есть. Я столько раз молился ему, но он ни разу не ответил мне, ни разу не подтвердил своего присутствия. Мне, священнику! Ни разу, Мари. И что же мне делать, — заорал он в потолок. — Как я могу служить, не зная — кому?

Голос его разносился по залу, и я испугалась, что кто-нибудь может услышать его. Потом он как-то весь сгорбился и присел на скамью. Я села рядом с ним. Он снова начал.

— У меня сомнения, Мари. Что я делаю здесь? Я провожу мессы, почему люди верят мне?

Он говорил, говорил, словно, накопив за долгие годы свои сомнения, вопросы, жалобы, он не нашел ни одного человека, кроме меня, кому смог бы поведать все это. Я положила свои руки ему на плечи и стала нежно гладить, массируя их. Я почувствовала, что он расслабился. Затем он повернулся ко мне, прильнул своими губами к моим губам. Он целовал меня страстно и долго. Потом он начал целовать лицо, шею. Я закрыла глаза. Начала молиться про себя. Когда Беранже оторвался от меня, я ему прошептала:

— Может быть, Бог хочет нашей встречи, мой дорогой. Может быть, он хотел, чтобы мы нашли друг друга. — Его глаза все еще были закрыты. И я ему сказала: — Пожалуйста, прости меня. Наверное, в этот момент я должна была поступить по-другому. Наверное, я не должна была пользоваться твоей слабостью.

Какое-то время он молчал, потом накрыл мою руку своей и сказал:

— Твое поведение было весьма деликатно, Мари. — Я действительно нашел могилу.

И вот что он мне рассказал.

Вечером, накануне приезда рабочих, он решил подготовить церковь к возведению нового возвышения для проповедей. Проходя уже в который раз мимо алтаря, он вдруг увидел на одном из камней странный знак, указывающий направление — вниз. Беранже осенила идея, что следует копать. В тот же вечер он заперся в церкви и начал копать, копать, копать и копал несколько ночей, пока не раскопал небольшую дубовую дверь, отделанную металлом.

Естественно, дверью давным-давно никто не пользовался, ручка сгнила. Беранже сразу понял, что эта дверь и все, что за ней, имеет отношение к очень давним временам и, возможно, было сделано гораздо раньше, чем появилась наша деревня. Несколько минут он смотрел как завороженный, когда же вышел из глубоких раздумий, он открыл дверь, там были ступени. Затем он внимательно оглядел церковь. Убедившись еще раз, что никто не наблюдает за ним, он стал осторожно спускаться вниз. Там, внизу, он обнаружил несколько подвальных помещений. Полы этих своеобразных комнат-склепов были уставлены гробами разных форм и размеров.

Тут он сделал паузу.

— И что? Что еще? — поторопила его я.

— И ничего! — сказал он. — Больше я ничего не нашел.

— Ничего? И даже книги? — спросила я.

— Я не мог ходить по этим комнатам, — сказал он, — не мог себя заставить. Наверное, я мог бы пройти их все, мог поискать там, хотя толком не знаю что, но мне не хотелось этого.

— Но почему ты не рассказал мне об этом, мой дорогой? Почему ты был таким скрытным?

Он вздохнул:

— Я всего лишь хотел оградить тебя от этого, защитить. Я ведь не поверил австрийцу. Хотя он и предупреждал меня о том, что я могу найти здесь, но я не поверил ему. Мне казалось, что война окончательно свела его с ума.

Я подошла к подмосткам, приподняла крайнюю доску и увидела дверь. Мне немедленно хотелось спуститься туда и увидеть все, о чем говорил Беранже. Но для этого нужен был фонарь.

— У тебя есть, чем можно посветить? — спросила я.

Некоторое время Беранже стоял неподвижно, потом подошел ко мне, обнял за талию и произнес мое имя:

— Мари!

Я всем телом ощущала прикосновение его рук, его нежные поглаживания, его дыхание. Я закрыла глаза и в ожидании замерла. Он прикоснулся своими губами к моим. И, о да! Я и не думала, что поцелуй может быть таким долгим, нежным и страстным. Я вся растворилась в нем, меня словно уже и не было в теле, а только дух мой смотрел на меня откуда-то со стороны. Беранже целовал меня. И я чувствовала это, я знала, — он хотел меня. Я могла ощущать его желание. Он оторвался от губ, но я все еще не приходила в себя. Тогда с новой силой и неистовством он начал ласкать мою грудь, плечи. Внезапно он, словно бы опомнившись, оторвался от меня, и мне захотелось плакать. Я боялась, что между нами больше никогда не произойдет ничего подобного.

Через несколько минут мы начали вместе спускаться вниз. Свет был совсем тусклым, и было тяжело дышать из-за спертого воздуха, но любопытство брало надо мной верх, и я продолжала двигаться. Интересно, кому могла прийти в голову мысль устроить гробницу на такой глубине, но когда я увидела ее размер, то удивлению моему не было границ.

Внизу было холодно и сыро. Беранже, видимо, освободил только часть прохода, или он был не главным, идти вместе было нельзя, и мы шли по очень узкому коридорчику друг за другом, опираясь руками на стену. Мы шли очень долго, и когда я обернулась, чтобы посмотреть, что осталось позади, то увидела только кромешную тьму. Это испугало меня, и я решила больше не оглядываться.

Вскоре мой страх стал утихать. Рядом с Беранже я почувствовала себя абсолютно уверенно. Свет свечей горел достаточно ярко, или это глаза уже привыкли к темноте.

Гробы были совершенно разными, некоторые деревянными, некоторые металлическими, некоторые деревянными с металлической отделкой. Я обошла все помещение, заглядывая в каждую щель, стараясь найти книгу видений, но не нашла. Вместо этого я увидела большую и широкую дверь, в которую без труда мог пройти обычный человек, не касаясь ее краев и верха. Я повернулась к Беранже и спросила его, знает ли он, что за этой дверью.

— Нет, — громко ответил он. — Дальше я не пошел.

Тогда я попросила его открыть дверь.

Эта комната казалась более древней. Стены местами уже начали обсыпаться, с потолка свисала паутина, и общий вид был какой-то устрашающий и угрожающий. Было недостаточно света, чтобы рассмотреть, что там, внутри. Мы зажгли еще одну свечу и подняли их над головами. Беранже стоял впереди меня, и мне стало не по себе, когда я услышала его восклицания:

— Да хранит нас Господь.

Я выглянула из-за его плеча и практически сразу же отшатнулась. На полу, между гробами, валялись полуразвалившиеся скелеты. И не было видно ни конца ни края этому помещению.